Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

СВЕТЛАЯ СТОРОНА

Светлая сторона. Так называли свои родные места люди, жившие по берегам Обноры. Деревни там стояли на самых высоких прибрежных холмах. Но светлой её считали ещё и потому, что народ там испокон веку был грамотный. Река Обнора – это юг Вологодской области. Она впадает в Кострому, а Кострома в Волгу.

Обживались эти места со времён Сергия Радонежского. Сюда он посылал своих учеников Павла Обнорского, Сергия Нуромского, Корнилия Комельского, Сильвестра Преподобного и др.

Деревня Половоз, что стоит у истоков Обноры (родина моего отца) принадлежала Павло-Обнорскому монастырю. Она была пожалована ещё Иваном Третьим в 1489 году вместе с другими деревнями: Зыбалово, Кебас, Вантиево. Когда я рассказывала об этом своим тётушкам, они удивлялись: «Почему Вантиево? Уж больно далеко. Других много рядом». Но тогда, скорее всего, рядом ничего не было. Читала, что Павел Обнорский три года прожил в дупле липы в верховьях Обноры. А Сильвестр Преподобный, остановившись в глухом лесу на берегу Обноры, поставил здесь крест и келью и провел многие годы в нерушимом уединении. Наконец, его обнаружил заблудившийся житель того края. В то время эти места еще только начали заселяться. А в 19 веке деревни одна от другой стояли уже на расстоянии 1,5 – 3 км. «С поля на поле».

Есть на Обноре деревня Баскаково, Стан и Батово. Явно эти земли были отданы в древние времена «в кормление» какому-нибудь дружественному татарскому царевичу. Ведь существует же и сейчас недалеко от Москвы город Касимов и татарское население в нем.

Монастырей в этих местах было так много, что по указу Екатерины Второй мелкие монастыри были упразднены. В монастырях были школы. Монахи занимались просвещением народа. С тех пор все мужское население было здесь грамотным.

Земли здесь особым плодородием не отличались. Хлеба «до новины» никогда не хватало. Приходилось прикупать. Какой-то доход давали только лён и лес, у кого были в собственности лесные пустоши.

Изменилось положение, когда началось строительство Питера. Туда потянулись люди из разных земель. Белорусы – землекопы, костромичи – плотники, ярославцы – каменщики, а грамотные вологжане быстро смекнули, что деньги можно зарабатывать не только топором да лопатой. Грамотный человек при строительстве города был востребован ничуть не меньше, чем землекоп или плотник. Занялись торговлей. Тут без грамоты не обойдёшься.

Торговали вразнос, открывали трактиры. Постепенно копили деньги, расширяли «свое дело». Пристраивали к делу сыновей, родственников и просто земляков. Мальчика лет 10-12 отправляли в Питер. Здесь он 2-3 года работает именно мальчиком. Хозяин к нему присматривается. Если хозяин доволен, справляет ему соответствующую одежду и отпускает его с гостинцами в родную деревню на какой-нибудь праздник. Дальше он уже обучается делу. Лет в 17 хозяин справляет ему 2 костюма, парадный и попроще, шубу и пр., и питеряк появляется в деревне уже женихом. Гуляет на зимних праздниках, знакомится с девицами. Затем в Питере молодой человек получает должность и оклад. Заработав какое-то количество денег, он может уже думать о женитьбе. Приедет в родную деревню, погуляет на праздниках, в мясоед женится, месяца два побудет с молодой женой и — снова в Питер.

Связи с деревней не теряли. Питер – это работа, а дом – в деревне. Иногда это обычный двухэтажный деревенский дом с высокими потолками на верху и более низкими в нижнем этаже, где стояла русская печь, и был голубец. Таким был дом моего деда в Батове. Но встречались дома и другого типа: одноэтажные, но высокие, под железной крышей, с большими широкими окнами, с большим количеством просторных комнат. После революции хозяева их исчезли, а в домах разместили школы.

Всех молодых людей, живших в Питере, называли питеряками, а женщин – питерянками, и всех парней называли женихами, если они вышли из юношеского возраста и танцуют с девицами на гуляньях. «Девки, глядите-ка, уже женихи едут, а вы все ещё за чаем сидите», – говорила бабушка Пея своим внучкам.

Праздники в деревнях — и зимние, и летние — справлялись широко, но самыми яркими моментами были зимой в масленицу – катбища, а летом в Троицу – основы. О катбищах и основах я расскажу отдельно, но на эти праздники питеряки всегда стремились приехать, на них происходил выбор невест, демонстрация нарядов. Добросовестному работнику для такого случая хозяин справлял обнову, давал деньги на подарки и гостинцы семье, и на дорогу. От Питера ходил прямой вагон, а в Грязовце нанимали лошадку. Кому какая по карману. Можно было нанять тройку у Буслаева. Он держал отличных лошадей и экипажи. «Андрюша уж всегда на буслаевской тройке рыжих приезжал, с бубенцами. Звон бубенцов далеко слышен. Ребятишки со всей деревни сбегаются отвод отворять. Он проедет не останавливаясь, а ребятам горстями конфет кидает», – так рассказывали мои тётушки о своем брате.

