Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
Было
время, когда я Солоухиным восхищался.
Его прозой, разумеется, — да и стихами тоже. «Капля росы», «Чёрные доски»,
«Письма из Русского музея» — как всем этим не восхититься от всей души?
Представьте себе, что пришёл к вам в гости человек умный, наблюдательный,
интереснейший рассказчик, несравненно владеющий русским языком, любящий Россию…
Причём любящий её не в силу своих политических взглядов, не потому, что мода
такая, не потому, что так положено, а… А просто потому, что Россия ему — родная,
и он России — родной, и что тут ещё сказать? И вот сидит этот человек у вас за
столом и что-то такое интересное рассказывает, — и не просто интересное, но и
умное, и чрезвычайно важное для вас, для души вашей, для сердца, и вы слушаете
его, раскрыв рот, а он, видя ваш интерес, норовит ещё больше его разжечь, ещё
глубже в ваше сердце проникнуть… Вот такое было впечатление от солоухинских
книг, — вот именно такое. Я помню, начитался «Чёрных досок» (если кто не знает,
это книга о русских иконах) и, вспыхнув жарким энтузиазмом (мне 18 лет было),
тут же кинулся реставрировать одну имевшуюся у нас в доме икону. Как
реставрировать? Нашатырным спиртом оттирать! Чуть не погубил старинный образ —
слава Богу, знающие люди остановили, схватили за руки. Всё же успел её частично
испортить.
А как важны для всякого русского
человека его «Письма из Русского музея»! Он, не будучи профессиональным
искусствоведом, сумел так ярко, так мудро, так душевно рассказать о наших
художниках-классиках, что, боюсь, никто не сможет сказать о них лучше. И он же
так мастерски, по-боксёрски, удар за ударом, разбил дутую славу Казимира
Малевича, что отныне никто, прочитав «Письма из Русского музея», уже не сможет
пролепетать с чужого голоса: «Чёрный квадрат Малевича —
великое произведение искусства!»
А его стихи!.. Надо сказать, что и проза-то его была куда ближе к стихам, чем к классической прозе, что повести его — это такие чудные поэмы без рифм и метра, но и собственные его стихи были порою сравнимы с лучшими образцами великой русской поэзии.
Пусть вороны гибель вещали и кони топтали жнивьё, мужскими считались вещами кольчуга, седло и копьё. Во время военной кручины в полях, в ковылях, на снегу — мужчины, мужчины, мужчины — пути заступали врагу.
Пусть жёны в ночи голосили и пролитой крови не счесть, мужской принадлежностью были мужская отвага и честь. Таится лицо под личиной, но глаз пистолета свинцов. — Мужчины, мужчины, мужчины — к барьеру вели подлецов.
А женщина — женщиной будет: и мать, и сестра, и жена, — уложит она, и разбудит, и даст на дорогу вина. Проводит и мужа, и сына, обнимет на самом краю… — Мужчины, мужчины, мужчины — вы слышите песню мою?
Было время, когда я Солоухина ненавидел. И сравнительно недавно это время было… Когда все объелись до «дальше некуда» тупой ельцинской антисоветчиной, когда людей начало трясти от всевозможных эмигрантских откровений, тогда-то и вспомнилось, что не только эмигранты наши «метили в СССР, а попали в Россию». Вспомнилось, что в первых рядах сих «метивших» был и наш любезный Владимир Алексеевич. Причём встал он в эти ряды не в ельцинское безременье, как Астафьев, и не в годы горбачёвщины, а значительно ранее, значительно ранее… И вёл он себя в советские годы так, что можно было принять его за отчаянного смельчака. Мог, например, находясь в кругу важных советских классиков, встать и сказать речь против Ленина (о чём сам потом хвастливо сообщал читателям). Что это было? В самом деле смелость? Или Владимир Алексеевич твёрдо верил, что у него, антикоммуниста, где-то там, наверху, в руководстве Коммунистической партии, есть надёжная поддержка? А ведь, наверное, была… Во всяком случае, после этой речи ни один волос с головы Солоухина не упал…
Знаменитый советский писатель Всеволод Кочетов, горячий защитник советской власти и борец с диссидентством, в своём романе «Чего же ты хочешь?» вывел Солоухина в карикатурном образе некоего Саввы Богородицкого — недалёкого болтуна, не замечающего, что его втихую использует американская разведка… В самом деле использовала? Не мне судить! Но за такую исполненную поистине сатанинской злобы солоухинскую книгу, как «При свете дня» (опубликованную, разумеется, только в 90-х), США вполне могло (и даже обязано было бы!) как-то наградить Владимира Алексеевича. За героическую борьбу со святынями СССР!
