Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

КАК ОПРЕДЕЛИТЬ СВОЙ ДУХОВНЫЙ ХАРАКТЕР

ХАРАКТЕР ДЕТЕЙ

Особенные затруднения встают перед священником при исповедании маленьких детей. Эти затруднения происходят от разных причин. Во-первых, оттого, что разговаривать с детьми тоном правильным, правдивым и естественным - является особым даром, стяжать который не каждому дано. Во-вторых, обстановка, в которой проходит зачастую детская исповедь, оставляет желать много лучшего: родители дома не всегда могут дать надлежащее воспитание ребенку, направить его интересы, развить церковность. Подготовить к исповеди, особенно к первой, дома не умеют. От священника зависит, как устроить правильно детское говение, то есть заранее начать с детьми говорить на тему о покаянии, объяснить все, с этим связанное, пробудить соответствующее настроение.

Затруднения во время исповедания ребенка проистекают от своеобразности детской психологии, отличной от психологии людей взрослых. Кроме того, священник совершенно ошибочно может начать с детьми говорить не тем тоном, каким надо; начнет что-то неестественное и надуманное изображать, стараясь подделаться под какой-то воображаемый им детский мир, взгляд и разговор. Естественность и искренность дети чувствуют гораздо сильнее, чем кто бы то ни было. Фальшивый тон поэтому создаст только неправильный подход к душе ребенка.

Священник в особенности должен действовать на ребенка непосредственно, без лишних рассуждений и отвлеченностей. Надо действовать на совесть, раскрыть ее детям, пробудить ее, звать к искренности с самим собою. "Начало премудрости - страх Господень". Это должно быть внушено детям сызмальства. Страх Божий не как рабское паническое чувство, а как благоговейное почитание Небесного Отца, растворенное любовью сыновней. Священник не должен развивать в ребенке утилитарного отношения к греху и добродетели, то есть не должен строить воспитания детской души на принципах какого-то соразмеривания юридических, наемнических понятий: если будешь хорошо вести себя, то и Бог пошлет все хорошее, а если будешь себя плохо вести, то Бог тебя лишит того-то и того-то. Это недостойно проповеди любви и морали. В евангельской морали очень часто нет именно этого равновесия и нашего понятия справедливости (награда виноградарям не по справедливости людской, а по милости и любви Божией). Священник не должен злоупотреблять угрозами типа "тебя Бог накажет". Надо воспитывать в детской душе с самых ранних лет примат любви, а не страха, сыновства, а не рабства и наемничества. Духовник должен найти это нелегкое равновесие страха Божия и любви сыновней. Надо постепенно стараться развивать в душе истинно христианское чувство любви к Евангелию, преданности Церкви, любви к чистоте, святости; приводить примеры святых, отдавших все и самих себя Богу. Особенно надо обращать внимание на детские склонности ко лжи, к пользованию чужими вещами, к издевательству и насмешкам над слабыми; на склонность детей мучить животных; на привычки кривляться и вообще быть неискренними; на склонность к грубости.

ХАРАКТЕР ПОДРОСТКОВ И МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ

При исповеди молодых людей в возрасте от шестнадцати до двадцати лет священник нередко наталкивается на какую-то внутреннюю забронированность и нежелание подпустить близко к себе испытующий взор духовника. Случается, что юноша и девушка этого возраста приходят на исповедь или по требованию своих домашних, или по какой-то прежней традиции, которую не хотят еще нарушить, или же даже по своему искреннему желанию и неложному религиозному чувству, но уже замутненному ложным стыдом этого возраста, - но, как бы то ни было, самым большим препятствием для этого возраста бывает какая-то скрытность, застенчивость, недоверие.

Это самое ответственное время всей жизни человека. Тут происходит наиболее резкое изменение в душе человека, формирование его характера, смена каких-то прежних ощущений новыми, прошедшими через горнило рассудочного восприятия. Это "пора надежд и грусти нежной"; период романтики, бурных очарований и горьких разочарований; время первых исканий пытливого разума, возникновения первых сомнений, пробуждающихся искушений недоверия прежним авторитетам; это годы необычайно остро развивающейся гордости, самолюбия, отстаивания своего примата во всем. В эти годы происходят в молодом существе его первые встречи с тайнами бытия как физиологическими, так и метафизическими; тут пробуждается впервые эрос и дает себя мучительно знать пол. Юноша и девушка, особенно чувствительные в эти годы ко всему ложному и ненастоящему, сами, как это ни парадоксально, легко поддаются соблазну позы, роли, фразы, надуманных образов. Они легко играют роль то отрицателей и бунтарей, то разочарованных, байронизирующих скептиков. В эти критические и смутные годы особенно заманчиво все таинственное, хотя бы пробудившийся разум и хотел ниспровергнуть все неподведомственное разуму. "Тайны", скрытность от взрослых, язык намеков побуждают молодую душу поведывать все свое сокровенное листам своего дневника - дневники в эти годы пишутся с огромным азартом, - но часто и тут фраза и желание играть роль не покидают молодого и "разочарованного" романтика; он не вполне искренен и с самим собой и продолжает на страницах автоисповедей становиться в какие-то позы.

