Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

«ДУША БОЛЬШЕ ПИЩИ…»

Сестра Евгения Шеленина всегда на посту: как зайдёте в Серафимовский храм в Песочном, сразу видите её, маленькую, с чистыми голубыми, как небушко, глазами. Её дело — помочь, записку принять, подсказать, где какая икона, ответить на вопросы. А вопросы всякие бывают, например: «Кому помолиться, если муж из семьи ушёл?» Старшая сестра «Обители Веры и Милосердия» Татиана улыбается: «Женечку из храма не выгонишь, допоздна сидит. Бывало, зовём в трапезную после службы, а она: «А вдруг кто-то придёт, надо человеку помолиться-поплакаться у икон, а церковь закрыта… А я уже чаю с булкой попила». Эта любовь к булке — попросту пшеничному хлебу, — думается, осталась у Евгении Александровны со времён блокадного детства, когда ломоть белого хлеба за лакомство почитался… Слово сестре Евгении:

— Я родилась в 1940 году. Папа, Александр Дмитриевич, ушёл на фронт в первый же день войны, а мама осталась с тремя детьми на руках. Она рассказывала, как приходилось дежурить на крышах и гасить бомбы зажигательные; как их, молодых женщин, одевали в ватники, поливали водой, чтобы не загорелись, и посылали гасить мартеновские печи. Я, маленькая, представляла, как мама лезет в раскалённую огромную печь… Но блокада не воспринималась нами как нечто сверхъестественное. Это нормальное явление для детей-блокадников. Понимаете, мы ведь жили внутри этого ужаса и другой жизни не знали, нам не с чем было сравнивать. Потому и холод, и голод воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Да, было плохо, но все вокруг так жили. Не было еды — так её ни у кого не было; значит, так и должно быть… Но, знаете, у меня нет страха перед голодом, как у многих блокадников. Мама рассказывала, что когда мне было два года, я вечно собирала какие-то маленькие яблочки, маковые головки, ещё что-то и складывала под матрас, а когда кто-нибудь пожалуется, что есть хочет, я вытаскивала свои «припасы» и важно заявляла: «Сейчас я всех накормлю». Я собирала не для себя…

В 1942 году маленьких детей решено было вывезти из города, потому что хлеб нужен был тем, кто работал. Меня с сестрой Инной и 12-летнего брата Юру эвакуировали вместе с мамой. Бабушка к тому времени уже умерла от голода. Мама рассказывала: «Прихожу с дежурства, бабушка лежит — не дышит, а вы с Инной ползаете по ней, тормошите…» Дедушка умер ещё раньше, он похоронен на Смоленском кладбище. У бабушки с дедушкой было одиннадцать детей, мальчики ушли добровольцами на фронт и все погибли…

Наш поезд отправлялся в Киргизию. Но когда мама с билетами и документами пришла домой, нас с сестрой не было. Нас украли две женщины, которые, выдавая нас за своих детей, хотели выехать из Ленинграда: без малых детей никого ведь не выпускали — осаждённому городу нужны были рабочие руки. Слава Богу, мама догадывалась, кто это сделал. Она побежала на вокзал, разыскала начальника поезда, объяснила всё. Когда похитительницы увидели маму, они скрылись, а брат забежал в вагон, схватил нас на руки, прижал к себе и вынес…

Как жили в эвакуации, не помню. А домой вернулись в 1944 году — помню, плыли на пароходике по Ладоге… Впрочем, вернулись домой вряд ли можно сказать, так как наш деревянный домишко замерзающие ленинградцы разобрали на дрова — и на здоровье. Жить стали у Балтийского вокзала, на ул.Шкапина. Дома у нас была икона Божией Матери Казанская, в окладе. Мама её никогда не прятала, но я не помню, чтобы она перед ней молилась. В храм мама ходила и нас с собой брала. Мы, правда, ничего не понимали, а мама ничего не рассказывала, хотя в своё время изучала в школе Закон Божий. Но мне и без того очень нравилось бывать в церкви: там так красиво, спокойно. Я, бывало, в церкви по кругу хожу, иконы рассматриваю… Мы чаще всего ходили в Никольский Морской собор или в Александро-Невскую Лавру. В детстве Пасху справляли и Рождество Христово. Поразительно, но когда на Пасху стол украшали куличами и крашеными яйцами, это нас, детей, не удивляло, хотя в другие-то дни яйца ставились на стол обыкновенные — белые. Где-то в подсознании мы знали, для чего яйца красятся и куличи пекутся. А на Рождество мама как-то сказала, что родился Сын Божий, Которого Бог Отец послал на землю, чтобы даровать людям спасение и жизнь вечную.