В те годы кто-то заметил странное совпадение: СОЛоневич, СОЛженицын, СОЛоухин — три солярных знака русского антикоммунизма. Всё же я думаю, двое первых СОЛ — не компания для Солоухина. Я, например, никогда не смогу себе представить Владимира Алексеевича призывающим американский атомный огонь на Советский Союз. Да у него язык не повернулся бы сказать такое, мозги отказались бы такое подумать! А те двое — и подумать, и сказать смогли, чем навсегда поставили себя вне русской культуры.
…Вся наша литература идёт двумя путями: путём Ивана-царевича и путём Иванушки-дурачка, — то есть дорогой русского благородства и дорогой русской народности. Например, Тургенев, Лев Толстой, Тютчев — это наши Иваны-царевичи. А Ершов с его Коньком-Горбунком, Твардовский с его Тёркиным, Шукшин с его чудиками, Рубцов, Астафьев, Белов — это всё правнуки доброго, мудрого, хитрого и простодушного Иванушки-дурачка. И, конечно, Владимир Солоухин происходил из той же семьи. Но помните шукшинскую сказку, как Иванушка-дурачок добывал справку о том, что он умный? Так вот, Солоухин — это тот Иванушка, который добыл-таки ту справку.
Не так-то просто было его взять голыми руками! Он был достаточно умён, чтобы не утверждаться в каком-то одном политическом направлении, он всегда осматривался, всё подмечал, зорко видел, где его попутчики искренни, а где врут… Он не пристал всей душой к диссидентам, и нельзя сказать, чтобы он был до мозга костей славянофилом, он мог ругательски ругать коммунистов, но никогда не отрезал себе пути к отступлению. Читали его книгу «Последняя ступень»? Ох и хитрая книга!.. На протяжении нескольких сотен страниц Владимир Алексеевич в ней поливает грязью советскую действительность, а на последних десяти страницах вдруг чрезвычайно серьёзно сообщает, что всё это было неправдой, что всё это — вражеские происки, что он будет искать какой-то иной путь… Понимай автора как хочешь!
Настанет ли время, когда можно будет просто раскрыть книгу Солоухина, не думая, на чьей он был стороне, в какие союзы вляпался, какие опрометчивые слова сказал? Да, может быть, оно уже наступило, это время? Зачем ждать какого-то особого дня? Вот они, книги: и «Капля росы» никуда не делась, и из «Третьей охоты» не стёрлась ни одна буква… И эти книги «томов премногих тяжелей», — тех томов, что не смогли выйти из проклятых 90-х годов, растворились в том чёрном времени, пропали, как грехи, истёртые покаянием. А оно было, это покаяние, ибо в самом полном собрании сочинений Солоухина есть особый том: не книга, но храм, московский собор Христа Спасителя, построенный его трудами, собор, где он был старостой, где его и отпели.
…Новыми глазами глядим мы сейчас на творчество наших великих деревенщиков. Не можем мы сейчас не видеть, как враги России использовали их простодушную любовь к Родине, их боль за Отечество, как подсовывали им не те цели, не тот указывали путь… И поддавшись бесовской лести, Виктор Астафьев проклинал подвиг советских солдат в Великой Отечественной, и Валентин Распутин возлагал цветы к памятнику палача Сибири и предателя России Колчака… А что было бы, если бы Шукшин дожил до наших дней? В какие бездны его сумели бы заманить современные бесы? Или, быть может, потому и не дожил он, потому и оборвали его жизнь, что он ещё тогда не захотел идти против своего народа, против своей страны? Впрочем, что теперь гадать…
Но «Царь-рыба» Виктора Астафьева навсегда останется великим русским романом, бриллиантом нашей литературной сокровищницы. И никогда не померкнет блистание распутинских повестей, равных которым даже в нашей литературе мало. И всегда шёлковое, атласное, парчовое полотно солоухинской прозы будет устилать дороги Небесной России.
Алексей БАКУЛИН