Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Издание газеты
"Православный Санкт-Петербург"

 

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

КУЗЬМА КРЕСТОНОСИТЕЛЬ

Тюремный «вертухай» открыл железную дверь камеры и выкрикнул на выход Кузьму с вещами. Непутёвый русский мужик Кузьма отбыл восьмилетний срок в лагере за убийство в пьяной драке своего соседа по деревне. В деревню Кузьма ехать боялся, так как братья убитого поклялись проломить ему башку, если опять там появится. Получив какие-никакие документы, Кузьма поплёлся по городским улицам, озираясь по сторонам. В маленьком сквере он сел на скамейку и, морща лоб, раздумывал о своём житье-бытье: куда ему податься.

«Эх, кабы где устроиться на работу, — думал Кузьма. — Хорошо бы при столовке или при магазине грузчиком». Он встал и начал обход столовых и магазинов, но его везде гнали. В милиции дежурный, прочитав его бумажки, сказал: «Есть место в общественной уборной, при ней и каморка, где можешь жить». Уборная была в заводском районе и была страшно запущена. Каморка оказалась крохотной, с ползущей по стенам сыростью, но Кузьма и этому был рад. Три дня он старательно чистил это грязное отхожее место, а на четвёртый день, отдыхая на полу в своей каморке, услышал под дверью разговор: «Мы этот сортир приватизировали, отремонтируем его и сделаем культурный платный туалет, а тут какой-то бомж поселился». Дверь открылась, и в каморку втиснулись двое накачанных с бритыми затылками. Один пнул ногой лежащего Кузьму и заорал: «Выметайся отсюда!» — «Да что вы, ребята, меня милиция сюда определила», — запротестовал Кузьма. «Ах, милиция!» Его долго били, затем вытащили из каморки и положили под стенку. Через час Кузьма очнулся, сел и ощупал голову и разбитый нос. Встав, он снова побрёл по улицам. Мучили голод и жажда. Он подобрал пустую консервную банку и вычистил пальцем масло и рыбные крохи. Почерпнул этой банкой из реки и вдоволь напился, хотя вода отдавала керосином. В каком-то дворе, покопавшись в помойке, вытащил полбуханки заплесневевшего хлеба и кусок скользкой от слизи колбасы. Пообедав чем Бог послал, Кузьма вышел за город и зашагал по Киевскому шоссе.

Через несколько дней он добрался до Гатчины и заночевал в заброшенном сарае, где ночью его укусила за палец крыса и ужасно одолевали блохи. Он шёл на юг, побираясь по пути. И худо-бедно, но ему подавали: из деревенских домов больше хлебом, на городских улицах — даже денежку… Однажды его приютили в монастыре прп.Саввы Крыпецкого — монастыре бедном, но страннолюбивом. Отец кашевар положил ему полную миску перловой каши, дал большой ломоть хлеба и кружку крепкого чая. Кузьма ел жадно, набивая утробу крутой кашей впрок, взахлёб пил чай и по-собачьи благодарно смотрел на отца кашевара. Тот жалел его и говорил: «Ты, Кузьма, не забывай, что всё же ты человек и носишь образ Божий, покайся и не греши. Неси свой крест терпеливо и безропотно, раз уж тебе выпала такая доля. На всё воля Божия. Тяжек твой грех. Убил ты человека, аки Каин окаянный, вот и неси свой крест в покаянии и смирении. Прибейся к какому-нибудь делу, трудись, молись, и, может быть, Бог отпустит твой смертный грех. Сходи-ка к нашему игумену отцу Варахиилу, вдруг он оставит тебя здесь». Игумен, с большой апостольской бородой и добрыми синими глазами, пожалел Кузьму и дал ему червонец, но сказал, что у них уже своих бомжей под завязку. Выйдя из Крыпецкого монастыря, Кузьма шёл дальше на юг, раздумывая о словах отца кашевара: кайся и неси крест свой! Трёхдневное пребывание в монастыре как-то благотворно подействовало на него, и он даже перестал тайком ловить и скручивать шеи деревенским курам и сдёргивать с верёвок сохнущее бельё.

Однажды, остановившись на ночлег в одной деревне, он взял лежащий на дворе топор, в лесу срубил молодой дубок толщиной в руку и соорудил из него большой крест от подбородка до чресел. На заброшенной колхозной МТС нашёл круглую скобу с кольцами на концах, раскалив толстый гвоздь, прожёг в верхней части креста сквозную дырку, продел туда проволоку и привязал ко кресту железную скобу, окрутив её тряпичной лентой. Выпросив у старухи-хозяйки ржавый амбарный замок, перекрестился и надел себе ошейник со крестом. Старуха продела в кольца скобы замок и ключом на два поворота замкнула его. Выходя на дорогу, Кузьма бросил ключ в деревенский пруд. И, по слову отца кашевара из Крыпецкого монастыря, отныне стал крестоносителем, удивляя народ и возбуждая в сердцах жалость и сострадание. Он ходил с этим во всю грудь и живот деревянным крестом по городам и весям, рассказывая, что это — покаянный крест за Каинов грех, который совершил по пьяной лавочке по молодости, по глупости, и теперь этот крест он не снимет никогда и ляжет вместе с ним в могилу.