Но на буслаевской тройке приезжали сынки богатых родителей, а те, что ещё только начинали карьеру, брали лошадку у других хозяев, подешевле. Уже по тому, на чём приехал, в деревне судили о служебных успехах питеряка. Каждый молодой человек старался заслужить у хозяина такую поездку домой. Это был стимул для хорошего поведения и работы. Ведь зарплаты они не получали. Жили на всём готовом: квартира, стол, приличная одежда.

Но и при таких условиях некоторые умудрялись спиваться. У моего деда каждый год таких было 1-2 человека. Их отстраняли от работы. Жили они в пекарне, в каморке на кухне, но когда наступало время обеда, вместе с другими служащими усаживались за стол. Только весной, к полевым работам, хозяин давал им деньги на дорогу и выпроваживал в родную деревню. Мои тётушки вспоминали одного человека, который пришёл (именно пришёл) из Питера в одном сапоге. Их очень интересовало, где он мог потерять другой сапог.

Невест выбирали только на родине. Весь уклад жизни способствовал этому. Приглядев невесту, питеряк ехал свататься. Невеста могла и не догадываться о намерениях этого человека. Если ему отказали, он тут же, не перепрягая лошади, мог поехать в другую деревню и посвататься к другой девице.

Меня этот обычай очень удивил, т. к. в других районах отказ невесты считался большим позором для жениха. Например, в Новгородской области парень, договорившись с девушкой, посылал к ней свою старшую замужнюю родственницу за задатком. Задатком служили скатерть или дорогой платок. Только получив задаток, парень отваживался ехать свататься. Если сватовство не удавалось, на калитку его дома дружки вешали целую гроздь из черной редьки. Это был позор, который забывался не скоро.

Но вологжане отказу не придавали никакого значения. Свадьбу играли в родной деревне, а после свадьбы (смотря по обстоятельствам) молодые уезжали в Питер. Тётушки мои рассказывали про одну молодуху: вышла она из поезда, увидела луну и спрашивает: «Иван Иванович, луна-то здесь наша, але другая?» Став питерянкой, быстро привыкала к новому образу жизни, к новым нарядам. Муж покупал ей модное платье, шляпку, зонтик. Перед родами жена уезжала домой, в семью мужа. Жила там год, кормила младенца. Потом сдавала его на руки свекрови и многочисленной родне мужа и снова уезжала в Питер.

Детей растили в родном доме, в родной деревне. Там они подрастали, обучались грамоте, в древние времена заучивали Псалтырь и Апостол, а в 19 веке уже стихи Пушкина, Некрасова, Майкова, Никитина. Мальчики учились три года. Считалось, что девочкам и двух достаточно. Дальше надо было дома учиться прясть, ткать, шить. Но в 19 веке способные девочки учились и третий год. Этого было достаточно, чтобы они на всю жизнь полюбили чтение.

Рассказывали про мою бабушку, что она не расставалась с книгой, даже когда кормила грудью очередного младенца. Умерла она в 1908 году.

Передавали и ещё любопытный рассказ. Она жила в доме мужа, где хозяйками были его престарелые тётки. В зимние тёмные вечера спать ложились рано. Она с детьми занимала второй зтаж деревенского дома. Однажды свекровь вышла ночью в сени и увидела на втором этаже свет из-под двери. Она забезпокоилась и пошла посмотреть. Приоткрыла дверь и увидела свою невестку на полу под столом. Там же стояла керосиновая лампа и лежала открытая книга.

— Ты что, матушка, делаешь-то тут?

— Шила я, да уронила иголку. Вот и ищу.

В деревенских домах в холодных горенках и горенушках стояли сундуки с книгами. И до войны и после войны мы ездили к сестре моего отца в деревню Половоз. Читали там дореволюционные журналы «Нива», «Родина». Они были переплетены по годам. Девочкой лет 8-10 я читала там Чарскую. Моя тётушка никогда не выезжала из родной деревни, образование её – три класса церковно-приходской школы. Однажды, когда я была уже взрослою и гостила там со своими детьми, она спросила меня, читала ли я сказку Пушкина «Царь Никита и 12 его дочерей». Пришлось признаться, что такой сказки я не знаю. Она, покачала головой, ушла в холодную горенку, достала из сундука томик Пушкина, открыла нужную страницу и подала мне. Это было дореволюционное полное собрание сочинений Пушкина. В советское время эта сказка могла быть напечатана только в академическом издании, а оно в массовую продажу не поступало.

Рассказывая своим сыновьям о жизни их бабушки до революции, я описывала ее наряды: каракулевая шубка и огромная муфта из скунса, фетровые ботики на каблучке. Так одевали девиц-питерянок. Но её золовки были из простой крестьянской семьи и имели только бархатные шубки на лисьем меху.

