Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

НИКОЛАЙ ГАСТЕЛЛО И ЕГО ОГНЕННЫЙ ЭКИПАЖ

Это произошло на пятый день Великой Отечественной войны, 26 июня 1941 года. В районе местечка Радошковичи, что в сорока километрах от Минска, два дальних бомбардировщика ДБ-3ф атаковали немецкую войсковую колонну. Наши самолеты на малой высоте, около 600-800 метров, нанесли бомбовый удар, с нижних пулеметных турельных установок поливали немцев смертоносным прицельным огнем. Бомбардировщики уже уходили с поля боя, когда один из них был подбит и загорелся. Теряя высоту, самолет неожиданно развернулся и врезался в немецкую колонну. Так был совершен первый наземный огненный таран в Великой Отечественной войне. Погиб экипаж, в состав которого входили летчик капитан Николай Гастелло, штурман лейтенант Анатолий Бурденюк, люковый стрелок лейтенант Григорий Скоробогатый и стрелок-радист старший сержант Алексей Калинин. Все это видели летчик второго экипажа старший лейтенант Федор Воробьев и штурман Анатолий Рыбас. Ровно через месяц после совершения подвига капитану Н. Гастелло посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Члены его экипажа позднее были награждены орденами Отечественной войны I степени.

…В первые месяцы войны именно дальняя бомбардировочная авиация несла неоправданно большие потери. Бомбардировщики ДБ, рассчитанные на дальние высотные полеты для поражения стратегически важных объектов противника, в 1941-м активно использовались для борьбы с наступающим врагом непосредственно на поле боя. Все боевые действия производились с малых высот, поэтому бомбардировщики попадали под активное воздействие немецких скорострельных зенитных установок, а самое главное, не обеспечивались прикрытием собственных истребителей, и немецкие "мессершмитты" расстреливали наши тяжелые машины. Потери наших "бомберов" были столь велики, что фактически уничтожались целые полки. Так, 207-й полк, где служил капитан Гастелло, просуществовал всего около трех месяцев и был расформирован. Позднее использование тяжелых бомбардировщиков непосредственно на поле боя было запрещено.

Я хорошо помню своего отца Николая Францевича Гастелло - в июне 41-го мне шел уже девятый год. Род Гастелло в глубь веков не уходил: я, да и мой отец знали о Франце Гастелло только то, что он родился в белорусской деревушке Пружаны Минской губернии. В 1900 году молодой Франц отправился в Москву искать "лучшую долю". Малограмотному парню пришлось хлебнуть лиха, пока он не устроился в мастерские Московско-Казанской железной дороги. В жены он взял шестнадцатилетнюю белошвейку Анастасию Кутузову. Всего в семье Ф. Гастелло было трое детей. Младший - Виктор Францевич Гастелло - погиб осенью 1942 года, командуя батальоном, в тяжелых боях подо Ржевом.

Николай Гастелло работал слесарем-нормировщиком на одном из московских заводов, когда на 25-м году жизни его, коммуниста, направили в Луганскую летную школу. Тогда партия посылала своих лучших сынов в военные школы и академии. В 1933 году он окончил летную школу и был направлен в тяжело-бомбардировочную авиационную бригаду под Ростов. Бригада летала на тяжелых четырехмоторных бомбардировщиках ТБ-3. Моя мать, Анна Петровна Гастелло, споро управлялась с домашним хозяйством и, неплохо зная немецкий, настойчиво репетировала с отцом этот язык. Немецкий заставляли учить всех летчиков - угроза войны с фашистами явственно нарастала.

К сожалению, сами летчики очень напоминали древних гладиаторов. Одна за другой следовали командировки, как сейчас говорят, в горячие точки. Они, летчики, повоевали в Китае, на Халхин-Голе, в Финской кампании, в Бессарабии и Буковине, наконец, в Прибалтике. Летчики полка имели огромный боевой опыт, и поэтому многие уходили в другие части с повышением, некоторые становились командирами эскадрилий. Николай Францевич в апреле переучился на новый скоростной бомбардировщик ДБ-3ф и стал командиром четвертой эскадрильи 207-го полка.

