Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

НАЦИЯ ПРЕД ЛИКОМ БОЖИИМ

За несколько минут до Богоявления

Подлинному богословию, в сущности, не нужны слова. Рублёвская «Троица» помогает познать Бога лучше, чем десятки учёных трактатов. Древнерусская иконопись славна не только исключительной художественной выразительностью, но и поразительным умением наглядно представлять тончайшие духовные истины, для которых и слов-то в человеческом языке не находится. Времена древних иконописцев миновали, но Бог-то никогда из русского искусства не уходил: именно Его светом горят творения наших великих мастеров, в том числе и живописцев. И первой среди таких работ нужно назвать картину Александра Андреевича Иванова (1806-1858) «Явление Христа народу».

Странно сказать, но это великое произведение русской православной культуры до сих пор не имеет достойного православного истолкования. И в XIX, и в ХХ веках замечательное полотно рассматривали лишь как раскрашенную иллюстрацию к библейскому тексту, никому не нужную сценку из древней истории.

А подумать только: если бы кто-то взял на себя труд расшифровать поистине загадочный ивановский шедевр, написать к нему «путеводитель», — может быть, история России пошла бы иным путём! (Вот так, ни больше, ни меньше…)

Но на нет и суда нет. И мы в свою очередь не станем в несколько газетных строк ужимать толкование этой неисчерпаемой темы. Ограничимся лишь немногими словами, чтобы хоть слегка приблизить читателя к этой вершине в высочайшей горной цепи русского духа.

Во-первых, фигура Христа. От синего неба, от синих гор в синем хитоне идёт Спаситель к Иордану. Всего несколько минут отделяет нас от того момента, когда прозвучит глас с Небес, глаголющий: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф. 3:17), когда Дух Святой в виде голубином сойдёт на Этого Неизвестного… Вот объясните мне, как, каким образом Иванов сумел изобразить предчувствие, предвосхищение, это ожидание Богоявления? Крошечная фигурка, не сразу даже заметная за иорданской толпой, почти не прорисованная, без нимба, без сонма служащих ангелов… Да что там ­— почти без лица! Это тот, кто «трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит» (Мф. 12:20). Но какое дивное величие, какая тайна, какое указание на нечто высшее, на нечто непостижимое!..

Далее: фигура Предтечи, вся — аскетизм, вся — величие… Мудрое, одухотворённое лицо, благородный жест, любовь к людям, благоговение перед Идущим… А всё-таки перед едва различимым Христом величие Иоанна как-то бледнеет, стирается, отступает в тень. Это понятно. С одной стороны, «из рождённых женами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя» (Лк. 7:28), — а с другой: «Я недостоин развязать ремень у обуви Его». (Ин. 1:27) — Александр Иванов очень тонко показал эту грань между Предтечей и Предвозвещённым…

Иоанн только что произнёс слова: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29). Вдумайтесь. Отныне всё названо своими именами. Креститель — не кликуша, не безродный проходимец. Все собравшиеся знают его как сына знаменитого священника Захарии, все знают его святую жизнь, все признают его пророческий дар (а иначе бы не приходили к нему креститься такими толпами). Многие слышали о чудесном рождении Иоанна, многие слышали о Звезде волхвов и о том, что Спаситель уже явился в мир. Итак, великий, почитаемый во всей стране пророк объявляет: «Вот Агнец Божий!» Вот Он! Свершилось! Мессия явлен Израилю!

Что же собравшиеся?

…Между прочим, Иванов назвал свою картину «Явление Христа евреям». Есть особый резон в таком варианте названия. Ивановское полотно — коллективный портрет целой нации, причём нации, пришедшей к главному моменту в своей истории. Богоизбранный народ принимает Избравшего. И как же принимает?

Вглядитесь в лица старых фарисеев. Мудрецы и праведники века сего уже хмурятся. Они не верят Предтече? Так ли это? Им мало было посланных знамений? Но белобородый старик состроил скорбную мину: он уже скорбит о печальной участи обманщика, вздумавшего назвать себя Мессией. Разумеется, обманщика, — а как же иначе? Кажется, эти люди заранее осудили Пришедшего, они осудили его в принципе. Он им не нужен, и знамения только усугубляют Его вину перед ними. О, эти скептически вздёрнутые брови, эти смиренно прикрытые глаза молодого фарисея в голубом хитоне! Вы никогда не видели подобной мины? Ею, как бронёй, защищаются люди от неопровержимого…

Многие из собравшихся улыбаются радостно, но нет света в их улыбке, нет духа. Особенно показательны в этом отношении двое — отец с сыном, жалкие, обнажённые, мокрые, дрожащие… Они как будто и рады слышать слова Крестителя, но и радость-то их жалкая, трясущаяся, рабская. Рабы дождались прихода господина, но именно господина, а не Господа. И рабство их — не Богу, но человеку. Они человека ждали, мужа сильного, который бы устроил их маленькие земные дела. Думают, что дождались, радуются. Но вместе и трясутся от страха: сильный человек непредсказуем…

А сколько равнодушных лиц? Иванов по большей части скрыл их густой тенью, — тень эта лежит и на их душах.

Только три персонажа, трое будущих апостолов: Иоанн, Пётр, Андрей, — только они озарены Духом. Юный Иоанн — весь любовь; Андрей — мудрость и какая-то детская открытость; Пётр, жадно и доверчиво внимающий словам Крестителя. Вот трое — только трое из большой толпы — готовы уже сейчас взять крест свой и пойти вслед за Господом. Только трое, не считая самого Предтечи…

Сейчас свершится то, что позже назовут Богоявлением: Сам Отец Небесный засвидетельствует Божество Иисуса, глаза человеческие смогут увидеть то, что воочию увидеть невозможно: Духа Святого… Сейчас освятится водное естество, омывшись о Нескверного, и воды Всемирного Потопа станут Водою Спасения. Но, кажется, главное уже свершилось: мир раскололся надвое, на тех, кто поверил Предтече, и тех, кто предпочёл усомниться; на тех, кто принял, и тех, кто не принял; на тех, кто увидел в Идущем Христа, и тех, кто попросту не обратил внимания на скромную, с трудом различимую фигурку вдали.

Самое же страшное в том, что разделение это идёт до сих пор. Мы думаем, что подходим к одному из экспонатов Третьяковки, к холсту таких-то размеров, такой-то стоимости, такого-то автора, — а на самом деле мы встаём в иорданскую толпу, смешиваемся с этими людьми, с этими жителями древней Иудеи, и вместе с ними слушаем слова Пророка, и вместе с ними должны понять, верим мы в то, что «сей Иисус есть Христос», ­— или нам спокойнее будет не поверить.

В начале ХХ века великий Василий Розанов (шепнувший однажды на ушко Зинаиде Гиппиус: «Я умнее себя человека не знаю!») сказал о картине Иванова: «Картина вовсе не изображает того, что под нею подписано. Настоящее название картины — «Пустынник Иоанн среди народа»… Иисус здесь — никто!! никто!!! Христос почти не нарисован! Его нет, почти нет!.. Рвётся комическое сравнение: «дверь растворена! все ждут — но он почему-то задержался»… «Нарисовал, но не покажу». Хуже этого вышло: нарисовал, но так, что ничего нельзя рассмотреть».

Ничего не увидел самый умный в России человек.

А как мы — не самые умные?

Алексей БАКУЛИН