На исповеди перед священником этот тип кающихся особенно труден, так как осторожный священник боится как-либо задеть хрупкий сосуд души, не повредить какие-то сокровенные пружины. Вполне оправданно священник должен остерегаться, с одной стороны, оскорбить молодую застенчивость и повредить свойственной этому возрасту скрытности, а с другой, надо также бояться быть самому слишком нерешительным и небрежным в исповедании чужих помыслов.

Нельзя что-то упустить в исповеди такого юноши (девушки) и не помочь стыдливой совести откровенно все рассказать, но в то же время нельзя и самому слишком резко вторгаться в сокровенные области чужой души и не натолкнуть на грех, сказав, может быть, то, что кающемуся даже и в голову не приходило, не соблазнив, не нарушив какой-то очень затаенный покой.

Если священник умеет подойти к грешникам вообще, если он развил в себе пастырское чувство сострадающей любви, если он хочет быть для своих духовных детей не грозным обличителем и сухим моралистом, готовым найти на всякий проступок соответственную епитимью или нотацию, а настоящим духовным отцом и понимающим другом, то ему, конечно, как бы ни был скрытен юный собеседник, удается расположить его к себе, внушить доверие и потребность искренне поведать о своих грехах и проступках. И тогда, после обычных признаний "повседневных грехов", когда исповедующийся замолкает и не решается сказать о самом главном (будь то какой-либо грех из области сексуальной, или укоренившейся привычки брать чужое, а может быть, даже и воровать деньги из письменного стола своих родителей, или еще что-либо подобное), то тут-то, по совету мудрых и опытных духовников, надо ласковым и тихим голосом сказать: "Может быть, есть грех, в котором тебе совестно сознаться? Может быть, ты что-нибудь не решился сказать о своих грехах на прошлых исповедях или забыл, а потом вспомнил и уже не осмеливался сказать духовнику?"

Когда кающийся, познав в твоем лице не грозного обличителя, а состраждущего ему друга, наконец скажет о своем преступлении, не ужасайся и не негодуй, ибо он сам себя довольно укорял…

Как никогда и нигде, на исповеди таких скрытных и застенчивых молодых душ священник чувствует всю благодатную мощь священства, всю таинственную силу исповеди, свой долг состраждущего друга и отца, безграничную милость Божию, которая и через грешного и "подобострастного" иерея проявляется и изливается в души смятенных людей. Благословенны те минуты, когда пастырю удалось помочь таким образом слабому и колеблющемуся грешнику!

Часто к священнику приходят молодые люди, которые по принуждению домашних или по какой-то привычке явились к исповедному аналою, но которые признают, что им собственно нечего сказать духовнику, что они не верят в необходимость таинства покаяния, что в сущности они и в Бога-то не верят по-настоящему, или так, как они верили в детстве. Тут священник должен быть особенно внимателен и осторожен. Конечно, исповедь - это не время для ведения философских и богословских рассуждений, но надо сделать все возможное, чтоб такой юноша не ушел от священника неудовлетворенным и как-либо задетым в своих сокровенных переживаниях или обиженным его невниманием. Уйдет он тогда от священника и от Церкви надолго, может быть, навсегда… Надо назначить ему время для частной беседы, проявить к нему особое попечительное внимание и дружескую любовь и всеми возможными способами постараться отогреть, приласкать, заинтересовать.

Очень важно пробудить интерес к вопросам бытия и смыслу существования, к цели жизни, к ограниченности этого земного круга и безсмысленности его автономного бытия, без зависимости от Высшего Начала. Хорошо самому священнику закидать такого юношу всеми "проклятыми вопросами". Сомневающийся молодой ум начинает протестовать против всех догматов и всех авторитетов, требует разумного и "научного" разрешения своих недоумений. Весьма полезно не затушить в нем этой жажды, а, наоборот, возбудить еще больший голос любомудрия. Священник неумный, невдумчивый, мало сам образованный смертельно боится пробуждения "проклятых вопросов" у молодежи, видя в них опасный бродильный элемент. Это совершенное заблуждение! Возникновение запросов и вопрошаний у молодых людей есть как раз благодарная почва для религиозных откровений. Они свидетельствуют о неуспокоенности сознания, о неравнодушии, о незаурядности. Священнику надо посвятить таким молодым душам свое внимание и время, помолиться о них, вспомнить свое время "бурь и порывов". Надо уметь внушить к себе доверие. Надо стараться, чтобы в священнике увидели не только "служителя культа", "обскуранта", "несовременного", а чтобы к нему шли с открытой душой и почувствовали в нем чуткого, образованного, а главное, сочувствующего человека, способного понять и чужие искания. Не отталкивать их надо от книги и от философских вопрошаний, а, наоборот, открывать перед ними еще большие горизонты, чтобы они почувствовали всю мелководность и ограниченность материализма.