Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Великое русское слово

«КЛАССИКОЙ РУССКОЙ ЖИВУ И ЛЕЧУСЬ»

Мы продолжаем разговор, начатый в прошлом номере «Православного Санкт-Петербурга», — разговор о русской литературной классике, которую наши враги спешат объявить «устаревшей» и «ненужной, непонятной молодому поколению». Сего­дня слово в защиту русской классики возвышает известный петербургский писатель, борец за чистоту родного языка, давний автор нашей газеты Юрий Серб.

— Ни в коем случае русская классика не устарела! Ни в коем случае! Классика —это сокровищница нашего духа, наших традиций, нашего языка, а без этого не существует народ. Без русской литературной классики нет русского народа.

Давайте будем современными — обратимся к таким источникам, как Ютуб. Там можно найти очень много и европейцев, и американцев, которые восхищаются русским языком за его сложность и его красоту. Вот именно: сложность и красота — это те драгоценности нашей цивилизации, нашего языка, нашей культуры, которые пленяют людей независимо от их происхождения и национальности. Давайте вспомним такого французского писателя и переводчика, как Ив Готье. Он переводил на французский наших классиков и не раз говорил, что русский язык — это чудо и русский писатель должен быть счастлив уже тем, что обладает таким совершенным литературным инструментом. Он даже утверждал, что с помощью русского языка можно попросту описывать окружающее — и эти описания уже будут художественными произведениями, ибо наш язык сам придаёт любому тексту художественность. Ну, допустим, тут Ив Готье преувеличил, но всё равно из этих слов мы можем понять, с каким восторгом воспринимают наш язык люди, знающие толк в литературе. Как же может устареть наша классика, написанная великими виртуозами языка?

Теперь посмотрим на нашу литературу с другой точки зрения — духовной. По моему глубокому убеждению, русская классика — это то, что в старину называли душеполезным чтением. Вы скажете: «А как же Лев Толстой, который в своём отрицании православия дошёл до прямой ереси? Неужели его книги тоже душеполезны?» Я отвечу: вся ересь Толстого — от ума, не от сердца. Но вот я недавно перечитал его небольшую повесть «Хозяин и работник»… Написана она Толстым уже под старость, когда антицерковные настроения сильно овладели его умом… Но в этой повести вы не найдёте и следа таких настроений! Более того: это одно из самых христианских, самых православных произведений в нашей литературе! Там говорится о внезапном преображении человеческой души, о внезапном возвышении её до высочайшей жертвенности… Герой её — купец, человек жадный, корыстный, тщеславный и т.д. — в конце концов спасает от страшной смерти своего работника, спасает ценой собственной жизни. Это вещь потрясающей силы, которая могла родиться только в душе гениального писателя. А ведь кроме Толстого у нас есть и Гоголь, и Достоевский, и Лесков — великий, недооценённый писатель, и много, много иных великолепных мастеров слова. Наша литература — это поистине душеполезное чтение, и тот, кто хочет от неё отказаться, тот лишает души человеческие великой пользы.

Но вот говорят, будто современные дети не поймут русскую классику, а значит, незачем преподавать в школах литературу… Лукавит тот, кто так говорит! Дети в массе своей вовсе не так глупы и тоже задумываются над вечными вопросами бытия, над которыми размышляли и наши писатели. Я говорю это по личному опыту: мы, члены Союза писателей России, устраиваем время от времени походы к студентам и школьникам. Нам, конечно, чинят препятствия на этом пути и ректораты, и руководители кафедр, — но когда мы всё же проникаем к молодёжи, то встречаем очень отзывчивую аудиторию. Видимо, нам нужно проявлять больше наступательности… Мой опыт говорит, что школьники ещё немножко забиты учителями и боятся мыслить самостоятельно, но студенты чувствуют себя более независимыми и более привыкли размышлять, анализировать… Интересно, что когда прошлой весной на встрече со студентами Института культуры я задал им вопрос: «Как вы считаете, что полезнее: бумажная книга или электронная?» — они единодушно сказали: «Бумажная!» — хотя это были совсем молодые люди, с детства не мыслящие жизни без всевозможной электроники. Они чувствуют, что бумажная книга роднит человека с произведением, с автором, а электронная ставит какую-то преграду для восприятия. Книга, которую ты держишь в руках, имеет своё лицо, свой облик, — и потом, когда ты её перелистываешь, то видишь, сколько тебе ещё остаётся читать… А когда перед тобой бесконечное полотно на экране, ты не чувствуешь книгу как целостность, ты не чувствуешь, где ты в ней находишься, где ты в ней существуешь… Ты остаёшься чужд ей.