Из моих рассказов можно подумать, что там и бедняков не было. Были и бедняки. Рассказывали про одну семью: шесть человек детей. Мал мала меньше. Вечером мать выходила на крыльцо и на всю деревню кричала: «Дети, идите спать. Денное сымайте, ночное одевайте». А у детей, кроме рубашонки, что на плечах, ничего не было. Да и эта рубашка истлела от грязи ни разу не стиранная.

Питер оставлял у себя самых разумных и деловых людей. Остальные возвращались в родную деревню. Но большинство все-таки пристраивались в Питере. Не всем удавалось открыть «свое дело» и стать хозяином, но и такие занятия, как буфетчик, повар, приказчик (продавец) обезпечивали безбедное существование и молодой семье в Питере, и старикам, и детям в родной деревне.

Но были и другие возможности. Например, писарь. Печатных машинок не было, а писанины всякой и тогда было достаточно. Но писарем мог стать только абсолютно грамотный человек с отличным почерком, и таких среди вологодских крестьян было немало.

Хозяйство в деревне поддерживали. По дому и со скотиной управлялись сами, а на полевые работы нанимали работников. Вот об этом стоит рассказать поподробнее. В своей деревне работника было не найти. Все мужики, которые не прижились в Питере, и в своем хозяйстве были никудышными работниками. А те, которые никуда не уезжали и жили своим хозяйством, в страду и сами нанимали работников. Оказывается, по весне, как только просыхали дороги, расходились по деревням ватаги людей. Шли они с севера Вологодской губернии наниматься в работники в богатых деревнях по Обноре. Мама рассказывала, что в их деревню приходили люди с Ваги. Река Вага впадает в Северную Двину вскоре после слияния рек Сухоны и Юга. Это были и парни, и девушки, и девочки–подростки, которые нанимались в няньки. Шли артели плотников из Костромы, готовые сложить дом и украсить его резным деревянным кружевом. Один из моих многочисленных дядюшек рассказывал, что они уже жили в новом доме, когда отец, живший в Питере, распорядился, чтобы дом украсили резьбой. Взялся за это дело уже старый человек из Костромской губернии. Возле дома, под берёзой он устроил себе место и целыми днями сидел и выпиливал нужные узоры, а на землю падали готовые игрушки самой причудливой формы. Ребятишки ползали под верстаком и собирали эти «городочки». Их удивляло, что дедушка Михей летом сидит в валенках. А у того, видимо, от неподвижности ноги зябли. Валенки были хозяйские. Работники приходили в лаптях, а женщины – в домотканых сарафанах, о которых на Обноре давно забыли даже бедняки. Мир не без добрых людей – обносков хватало и бедным.

Нужно сказать, что деревня Батово была на оброке. Ее проиграл в карты барин из Красногорья саратовскому барину вместе с деревней Климково и половиной Петрина. Моя прабабушка была крепостная из Петрина. Была грамотная, умела хорошо читать и писать. Родилась она в 1845 году. Сын её, мой дедушка, грамоте учился ещё у дьячка. Церковно-приходская школа тогда ещё не была открыта. Смышлёного мальчика взял к себе в Питер крупный собственник, крестьянин деревни Сидоровское Пестриков. Помимо всего прочего, он владел Знаменской гостиницей на Лиговке, что напротив Московского вокзала. Смирновы из деревни Батово тоже имели в Питере коммерческую гостиницу на Фонтанке, 9. Родной дядя моего отца держал трактир на Лиговке в доме Перцева недалеко от Московского вокзала. Дедушка перед революцией имел три дома у Нарвских ворот в Волынке. Дома двухэтажные, внизу магазин, а вверху квартиры. Но квартиры не «доходные». В одном доме весь верх занимал сам хозяин с семьёй, а в других жили служащие. Был у Савиновых в собственности и знаменитый «Красный Кабачок», что стоял на Петергофской дороге около Красненького кладбища. Место великосветских забав. Там в свое время отдыхала Екатерина, когда скакала из Петергофа в Петербург отбирать престол у своего мужа. Там бывал Пушкин, там развлекалась и Долли Фикельмон – жена австрийского посланника, внучка Кутузова и приятельница Пушкина. Дед мой был последним собственником этого великосветского ресторана под названием «Красный Кабачок».

Вологодские крестьяне находили возможность для своей деятельности не только в Питере. Так двоюродная сестра моего отца была выдана в деревню Трусово за Матреничева. После свадьбы молодые уехали в Кронштадт. Там Матреничев слыл «овсяным королём». В его руках была вся торговля фуражом в Кронштадте. Если переложить на наше время – все бензоколонки Кронштадта в его руках. Дочь свою он выдал за дворянина. Свадьбу играли в Дворянском собрании. Дядюшка моего мужа юность свою провел в Риге. Его отец – крестьянин деревни Городково, что тоже на Обноре, имел свою торговлю в Риге.

следующая