Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ПРЕЖНЯЯ ДЕРЕВНЯ

Деревню, где я теперь живу, уже и не назовешь деревней. Это дачный посёлок. Все овины и поля поделены на участки, застроены разномастными домами, перегорожены заборами бетонными, деревянными, какими угодно, только бы соседей не было видно.

Такой наша деревня стала сейчас. Умирать она начала сразу после коллективизации, но прежний дух в народе сохранялся ещё и после войны.

Хочется хотя бы в памяти восстановить ту, прежнюю деревню, которая стояла на этой земле со времен Сергия Радонежского и была пожалована Павло-Обнорскому монастырю Иваном Третьим в 1489 году.

Давайте встанем на этот пригорок. Отсюда мы сумеем окинуть взглядом всю деревню сразу. Она небольшая. Спускается с пригорка по пологому склону и доходит до самой речки. В речке плещутся ребятишки, сюда же пригоняют на водопой стадо. Кругом деревни – высокие холмы, покрытые лесом или полями. Кажется, что деревня эта расположена в чаше. Она закрыта от ветров. Здесь свой микроклимат.

Перед нами два посада, два ряда домов. Окнами они глядят друг на друга. Между ними широкая улица с колодцами, качелями, тропинками и обычной тогда травой – муравой, по которой бегают босоногие ребятишки. Трава на улице отрастать не успевает. Вечерами её выщипывает скотина.

За домами – задворка. На задворке стоят поленницы дров. За дровами – тынок. Это огороженное тыном место, где выращивают овощи. Слово «огород» существует, но только в значении изгороди: «Пошли огород городить». Так что картошку сажают в тынке, за луком и морковкой бегают в тынок, косят за тынком. Тын – очень крепкая изгородь. Вкапывались столбы выше человеческого роста, к ним крепились жерди в три ряда, а между ними переплетались тынины – тонкие еловые стволики.

За тынком – овин. Место, где растет бережёная трава – ромашковый луг.

Там же стоят хозяйственные постройки: амбар, сарай для сена и, конечно, гуменник. Он состоит из высокого двухэтажного строения – овинника и прилегающего к нему гумна. Само гумно – это земляной пол, очень плотно утрамбованный. Над ним – строение с крышей, бревенчатыми стенами и очень широкими проемами, через которые въезжали телеги со снопами. В овиннике сушились снопы, привезённые с поля. Их «насаживали на овин». На второй этаж вела приставная лестница. Мужик поддевал сноп деревянными вилами, перебрасывал его в руки женщины, что стояла наверху, а та передавала его в отверстие другим. Снопы расставлялись ровными рядами на колосниках – ровных жердях, которые укладывались неплотно. Через эти щели шел из подовинки жар и сушил колосья. В подовинке стояла большая русская печь. Топилась она по-черному, непрерывно, пока не высохнут колосья. В том числе и ночью. Сушить снопы, а потом молотить была работа и ответственная, и тяжёлая. Не случайно сложилась поговорка: «Иван на Марью сердится – насадит овин, да и молотит один».

Ещё стоят завозни. Это своего рода гаражи. Транспортных средств у крестьянина было много, и все они убирались в завозню, на свое постоянное место. Пол в завознях был без щелей, плотный и крепкий. В тёплое время года в завознях устраивались гулянья.

Амбары двухэтажные, с обширными сусеками и огромными долблеными колодами. Замки в дверях внутренние, окованы железом. Амбарные ключи огромные. После войны в овинах от амбаров и следа не осталось, а ключи все в кладовках лежали.

Сараи для сена тоже большие, с широкими воротами посередине. В эти ворота заводили сани, накладывали на них сено и везли на поветь.

Вся наша деревня огорожена. Скотина не может попасть в овин или поле. Пасут ее в выгороде. В выгороду она идет по прогону. Прогон – это коровья дорога. С обеих ее сторон – крепкая изгородь. А выгорода – это большой участок лиственного леса с полянками и кустами, где всегда растет сочная трава, а в летние дни можно укрыться от зноя. Выгородой она и называется потому, что этот участок леса специально выгорожен для коров.

Чаша, в которой расположилась наша деревня, играет роль голосника. Она усиливает, резонирует звук, придает ему возвышенную окраску. Такова же роль голосника в церквах, в стенах городов древних русичей. Голосник – это глиняная корчага, которую вмазывают в своды церкви. Такие же корчаги использовали русичи при строительстве городских стен. Сначала строили из бревен клеть, как дом, внутри всё пространство засыпалось землей. Засыпали сверху и корчагу, уложенную горлом к наружной стене в строго определенном месте. За много вёрст отдавался в них топот копыт и стук колес степняков – извечных врагов русичей. Приложит сторожевой ухо к стене – тишина. Значит, враг далеко. Услышит – гудит земля – бей в набат!

