Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

110 лет Вадиму Шефнеру

…ВСЕМ УШЕДШИМ, ВСЕМ ЗАБЫТЫМ ВОЗДАЁТСЯ

Есть в Петербурге замечательный поэт — Алексей Ахматов. Однажды я спросил у него:

— Вот если бы Пушкин перенёсся в наше время и прочёл бы современных поэтов, что бы он сказал, как вы считаете?

Ахматов ответил:

— Он был бы в восторге. Он бы закричал: «Как здорово, что можно так писать!» И самый бурный восторг вызвали бы у него стихи Вадима Шефнера.

Поверьте, Алексей Ахматов кое-что понимает в поэзии, и его мнение на сей счёт следует принимать всерьёз.

…Стало быть — Вадим Шефнер.

Был в моей студенческой жизни такой досадный случай. Мне поручили сделать интервью для факультетской газеты, в номер, посвящённый 9 Мая. Интервью с ветераном войны Вадимом Шефнером. Дали его телефон. Я позвонил. Шефнер сразу же согласился, назначил мне день и час для встречи…

А я на встречу не пошёл.

А просто так. Видно, были какие-то более важные дела.

А теперь что? Кусай локти.

Единственное, что меня как-то оправдывает в собственных глазах, — это то обстоятельство, что в ту пору я Шефнера толком не читал. Совершенно не знал его стихов. Даже не догадывался о существовании «Сестры печали» — повести, которая потом разорвалась в моей душе, как бомба.

Вы не читали «Сестру печали»? Если нет, то это упущение необходимо как можно скорее исправить. Во-первых, это, несомненно, лучшее в русской литературе произведение о Ленинградской блокаде. Во-вторых, это одна из лучших во всей русской литературе повестей о любви. Да, вот такое сочетание: блокада и любовь. Причём о любви рассказано так, что сам влюбляешься в героиню, — образ вышел мало сказать живой, нет, больше того, — он сродни вечным образам греческой мифологии, древним архетипам. И ещё эта повесть — гимн Васильевскому острову; второго такого признания в любви к городу (даже не к городу, — к одному из его районов) я просто не могу вспомнить. И этот гимн, он без выспренних фраз, без возвышенных слов, просто действие повести по большей части происходит на его линиях и проспектах, и любовь, юность, Васильевский остров сливаются в единое целое, неразделимое…

И если обратиться к поэзии Шефнера, которая, по словам Алексея Ахматова, привела бы в восторг самого Пушкина, то, конечно, это особая статья. К ней нужно быть готовым. Хочется сказать, что она проста и лишена эффектности, но это неправда: когда вчитаешься в эти стихи, увидишь, что они отнюдь не просты и полны потрясающих поэтических эффектов. Просто это не те эффекты, что ошарашивают читателя, словно внезапный удар дубиной (как это бывало, к примеру, у Бальмонта или, допустим, у Андрея Вознесенского)…

Вот, например, одно из эффект­нейших его стихотворений — «Ворота в пустыне»:

Синеют древние письмена
На изразцах колонн.
«Ворота счастья» — надпись дана
На арке с двух сторон.

По эту сторону и по ту —
Горькие солонцы,
По эту сторону и по ту
Строит мираж дворцы.

Путник, дойдя до этих ворот,
Надеждой давней томим,
Войдёт в них, выйдет, мир обойдёт —
И снова вернётся к ним.

Он станет в их тень, в прохладную тьму,
Взгрустнёт о пути своём:
«Где моё счастье, я не пойму:
В грядущем или в былом?»

И снова он по кругу пойдёт,
Подавив усталости стон.
А счастье — только в тени ворот,
Но об этом не знает он.

Вот посидите и поразмыслите над этими строками. Стихотворение завёрнуто, как лента Мёбиуса, конец его переливается в начало, — но уже другой стороной; мысль замкнута сама на себя, а образ — ворота в пустыне — рождает в памяти опять-таки древние мифологемы, античные или ещё более давние.

Или вот это стихотворение:

Отлетим на года, на века, —
Может быть, вот сейчас, вот сейчас
Дымно-огненные облака
Проплывут под ногами у нас.

