Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
…Читал
о чудесах святого преподобного Кирилла Белозерского, о том, что происходило во
времена давние: как исцелялись у его гроба больные, слепые, бесноватые, как
исцелялись даже те, кто был ещё в пути к его могиле, кому ещё идти да идти, — а
святой словно бы навстречу им выходил с чудесным лекарством в руках. Вот,
например, рассказ о некой княгине Анне, жившей, наверное, во времена Ивана
Грозного. У неё заболели ноги, и приказала она везти себя в Белозерский
монастырь: хотела помолиться у гроба преподобного — может, полегчает. И ещё
далеко она была от монастыря, и тут один из старцев Белозерской обители увидел в
тонком сне святого игумена Кирилла: будто выходит преподобный из своего гроба,
садится на него с краешка и говорит:
— Скоро прибудут к нам непростые гости! Они будут в скорби великой, а потому надо вам о них хорошо помолиться, чтобы избавил их Господь от беды.
Сказав это, преподобный ещё посидел немного на своём гробе, а потом улёгся и смежил глаза. Через пять дней предсказанные гости явились — и княгиня Анна уже шла своими ногами.
Читая это, я вдруг ясно представил себе, как это было, как святой сидит на своём
гробе, стоящем в монастырском храме… Я ведь в храме том был, и гроб этот видел,
и скажу вам, что более смиренной могилы для святого мне ещё видеть не
приходилось. Не знаю, может быть, теперь что-то и изменилось, но в пору моего
последнего посещения Кирилло-Белозерского монастыря (а было это что-то около
пяти-семи лет назад), его могила имела вид самый что ни на есть простой. Вот
взять наши, петербургские святыни: могилу Иоанна Кронштадтского, Ксении
Блаженной или Александра Невского, —
все они стоят как бы в неком средоточии славы, словно под лучами духовного
прожектора (если можно так выразиться)… А гроб преподобного Кирилла, его, если
не знаешь, так не сразу и заметишь, а и заметишь, так не сразу поймёшь, что
именно здесь лежит один из величайших русских святых, к которому вся Русь
тянулась за молитвенной помощью… Где сейчас эта вереница молящихся? Всё тихо,
чисто — и пусто… И как-то очень легко представляется, как вот сдвигается плита,
неспешно выходит из-под неё скромный круглолицый, лысоватый старичок, садится с
краешка, сложив руки по-монашески, и молчит, углубившись в свои мысли…
Великая русская святыня лежит посреди тишины, в глубине Северной Руси — и сказать ли: в безвестности? Нет, конечно, это не так. Как говорится: кому надо, те знают. Кому надо, те помнят и Кирилла Белозерского, и великий монастырь, им основанный; они помнят и то, что Русский Север, Вологодские края — это земля, сочащаяся святостью, окно в небеса, и из окна этого Дух Святой веет на нашу Родину. Кому надо — те знают это…
А кому надо? Разве не всем?
Мы стремимся на Святую Землю и на Афон, и это доброе стремление, но для меня, например, большой вопрос: какая земля более свята — греческая или северная русская? Понятно, что нет таких весов, на которых можно было бы взвесить святость Афона и святость вологодских монастырей — Кирилло-Белозерского, Спасо-Прилуцкого, Ферапонтова… Положить на одну чашу весов святость греческую, на другую — святость русскую и определить с большой точностью: вот эта на три с половиной миллиграмма перевешивает! Весов таких нет и не будет никогда. Но ведь кроме весов есть и простые человеческие понятия: «своё» и «не своё», «родное» и «чужое». Поймите меня правильно: я не хочу сказать, что святость иных народов (если речь идёт действительно о святости, а не о пустосвятстве) нам совершенно чужда и для нас неприемлема. Конечно, это не так, но… Есть тут какая-то тонкая грань… Это как родная мать и чужая женщина: чужая может быть во всех отношениях очень хороша, у неё, у мудрой, полезно поучиться и приятно к ней, гостеприимной, сходить в гости, а всё же родной дом — это родной дом; только своим родом возрастаем, только им питаемся, только в нём успокаиваемся. Это и на уровне святости верно: образ святости у всякого народа свой, и принимать чужой образ так же странно, как надевать чужую одежду, пусть даже очень красивую и добротную. Только Господь, Он надо всем и превыше всего, а мы, земные, из земли созданы, от земли питаемся и в землю уходим, и хорошо бы, чтобы эта земля всегда была родной.
В 90х годах была у православных мода: отыскивать забытых западных святых, прославившихся прежде разделения Церквей, и вставлять их в наши святцы. Наверное, в таком деле нет ничего плохого, но надо помнить: эти святые забыты потому, что их забыли их собственные народы. Чтобы те праведники вновь по-настоящему засияли на земле, нужно, чтобы именно их соотечественники прозрели и вспомнили о своём утерянном сокровище, — тогда будет толк!.. А нам о своём бы не забыть!.. Нам своих бы праведников помнить покрепче! Нам разыскивать бы по древним русским скитам да монастырям своих отцов духовных, что молились некогда за Русскую землю, за русских людей — живущих, усопших и ещё не родившихся, то есть за нас с вами. Вот передо мной лежит толстенный том «Новый Олонецкий патерик» — жития святых, просиявших в одной только Олонецкой земле! Только в Олонецкой! Читаешь, и дух захватывает! Господи, сколько Ты милости на Русь изливал! Какие дивные мужи рождались некогда только на одном этом крошечном пятачке русской земли! Святой Кассиан Муезерский, святой Иона Клименецкий, святой Елисей Сумский — всех не перечислишь… А кого из них мы знаем? И что же, святые у нас только в Олонце рождались?
И тут мало того, что всё это люди сильные у Бога, могущие быть нашими скорыми ходатаями и верными заступниками — как за каждого из нас, так и за всю землю нашу, а мы не прибегаем к ним за помощью… Нет, смотрите глубже! Все они совместно вырабатывали некий образ русской святости — тот образ служения Богу, который именно для русского человека наиболее доступен, наиболее доходчив, наиболее действен… Мы их опытом духовным не пользуемся — вот что плохо.
Для меня образ и предстоятель всех этих сокровенных русских святых — это святой преподобный Кирилл Белозерский. Простой русский старичок, каким он видится на иконах. Простой русский старичок — который исцелял неизлечимо больных и помогал безнадёжным страдальцам. Простой русский дедушка — который своею молитвою умножал в обители оскудевшие запасы вина, а в голодный год мог из полупустых монастырских кладовых накормить целые уезды, и никто не уходил обиженным. Простой русский человек, бросивший Москву, толпу высокородных почитателей и благодетелей и переселившийся в дикую северную пустыню, живший несколько лет в землянке, в полном одиночестве, среди диких зверей. Простой русский монах, которому являлась Сама Пречистая, чтобы указать место для новой обители…
Как нам прорваться к нему — через многие километры, отделяющие нас от Кириллова; через толщу веков, отделяющую нас от XIV столетия; через сухое семинарское витийство официального жития, отделяющее наши сердца от живого образа преподобного Кирилла? А как пробиться через духовный хаос современности, через всю эту горькую засуху и враждебность? А это надо сделать, необходимо… Он ведь ждёт нас — там, в своём монастыре, похожем на столицу небольшого древнерусского княжества, — он там сидит, притулившись с краешка на собственном гробе, опираясь на посошок, молчит смиренно и терпеливо ждёт свою Россию. Дождётся ли?
Алексей БАКУЛИН