На меня ещё в довоенное время совершенно особое впечатление производили запахи и звуки. Они составляли основной фон деревенской жизни и до сих пор как-то особенно берегутся в памяти.

Идёшь к деревне через лес, и слышно не только, как кричат петухи или ребятишки, слышно, как скрипит колодец, чья-то калитка, как колотят по вечерам косы или звенит бубенчик, привязанный к шее коровы, которую по какой-то причине не отпустили в стадо, а самой деревни всё не видно. Необычны были не только звуки, но и запахи. По вечерам тянет от реки таволгой и мятой, пахнет парным молоком. Днём – аромат цветущих лугов, запах скошенного и подсыхающего сена. Теперь все природные запахи перебила химия. Стоит ребенок под цветущей черёмухой и спрашивает: «Почему здесь так стиральным порошком пахнет?» Даже дом был настоян запахами, и не отдельными, когда, например, допекается в печке ржаной хлеб или пасхальные куличи. Были постоянные запахи, которые сливались в особый дух, вызванный особым укладом жизни в северном вологодском доме.

Есть и ещё одна особенность у вологодской деревни – это качели. Качелей было много, у каждого дома свои, для своих ребятишек.

Устройство их было очень простое, но и очень прочное. Вкапывали две пары столбов в виде буквы А. Верх этой буквы соединяли таким образом, чтобы столбы имели ещё продолжение. Туда, на обе пары столбов, укладывали прочную жердь – переклад. С переклада свисали две релины. Это две довольно толстые жерди. В толстом конце каждой из них выдалбливалось прямоугольное отверстие. Потом верхний конец расщеплялся, Получалась вилка, которая захватывала переклад. Выше, над перекладом, в отверстие вставлялся деревянный брусок. Внизу на каждой релине тоже выдалбливались отверстия – одно повыше, другое пониже. Здесь закреплялась прочная доска с двумя круглыми отверстиями, в которые вставлялись релины. Дети сами вставляли релины и закрепляли чекой на нужной высоте.

В деревне есть ещё и девичьи качели. Их строят парни на свой рост и для своих забав.

Возле каждого дома – берёзы. Их много. Улица не выглядит аллеей только потому, что очень широкая. Возле некоторых домов растут липы, но они на задворке и стройность деревенской улицы не нарушают.

Позади некоторых домов, на задворке же, стоят крошечные избушки в два окошечка – келейки. Там живут, совсем как в сказке, бабушки-задворенки. Обычно это старшая сестра хозяина дома, которая осталась в девицах, но не смогла жить в родном доме вместе с семьей брата. Для неё брат и строил такую избушку на своем участке и выделял ей место под огород.

Бань в деревне не было. Мылись-парились в русской печке.

Но нельзя представить себе северную русскую деревню без толчеи. Само строение, а с ним и понятие, и слово совершенно исчезли из памяти людей. Есть такая толчея в Архангельске в музее деревянного зодчества, но лишённая своего изначального места, поставленная на ровном месте, среди других строений, она выглядит странно и непонятно.

Толчея, как и ветряная мельница, ставилась на высоком холме, поближе к ветру. Но на ветряную мельницу ничуть не походила. Ветряная мельница – очень тяжёлое и мрачное сооружение. Неудивительно, что Дон Кихот сражался с ними. Но сражаться с толчеёй ему бы и в голову не пришло, так она легка, изящна и возвышенна.

Высокая пирамида из брёвен, рубленая «в реж», на фоне неба выглядит как прозрачное кружево, а на самом верху небольшая бревенчатая избушка с крыльями. Если вы стоите на некотором от неё расстоянии и, закинув голову, видите всю толчею на фоне неба, вы забываете обо всем земном и вместе с этими крыльями, вместе с плывущими облаками улетаете во вселенную. Оттуда вернётесь не сразу, а, вернувшись, уже никогда не забудете это видение.

На толчее не было жерновов, на ней никогда не мололи муку. Для муки строились водяные мельницы. Их было множество на Обноре, и у каждой было свое имя: Золотуха, Комариха, Аркатиха и др. Толчея толкла. Она служила для изготовления круп и льняного масла. Чтобы получить крупу, овёс и ячмень требовалось обшастать, т. е. освободить от чешуек, а чтобы получить из льняного семени масло, его требовалось сильно бить, толочь пестом. Всё это можно было сделать и в ступе, которая стоит дома на повети. Она такая большая, что десятилетний ребёнок может сесть на край и спустить ноги внутрь. Не случайно Баба Яга использовала её как транспортное средство.

Но домашняя обработка требовала много времени и сил. То ли дело – толчея. Стоит только ветер поймать – и всё сработано.

предыдущая    следующая