И вернёмся, вернёмся опять
Хоть на час, хоть на десять минут.
Ничего на Земле не узнать,
В нашем доме другие живут.

В мире нашем другие живут,
В море нашем — не те корабли.
Нас не видят, и не узнают,
И не помнят, где нас погребли.

Не встречают нас в прежнем жилье
Ни цветами, ни градом камней, —
И не знает никто на Земле,
Что мы счастливы были на ней.

Попробую его расшифровать… Это стихотворение — о забвении, о том бездонном море забвения, в которое человечество погружается поколение за поколением. В своё время и мы погрузимся в это море («может быть, вот сейчас, вот сейчас…»); но если бы смогли вынырнуть на поверхность, то ничего не узнали бы в новом мире («в нашем доме другие живут, в нашем мире другие живут…»). И мы для всех — чужие («нас не видят, и не узнают, и не помнят, где нас погребли…»). А главное: «И не знает никто на Земле, что мы счастливы были на ней»! Не знают, что мы не набор букв на кладбищенской плите, не единицы в миллионной статистике, не массы из учебников истории, — что мы были живыми людьми, что мы бывали счастливы, что мы кого-то любили и кто-то любил нас. Точно так же, как мы не знаем, не хотим знать всего этого о людях, что жили до нас.

О том же — о бездонном море забвения — у Шефнера есть много стихов. Но вот стих «Неизвестные» — он о том же, но кончается иначе. Сначала:

…Мы их не встретим, не увидим никогда,
Они ушли — и отзвучало всё, что было.
Их без осадка, без следа и без суда
В себе стремительная вечность растворила.

Но вот финал:

Но в дни, когда душа от радости пьяна
И ей во времени своём от счастья тесно,
Она вторгается в былые времена,
На праздник свой она скликает неизвестных.

И на асфальте вырастает дивный сад,
Где всем ушедшим, всем забытым воздаётся,
И чьи-то лёгкие шаги вдали звучат.
И у калитки смех счастливый раздаётся.

Мы-то с вами знаем, когда воздастся «всем ушедшим, всем забытым», — в конце времён, когда каждый встанет перед глазами всех, когда каждого забытого вспомнят целиком, до последней секунды его бытия… Вот только все ли будут этому рады?..

Ну а пока и сам Вадим Сергеевич со всеми своими книгами, со всей прозой, полной блеска, иронии, глубины, со всеми стихами, где поэт с лёгкостью играет мифами и архетипами, — весь он погружается в волны забвения. Зримый образ этого погружения — судьба личной библиотеки Шефнера, полной уникальных изданий и редких автографов, которую после смерти попросту свалили в мешки и выбросили на помойку. Кому сейчас нужны личные библиотеки?

Кто сейчас оценит тонкую иронию шефнеровских «Сказок для умных»? Ещё лет десять — и никто этой иронии просто не будет видеть в упор. Кто разберётся в подводных течениях шефнеровской мысли, в его изысканной (по-настоящему, а не напоказ!) поэтике? Память о ней бледнеет и отмирает, но кто в этом виноват? Отнюдь не сам Шефнер.

Сейчас его именем ещё называют улицы. Не так давно был снят сериал по его роману «Лачуга должника». Но сколько улиц в нашем городе, и кто может знать всех людей, чьими именами они названы? А сериал?.. Поскольку действие в нём разворачивается в советское время, то весь он стал (как это сейчас полагается) набором плоских антисоветских клише, и ничего другого в нём отыскать невозможно.

Впрочем, Шефнер всё это предвидел.

Говорят, что плохая примета
Самого себя видеть во сне.
Прошлой ночью за час до рассвета
На дороге я встретился мне.

Был загадочен и непонятен
Деловитый и строгий старик.
На вопрос мой: «Куда ты, приятель?» —
Промолчал одинокий двойник.

Он шагал к рубежу небосвода,
Где осенняя гасла звезда,
И жалел я того пешехода,
Как никто не жалел никогда.

Алексей БАКУЛИН