Естественно, семьи следовали за пилотами. В маленькой частной комнатке мы успели перезимовать в Великих Луках. По весне переехали в район аэродрома Боровское. Впервые мы жили отдельно, не в коммунальных условиях. Мы получили хорошую двухкомнатную квартиру - все-таки командир эскадрильи уже считался достаточно высоким начальником. К лету 41-го я успел окончить первый класс. В Боровском мы жили третий месяц, и у нас была мечта съездить на экскурсию в Смоленск. В воскресенье 22 июня с утра мы решили поехать туда - до Смоленска всего-то 50 километров.

Утром я проснулся с ощущением пустоты в квартире, и горькая мысль, что меня обманули и мы не едем в Смоленск, заставила быстро вскочить с постели. Мать я нашел на кухне у окна. Она молчала и как-то напряженно всматривалась в сторону аэродрома. И тут меня поразил странный гул, доносившийся со "взлетки". Полеты и гул самолетных моторов - явление, конечно, привычное для военных аэродромов. Даже в выходной день. Но тут гул моторов был особый, мощный, такого гула я никогда не слышал. Чувствовалось, что работали двигатели одновременно множества самолетов, которые были на аэродроме.

Необъяснимая тревога вдруг охватила меня, я подошел вплотную к маме. Мать всхлипнула и с какой-то неожиданной судорожной силой, не отрывая взгляда от окна, прижала к себе и, не сдерживая рыданий, начала целовать меня в голову: "Сынуля, что-то произошло, под утро прибегал посыльный, все на аэродроме".

Наскоро позавтракав, почти не слушая мать, я бросился к аэродрому. В это время один за другим начали взлетать самолеты. Это тоже было привычным, полеты - дело обычное. И все-таки что-то фатальное было в бесконечной веренице взлетающих самолетов.

Спустя некоторое время самолеты начали прилетать по одному, по два, реже звеном, и необычно было видеть, как вместо выполнения привычной посадочной коробочки некоторые самолеты с ходу плюхались на аэродром или садились один за другим почти вплотную, не соблюдая безопасного интервала. До самого позднего вечера над аэродромом стояла безконечная гудящая карусель - самолеты прилетали, подвешивали бомбы, заправлялись, снова выруливали на взлетную полосу… А женщины стояли, с надеждой всматриваясь в небо.

О начальном периоде Великой Отечественной войны написано много. Часто подчеркивалась мысль, что война застала нас врасплох, мы оказались совершенно неподготовленными… Однако в первый же день войны 207-й бомбардировочный авиаполк совершил удачный боевой вылет. Полк произвел точное бомбометание мотомехколонн в районе поселка Лептуны, несмотря на сильный зенитный огонь, отбомбился без потерь, и, улетая, пилоты видели горящую фашистскую бронетехнику и разбегающихся в панике немцев.

Как показал первый же день войны, основные потери наши бомбардировщики несли из-за безпрерывных и результативных атак немецких истребителей - "мессершмиттов" и "фокке-вульфов", особенно с нижней беззащитной полусферы. Наши ДБ-3ф, дальние бомбардировщики, летали на удобной для немцев высоте 1000 -3000 метров совершенно без прикрытия собственных истребителей. Фактически тяжелые большие бомбардировщики выполняли трудную работу штурмовиков и фронтовых бомбардировщиков.

…Отец пришел домой поздно, мрачный и усталый, пил чай и ужинал молча, на вопросы отвечал односложно. Мать сквозь слезы все время твердила: "Коля, Коля, что же будет? Что происходит, Коля?" Отец хмурился, молчал, смотрел куда-то в сторону, потом вдруг, сжав кулаки, тихо и убежденно сказал:

- Все будет, как надо, они еще пожалеют! Будем бить, как поганых псов. - Потом строго посмотрел на меня: - Идет война, должен понимать, не болтай лишнего… - Сказано было очень сурово, так со мной отец никогда еще не разговаривал.

…Было утро третьего дня войны, и я завтракал, поглядывая в окно. Неожиданно темный силуэт странного самолета на малой высоте появился из-за леса… Самолет на большой скорости скользил к аэродрому. Он казался очень необычным, и я невольно вскрикнул:

- Мама, посмотри, какой самолет…

- Наш, заходит на посадку…

Но невооруженным глазом были видны черные кресты на крыльях, зловещая фашистская свастика на хвосте самолета. Продолжая стрелять, самолет прошел над городком и скрылся за лесом.