Принимали его хорошо даже в городах. Настоятели после окончания богослужения, во время которого Кузьма, стоящий всегда сзади всех, басом подпевал церковному хору, приглашали его к трапезе и кормили до отвала, да ещё на прощание совали в руку небольшую толику денег. Но особенно и даже с почётом принимали его в деревнях. Бабы жалели и плакали, слушая его горемычный рассказ. Кормили его хорошо. Кузьма по деревенской привычке, когда кормят «на халяву», ел жадно и много. И бабы, жалостливо качая головами, подкладывали ему на тарелку ещё и ещё, пока он, одуревший от еды, не валился на лавку и храпел во всю мочь. Бабы подходили к нему на цыпочках, целовали крест. Были даже случаи исцеления, особенно от беснования. От такой кормёжки щёки у Кузьмы округлились и изрядно вырос живот, покаянный крест принял полугоризонтальное положение и торчал вперёд, словно пулемёт. Однажды в украинском селе его приняла одинокая вдова. Она плакала и просила Кузьму помолиться за умершего хозяина. На стол была выставлена уйма всякой снеди: галушки, и вареники, и паляница, варёная свинина и большая бутыль с самогоном-первачом. Кузьма наелся и завалился спать, не забыв помолиться. Ночью пришла вдова и разбудила его. Кузьма сел на кровати, протёр кулаком глаза и, сообразив, в чём дело, разгневался до невозможности. Он кричал так, что было слышно на всё село: «Ах ты, блудня! Не видишь разве, что я за грехи свои распят на кресте! Ты что, хочешь, чтобы нас разразил Господь и бесы утащили меня и тебя вместе со крестом в преисподнюю?!.»

Однажды ночь застала его на дороге. До следующего села было далеко, и он решил заночевать в ближайшей роще, где росли дубки, ракиты и тополя. Войдя в рощу, он увидел в отдалении горящий костёр и пошёл на огонёк. Подойдя, увидел трёх бродяг, сидящих у костра. Они были изрядно пьяны и о чём-то злобно спорили. Увидев Кузьму, они замолкли и хмуро уставились на него.

— Мир вам, люди добрые, — сказал Кузьма.

— Садись, садись, погрейся с нами, — сказал один. — У тебя водка есть? А табак? А деньги? А крест зачем такой прицепил?

— Грешник я, ношу его для искупления грехов и другим в назидание.

— А ну-ка, Петро, ощупай грешника, может, что и найдём.

— Не трогай меня, человече, Бог даже Каина запретил обижать, а я тоже вроде Каина.

— Да у него ничего нет. Кусок хлеба да книжка церковная.

— Кидай её в костер, — приказал мрачный бродяга.

— Бог вас побьёт, нечестивцы, — сказал Кузьма.

— Ах, ты нам ещё угрожаешь! Хватай его, хлопцы, раздевай догола и привязывай к дереву, крест — в костёр, — приказал бородач.

— Да крест не сымается, он у него на замке!

— Пока привязывайте, а я пойду лозы наломаю. Постегаем, поучим его, чтобы знал, как шататься по ночам с таким крестом.

— Господи, прости им, не ведают, что творят, — взмолился Кузьма. Утром, весь в багровых полосах от экзекуции, он обвис на верёвках, всё ещё привязанный к стволу. А бродяг и след простыл. Днём сильно припекало солнце, и он кричал, призывая на помощь, но никого не было. На следующее утро показалось стадо коров. Одна корова подошла и, жуя жвачку, меланхолично уставилась на него. Кузьма, очнувшись от забытья, посмотрел на корову и, едва ворочая пересохшим языком, сказал ей: «Коровушка, матушка, видишь, я помираю, позови кого-нибудь». Из рощи на поляну вышел старый пастух, увидел Кузьму и остолбенел. «Свят, свят, свят. 3 нами хрестная сила! Ты чоловик чи хто»? Кузьма не мог говорить. Пастух потихоньку подошёл к нему, тщательно разглядывая. «Бидный чоловиче, як же тэбэ змордувалы». Он разрезал веревки и опустил Кузьму на траву. «Воды», — прохрипел Кузьма. Пастух отвязал баклажку и напоил страдальца, накрыл его ватником и сказал: «Ты, добрий чоловик, мало почекай здесь. Зараз приду с конём, та якийсь одяг принесу».

Целую неделю приходил в себя Кузьма в доме добросердечного пастуха. Уходя, он благословил его дом. На нём была грубая рубаха и штаны, на боку холщовая торба с хлебом. Шёл он босой и отныне стал так ходить всегда.

В начале восьмидесятых годов я встретил Кузьму в симферопольском кафедральном соборе. Он стоял среди прихожан — лохматый, с большой бородой, в холщовой рубахе и таких же штанах, из-под которых виднелись босые заскорузлые ступни. Он стоял и самозабвенно подпевал басом церковному хору. Крест был в таком же полугоризонтальном положении. Между лопаток Кузьмы висел ржавый амбарный замок, закрытый на веки вечные. После службы он сидел в церковном дворе на скамейке и блаженно улыбался. Женщины подходили к нему и совали ему в руку рублёвки, которые он сразу раздавал нищим. Дети не боялись его и, подойдя, охотно щупали крест и дёргали Кузьму за бороду. Он не бранил их и только кротко улыбался. Я с ним заговорил, и он не чинясь, охотно отвечал. Из церковного дома вышел псаломщик и окликнул Кузьму, чтобы шёл на обеденную трапезу. Кузьма встал, перекрестился, достал из холщовой торбы деревянную крестовую ложку с монастырской надписью: «На трапезе благословенной кушать братии почтенной» и направился к дому. Я потом много о нём слышал от разных батюшек, которые запомнили посетившего их храмы Кузьму. Его видели и в Тбилиси, и в Вильнюсе, и в Костроме, и в Нижнем Новгороде, и на Урале, и в Сибири. Вот такой странный русский человек Кузьма Крестоноситель. Наверное, и сейчас где-то ходит по городам и весям и, войдя в дом, кричит хозяевам: «Покайтесь, люди добрые, ибо приблизилось Царствие Небесное!»

(С сокр.)

предыдущая    следующая