Но, конечно, восприятие классики зависит от того, кто преподаёт литературу… Если человек безграмотен, не чувствует русского языка, не понимает прелести художественного слова, а по какому-то недоразумению закончил вуз и теперь является учителем-словесником, то это к добру не приводит. Когда­то я спорил с одной такой учительницей… Она доказывала, что Пушкин был неграмотен, потому что он, видите ли, написал: «В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань». «Что за слово такое — «неможно»?! Это не по-русски сказано!» Тут-то я понял, что моя собеседница попросту не владеет богатством русского языка, не чувствует родной речи. «Нельзя» и «неможно» — это синонимы, они сосуществуют в русском языке, точно так же как существует в нём и является его неотъемлемой частью церковнославянский язык. Эти вещи надо понимать, им надо учить будущих преподавателей, чтобы преподаватели донесли это до детей.

Но хуже, чем дурные преподаватели, тот факт, что официальная культурная политика отдана в руки откровенно русофобских учреждений. Пример тому — так называемое Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям, возглавляемое господами Сеславинским и Григорьевым. Эти господа цинично заявляют Союзу писателей России, когда мы жалуемся на недостаток помощи от властей: «А вы утешайтесь тем, что вы патриоты!» Это их подлинные слова! Они помогают, печатают, дают премии откровенным русофобам, а нас оставляют утешаться сознанием, что мы всё-таки патриоты… Вспоминаю недавнюю беседу во Франции на международном книжном салоне «Ливр Пари» двух российских литературных «звёзд»… Что же они обсуждали? Они обсуждали вопрос: «Когда же в Россию придёт история?» То есть, по их мнению, в России истории до сих пор нет, несмотря на века существования! Мне совершенно ясно, что под этими словами они просто хотели скрыть действительно волнующий их вопрос: «Когда же наступит конец России? Когда же на Россию наступит история?» Этого они ждут с нетерпением, потому что жива ещё и сама Россия, и её литература.

Время, безусловно, очистит наш сего­дняшний литературный олимп — так сказать, «премиальный сектор» нашей литературы. Так называемая «Большая Книга» — это наш отечественный (или, вернее, псевдоотечественный) эквивалент Нобелевской премии, а среди нобелевских лауреатов сейчас, как известно, правят бал всевозможные Бобы Диланы и Светланы Алексиевич, и это уже никак не назвать ни просто литературой, ни, тем более, душеполезным чтением. Подобные личности гнездятся и на российском книжном олимпе: о них поначалу назойливо галдят, их превозносят до небес, но едва лишь они получат свои премиальные сребреники, как шум вокруг них тотчас смолкает, и недавняя «звезда» растворяется в небытии, уступая место следующему по очереди «гению».

Задумываясь над тем, что культурная политика в России находится в сознательном небрежении и отдана на откуп врагам русского народа, постепенно понимаешь, что нужно как-то с этим бороться… Но как? Наших сил пока не хватает, потому что все электронные и печатные средства информации, а тем более премиальные фонды, присвоены в лучшем случае коммерсантами, а в худшем случае — просто врагами. Партийным путём мы с этим бороться не можем, потому что писатель — это, прежде всего, не пассионарий. Он пассионарий, но только за письменным столом, не многие из нас способны подняться на трибуну или встать во главе народа. Но нужно искать тех, кто на это способен, надо объединяться с ними, чтобы параллельно Союзу писателей России создавать ассоциации борьбы за отечественную культуру. В этой связи мне вспоминается пример захваченной турками Греции, когда враги поставили греков перед выбором: или вы сохраняете веру, но переходите на турецкий язык, или сохраняете греческий язык, но переходите в мусульманство. Греки выбрали веру, но по ночам преподавали своим детям греческий язык, а в результате сохранились и в языке, и в религии. Видимо, нам придётся брать на вооружение этот греческий пример…

Недавно отмечали 85 лет со дня рождения нашего замечательного поэта Владимира Андреевича Кострова. Я для себя этого поэта открыл совсем недавно и был потрясён… Ему принадлежат такие слова: «Классикой русской живу и лечусь». И его стихотворением я бы и хотел закончить свою речь:

Когда мне становится грустно,
когда невозможно уже…
читаю. От лирики русской
рассвет наступает в душе.

Как будто бы солнышко брызнет,
надежду неся и привет.
В ней нет отчужденья от жизни
и едкого скепсиса нет.

Как будто бы полем в тумане
идёшь, погрузившись до плеч, —
врачует, колдует, шаманит
широкая русская речь.

Она превращается в чувство, —
нет выше на свете судьи,
чем это великое чудо
единой народной судьбы.

И горы крутые покаче,
и в осени больше огня.
И нету на свете богаче,
и нету счастливей меня!

предыдущая    следующая