Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
Блокада,
организованная гитлеровцами, была направлена на вымирание и уничтожение
Ленинграда. В специальной директиве 22 сентября 1941 года отмечалось: «Фюрер
принял решение стереть город Ленинград с лица земли. Предполагается окружить
город тесным кольцом и путём обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной
бомбёжки с воздуха сравнять его с землёй… мы не заинтересованы в сохранении хотя
бы части населения». 7 октября Гитлер отдал ещё один приказ — не принимать
беженцев из Ленинграда и выталкивать их обратно. Сегодня мы листаем страницы
книги «Блокада Ленинграда. Народная книга памяти».
ПО ОШИБКЕ ПРИЧИСЛИЛИ К МЁРТВЫМ
Защитник Ленинграда Лидия Павловна Алаева. Когда началась война, Лида была студенткой. С первых же дней она участвовала в строительстве оборонительных сооружений. Голодала, мёрзла, а когда силы кончились, слегла. По ошибке её причислили к мёртвым и вместе с трупами отправили на платформе к дальней окраине Ленинграда — месту массовых захоронений. Спасла случайность: за несколько минут до захоронения она застонала, её услышали, вытащили из кучи трупов и отправили в госпиталь. А дальше — опять на защиту родного Ленинграда.
ХЛЕБЕЦ ИЗ КАРТОФЕЛЬНЫХ ОЧИСТКОВ
Людмила Николаевна Августович: — Я родилась в Ленинграде. Когда началась война, мне было четыре года. Жили мы с мамой и бабушкой на Рузовской ул., д.33, кв.10. Мама работала на заводе — делала снаряды, а папа — морской офицер — воевал. Меня хотели эвакуировать, но я заболела коклюшем и осталась в Ленинграде. Помню, как мы с мамой на санках ездили за водой на Обводный канал, как горели после бомбёжек дома, а на саночках везли умерших.
В наш дом на Рузовской улице попала бомба, и нас выселили в подвал-бомбоубежище, где мы с бабушкой лежали, так как у нас от голода отказали ноги. Из подвала нас переселили на Бронницкую ул., д.10. Ещё помню, как 27 января 1944 года народ на улице радовался, говорили, что выступал Калинин и что сняли блокаду Ленинграда. На радостях моя бабушка испекла круглый хлебец из картофельных очистков! До войны мы жили хорошо, а после войны остался только обитый железом бабушкин сундук. Хорошо хоть сами остались живы, хотя у всех была дистрофия.
ПОМНЮ ПОСТОЯННЫЙ ГОЛОД И БОМБЁЖКИ
Маргарита Борисовна Александрова: — В блокаду я ходила в детский сад на Каменном острове. Там же работала моя мама. Помню, как в сад поступил умирающий от голода младенец. Чтобы его спасти, мы заворачивали в марлю кусочек хлеба, получалась соска, и так кормили его. Ребёнок выжил. Помню постоянный голод и бомбёжки. Однажды один из ребят рассказал другу свою заветную мечту — это бочка с супом. Мама услышала и отвела его на кухню, попросив повариху придумать что-нибудь. Повариха разрыдалась и сказала маме: «Не води сюда больше никого… еды совсем не осталось. В кастрюле одна вода». От голода умерли многие дети в нашем саду — из тридцати пяти нас осталось только одиннадцать.
ВШЕЙ БЫЛО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ВОЛОС
А.В.Алексеева: — Когда началась война, я только окончила пять классов школы № 23 на Петроградской стороне. Меня и моего брата эвакуировали вместе со школой на Урал, но успели довезти только до г.Боровичи, откуда нас вскоре забрал папа. Началась блокада. Днём папа был на заводе, а я на чердаке дома № 33 по Большому проспекту тушила зажигательные бомбы и отоваривала карточки. Братишка из капризного своенравного мальчика превратился в тихого и печального ребёнка. Зимой начался страшный голод. На моих глазах однажды днём от голода умер братик, а той же ночью — папа. Утром пришла соседка и сказала, что меня лучше отвести в больницу, а она возьмёт три мои карточки на хлеб. В больнице нянечка, сняв с меня шапку, ужаснулась: вшей у меня было больше, чем волос. Был не только голод, но и холод, поэтому шапку я не снимала полгода. В те времена вода была в виде льда, помыть голову я не могла. Меня побрили наголо… Я выжила, и у меня с тех пор очень трепетное отношение к врачам, я считаю эту профессию самой нужной и важной в жизни.
КРЫС МЫ БОЯЛИСЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТРУПОВ!
Зинаида Фёдоровна Григорьева: — Во время страшной блокадной зимы 1941/42 годов мне было 11 лет, а брату — пять. Жили мы с родителями в новом доме на Московском шоссе (ныне площадь Чернышевского). В первые месяцы войны мы вместе с подростками из нашего дома помогали в дежурствах самообороны, разносили повестки из райвоенкомата, очищали чердачные помещения.
С сентября 1941 года линия фронта проходила около Пулковских высот, в нескольких километрах от нашего дома. По окружной линии железной дороги проходил передний край внутренней обороны. Всех, кто жил южнее железнодорожной линии, переселили в северные районы города. В октябре нашу семью подселили в двухкомнатную квартиру, расположенную на первом этаже в доме № 12 на ул.Мира, в проходную комнату, натопить которую было невозможно. Было пронзительно холодно. Отца-инвалида уволили с работы, и вместо рабочей карточки он получил иждивенческую. В ночь на 1 января 1942 года папа умер. Два дня мы спали с умершим отцом в одной постели. В тот же день умерли и хозяева квартиры. Уходя на работу, мама предупредила дворника, что в квартире остались двое детей и нужно убрать тела умерших. Нам с братом было не страшно находиться рядом с трупами, но мы очень боялись крыс. Они обгрызали у покойников кисти рук, ноги… Ночью открылась дверь, и двое мужчин закричали: «Где трупы, мы заберём!» Я просила не забирать тело отца, объяснила, что мама скоро придёт и мы сами похороним папу. Тело папы оставили. Утром пришла мама с гробом. На Серафимовском кладбище за хлебную карточку нам удалось похоронить отца в чью-то могилу.