Бросив завтракать и увернувшись от матери, я выскочил на улицу… Немецкий самолет не заставил себя долго ждать, вскоре на бреющем полете он снова выскочил из-за леса и, забирая правее, заходил теперь точно над аэродромом, возобновив стрельбу. Зенитчики не могли вести прицельный огонь, слишком низко летел немецкий самолет. Но вдруг, перебивая ровную немецкую очередь с самолета, длинно заработал наш крупнокалиберный пулемет. Несколько секунд они почти синхронно стучали, выводя страшную и непривычную еще мелодию войны. В следующее мгновение немецкий бомбардировщик Ю-88 уже уходил от аэродрома, но вдруг у него за хвостом пыхнули один, второй, третий шары светлого дыма. Уже над лесом самолет зачадил, задымил, оставляя за собой черный зловещий шлейф. Так он и скрылся, заволакивая кромку леса черным нарастающим дымом. Тут до меня дошло, что немецкий самолет подбит нашим стрелком и наверняка упал где-то за лесом.

Стало известно, что немецкий "Юнкерс-88" срезал пулеметной очередью с турельной установки с земли командир эскадрильи капитан Гастелло. Немцев захватили в плен и привезли на аэродром. Подбитый "Юнкерс" сел на вынужденную посадку на колхозное поле за лесом. Командиром экипажа оказался фашистский ас-подполковник, награжденный тремя Железными крестами. С ним были также майор, лейтенант и фельдфебель. По рассказам, немецкий летчик долго не мог прийти в себя, не веря, что сбит на третий день войны, перед этим победно пройдя пол-Европы.

- Я много летал над Францией, Бельгией, Голландией, Норвегией. Стоило там появиться немецкому самолету, как все разбегались в разные стороны. А ваши летчики даже с земли ведут по нам огонь… Непонятная страна, непонятная война…

Отец пришел домой поздно и, судя по всему, не собирался ничего рассказывать.

- Коля, расскажи, - попросила мать, и глаза ее наполнились слезами. - Что произошло на аэродроме?

- А, ты об этом! - отец сжал губы, у него на скулах заиграли желваки. - Наглец, огромный аэродром, а он в одиночку нахально прет, бьет из пулеметов, все кто куда, кто под самолет, кто в траншеи, я находился около самолета и заскочил в кабину стрелка-радиста, пулемет был заряжен… При первом проходе не успел, при втором встретил. Ты знаешь, Аня, я бью, а мне навстречу огненные жгуты летят, такая злость навалилась, помню, что вслух ругался, он мне всю правую плоскость самолета изрешетил…

Мать снова заплакала…

- Не плачь, Аня, - жестко сказал отец, - сейчас нельзя плакать, надо их заставить рыдать. - Отец нахмурился. - Из-за этого гада сегодня целый день ремонтировали мой самолет, пришлось вылетать на другом.

На следующий день войны 207-й авиаполк снова вылетел на боевое задание. В месте бомбометания полк попал под плотный зенитный огонь, потом навалились десятки истребителей противника. Самолет командира эскадрильи капитана Гастелло был подбит и тяжело ранен штурман эскадрильи.

Тут можно обратиться к статье однополчанина отца, подполковника Е. Лобанова, опубликованной в газете "Красная звезда".

"Помнится, однажды Гастелло вел с боевого задания подбитый самолет. Один мотор выведен из строя, повреждена бензосистема, механизм выпуска шасси бездействовал. Командование передало в воздух: "Экипажу разрешается оставить самолет". Но Гастелло знал, что тяжело раненный штурман не может воспользоваться парашютом. Разве можно во имя спасения своей жизни оставить боевого товарища? Боевую дружбу, взаимную выручку Гастелло высоко ценил и считал главным в бою. "Оставить товарища в беде, - учил он своих подчиненных, - тяжелое преступление". Слова капитана не расходились с делом. Высокое летное мастерство, смелость Гастелло помогли ему спасти жизнь экипажу и сохранить боевой самолет. В любой обстановке, какой бы сложной и неожиданной она ни была, Гастелло всегда находил правильное решение".