Потом произошло очень важное событие — я до сих пор чувствую ту же радость, что испытала тогда. Как-то возвращаясь из бани, я возьми и скажи: «А хорошо бы сейчас папа пришёл». И вот заходим в квартиру, а у порога чемодан стоит — папа вернулся. Это был 1946 год, и путь отца домой лежал из побеждённого Берлина.

Хорошо врезалось в память, как жили в послевоенные годы. В 15-метровой комнате обитало нас пять человек, но всегда ещё кто-то был на постое. Вот к соседке приехала дальняя родственница, она идёт к маме: «Тётя Лена, пусти пожить. У вас под столом ещё место есть». Мама пускала — в тесноте да не в обиде. Стелем под стол матрас, и девушка — довольно рослая — спит себе сладко. Раньше проще люди были и добрее. Потом, помню, два студента жили у нас летом — мы уезжали на дачу в Сестрорецк. Когда вернулись, они как раз экзамены сдали. Один рассказывает: «Стою я у доски в аудитории, а у меня перед глазами не формулы, а батон вырисовывается и расплывается во всю доску. Чем больше хочу есть, тем крупнее в размерах батон становится». Мама только вздохнула. Она не брала с них денег за проживание, ещё и кормила — усаживала за стол вместе с нашей семьёй. И во дворе, бывало, вижу: девчонка соседская босиком бегает. Говорю: «Мама, глянь, у Люськи совсем обуви нет. Ну найди что-нибудь». Мама посмотрит среди нашей детской обувки, подберёт что поприличнее, отдаст. Так и жили все дружно.

После школы поступила в электромашиностроительный техникум. Работала после на электроремонтном предприятии, которое командировало своих специалистов на различные заводы по всему Советскому Союзу. Своими руками делала обмотки электродвигателей — это так интересно! Вот как врач осматривает человека и лечит, так и мы, техники, осматривали двигатель, искали причину его «болезни» и ремонтировали. А инструменты были такие тяжёлые, что потом ложку держать не могла — рука тряслась. Зато когда отремонтируешь двигатель и всё вновь начинает работать — так радостно на душе, что и от меня польза какая-то. Мастера хвалят, а я думаю: «Чего они меня хвалят? Я же за свою работу деньги получаю…». Бывало, допоздна сижу, не ухожу, пока двигатель не отремонтирую. Однажды мастер подошёл и высыпал мне на верстак горсть конфет — в благодарность.

Вот говорят, что к Богу скорби приводят. Но я, с детства живя среди скорбей, думала, что так и должно быть. Ну, поплачу… А чтобы в церковь пойти, просить у Господа помощи — даже в голову не приходило. Да я и сейчас думаю: а чего просить-то? Здоровья? Да что есть, то есть. Счастья? Так Бог Сам всё даёт, что каждому надобно. Ведь сказано: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться: душа больше пищи, а тело — одежды… Отец знает, что вы имеете нужду в том» (Лк.12,22—23,30). Уже когда на пенсию вышла, стала чаще ходить в храмы. А в 1996 году увидела по телевизору передачу о восстановлении церкви в посёлке Песочный. В ней ещё даже полы не настелили — доски в стороне штабелями лежали, стены были обшарпанные, крашенные жуткой зелёной краской. Отец Игорь с амвона тогда обратился ко всем: «Давайте вместе восстанавливать наш православный храм. Помогайте, кто чем может — кто деньгами, кто своими трудами». И я стала каждый день сюда ездить. Как и все, мусор выгребала, доски таскала, мыла, чистила… Потом батюшка благословил меня дежурить в часовнях на источнике и при онкологической больнице. Бывало, больные подходили, спрашивали что-то, и я находила что ответить — выручали батюшкины проповеди, да и я к тому времени уже духовную литературу читала. Поначалу всё плакала: люди болеют раком, умирают, так жалко их, особенно деток. А потом поняла: не слёзы им мои нужны, — слова утешения, помощи духовной. Стала спокойней.

Со временем поняла, что дом только помеха: бывало, надо бы ещё в храме остаться, кое-что сделать, но пора домой ехать. Так один раз заночевала в сестричестве, второй раз… Вот и решила жить здесь, в «Обители Веры и Милосердия», чтобы всегда при храме быть, при деле. О.Игорь благословил. Так хоть на старости лет, но привёл меня Господь к Себе.

Записала Ирина РУБЦОВА