В тот последний вечер 25 июня отец после полетов сказал:

- Аня, собирайся, завтра утром эвакуация, очередь нашей эскадрильи.

Меня поразили потемневшее лицо отца, сухой блеск его воспаленных глаз. Он обнял меня, больно и резко прижал к металлическим пуговицам на гимнастерке, так мы стояли несколько мгновений. Потом он пошел в другую комнату. Я посмотрел ему вслед, не предполагая, что вижу отца последний раз.

Пятый день войны, 26 июня, выдался по-летнему теплым, безоблачным и ясным. Мать с заплаканными глазами сидела на кухне и, кусая губы, смотрела в окно. Наверное, было известно, что ожидается воздушный налет, а потому нас очень торопили. Знакомый комендант охрипшим голосом кричал: "Быстрее, быстрее! - И едва машины загрузились, махнул рукой: - Поехали!.."

Спустя минут десять после нашего отъезда вдали послышались глухие взрывы, и там, где остался аэродром, застилая горизонт, поползли темные мрачные тучи. Немцы начали массированно бомбить авиагородок. Мы ехали, не ведая и не зная, что, возможно, в эти мгновения Николай Францевич уходил из жизни… Похоже, мать что-то предчувствовала: она безудержно плакала, и слезы, перемешанные с дорожной пылью, накладывали на ее лицо неровный и серый печальный след…

В последнем легендарном полете находился кроме командира Николая Францевича Гастелло весь его экипаж. Расскажем о нем подробнее.

Штурману экипажа лейтенанту Анатолию Бурденюку к началу войны едва минуло девятнадцать лет. Родился он 6 мая 1922 года в семье крестьян в деревне Кармалка Куйбышевской области. 16-летний Анатолий поступил в Челябинское штурманское училище, через два года окончил его по первому разряду и, получив звание лейтенанта, был направлен в 164-й авиационный полк. Анатолий Бурденюк приехал в числе первых на аэродром Боровское. Через несколько дней был подписан приказ, капитан Гастелло принял четвертую эскадрилью, а Анатолий Бурденюк попал к нему в экипаж в качестве летчика-наблюдателя. В этом было доверие молодому лейтенанту, так как он был приписан к экипажу комэска, а в полете набирался опыта непосредственно у штурмана эскадрильи, летающего в экипаже командира.

"Штурман-бомбардир" Григорий Скоробогатый родился 8 января 1917 года в селе Хотеевка Черниговской области. Отец Григория был пастухом. После окончания сельской школы в 1934 году Григорий поступил учиться в текстильный техникум. В конце 1938-го молодого техника-технолога по ткачеству призывают на действительную военную службу, он сдает вступительные экзамены в Харьковское военно-авиационное училище, которое перед войной и заканчивает с отличием. В 1939 году Григорий заезжает за любимой девушкой Марией, и они женятся. В январе 1941 года лейтенант Григорий Скоробогатый назначается летчиком-наблюдателем в 207-й дальнебомбардировочный полк. Позднее он исполнял обязанности адъютанта эскадрильи. В экипаж Николая Гастелло Григорий Скоробогатый был включен утром 26 июня. До этого он уже имел два боевых вылета. Стрелял по фашистской своре люковый стрелок Григорий Скоробогатый точно, с выдержкой и без промаха.

Стрелок-радист Алексей Калинин родился 25 февраля 1919 года в семье ненца-охотника. Вместе с отцом ходил бить моржей и тюленей. Он успешно окончил школу младших авиационных специалистов и в 1941 году в звании старшего сержанта был назначен на должность стрелка-радиста в 4-ю эскадрилью 207-го полка. Калинин был постоянным и штатным стрелком-радистом самолета командира эскадрильи Николая Гастелло. "Надежный, грамотный паренек, - как-то сказал о нем комэск Гастелло, - с таким в полете есть полная уверенность". Калинин уже в первых боях показал себя смелым, хладнокровным и отважным бойцом. Таким же, как и все его собратья по огненному экипажу.

Частичкой общей памяти славным фронтовым авиаторам служит обелиск, поставленный на развилке дорог под городом Радошковичи в 40 километрах от Минска, на месте подвига экипажа капитана Гастелло. На фронтоне памятника выбита дата и имена погибших героев.

Полковник в отставке Виктор ГАСТЕЛЛО