Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ПОДВИГ СЕМЕЙНОГО ВОСПИТАНИЯ

"НЕ ПОДАВИТЬ РОСТОЧЕК"
Любая православная школа — воскресная или гимназия, каждая православная семья должны придерживаться одной традиции. Традиции любви к ребенку, бережного отношения к каждой детской душе. Но когда возникают проблемы с поведением ребенка, он не слушает или отвлекается, у нас, у православных, воцерковленных людей, как правило, первой реакцией является отрицательная, авторитарная: подавить! Подавить, исключить, убрать, призвать родителей, сделать выговор. Мы очень редко когда пытаемся эту традицию любви применить к конкретному случаю. Когда речь идет о том, что у ребенка трудности в школе с учителями или со сверстниками, то любовь проявится в том, если вы сначала разберетесь, вникните, что происходит, чем ребенок обижен. Может быть, учительница подавляет его или сверстники забивают, он вынужден обороняться и потому агрессивен. Надо всегда вникнуть. Нужно смириться до той немощи, которая есть у ребенка, понять причину, почему он выбивается из общей ситуации. Необходимо откликнуться на его боль, отыскать в своей душе возможность сострадания и помочь ему выйти из кризиса. А это невозможно, если вы не обретете дружеских отношений с ребенком. Если не будет душевной близости с ним, никуда вы его не приведете: ни в храм, ни к какой-то лучшей жизни, ни к хорошим ребятам. Но духовное водительство должно быть тонким, умелым, не навязчивым, не подавляющим.

Увы, редкий родитель, редкий педагог православный не грешит авторитаризмом. Это ужас какой-то, это боль наша. Я считаю, что это проблема всех наших школ. Дух наш, к сожалению, — не дух любви, мы не хотим перед детьми смиряться, мы хотим проповедовать, объявлять, что пришли рассказать им о Боге, о том, что хотим их воцерковить, это — цель нашего собрания. А воцерковление может быть только результатом любви. Если в семье будет хорошо, тепло, уютно, если ребенка там будут понимать, он никуда из семьи не уйдет. Вот батюшка Константин Островский так и сказал: на улицу не ходили, а жизнь была полной, было ощущение того, что в доме есть все, в доме светло и уютно.

И еще, когда ребенок вдохновился, когда он за нами уже следует, за нашим примером, когда он уже поверил в нашу дружбу с ним, в этот момент нужно постараться избежать желания привязать ребенка к себе, взять его в свои объятия и сказать: "Он мой. Я его завоевал для себя". Это нужно для того, чтобы ребенок научился самостоятельно жить на основании этой традиции христианской любви, чтобы он потом мог помочь другим людям.

Наши серьезные промахи и ошибки происходят именно оттого, что мы этого не понимаем и у нас нет опыта работы с душой ребенка, никто нас этому не учил. Годами учим Закону Божию, а потом через пять-шесть лет ребенок уходит из Церкви и вообще о Боге не хочет вспоминать, из семьи уходит, хотя родители воцерковленные. И священники бывают, и диаконы, а ребенок уходит из храма, не хочет повернуться даже лицом в эту сторону. Это оттого, что мы чаще всего назидаем, чаще всего мы подавляем, мы теоретически рассказываем о жизни по вере, а по духу мы совершенно эту веру не можем передать следующему поколению как некое сокровище нашей жизни. И не усваивается это. И поэтому, важная проблема сегодняшнего дня — создание учебного заведения, где бы атмосфера, строй духовной жизни были по-настоящему христианскими. Мы сейчас пытаемся в нашей воскресной школе перейти к такой стадии, чтобы кроме проповеди и преподавания Закона Божия, была бы еще у нас живая, творческая, деятельная атмосфера, в которой любой ребенок или молодой человек, попадающий к нам, ощущал бы заботу, внимание к себе как к личности. И именно этому мы хотим научить родителей. Если родители воспринимают этот дух любви, если они отзываются на него, то мы уверены, что от нас они эту идею понесут в семью, они и к собственному ребенку подойдут с пониманием, а не будут только назидать: "Ходи в храм, молись, постись", давать указания. Вот в этом все дело.

Если есть какой-то уклад семейной жизни, душа к душе, родители и дети, они друг друга понимают, слышат, доверяют, советуются, вместе что-то делают, неважно даже, что они делают, вместе какой-то созидательный труд выполняют, это дорогого стоит. Если есть общая молитва — это вообще безценное дело, но и молитва может быть по-разному построена. Мне кажется, когда это все делается с любовью, с теплотой, с пониманием меры и возможностей ребенка, то все будет на пользу, и душа ребенка будет раскрываться, возрастать. Если же мы будем обижаться, требовать и давить: "Вставай, молись", — то, конечно, подавим все, даже малейший росточек…
Ирина МОШКОВА, психолог, директор воскресной школы православного центра "Живоносный Источник" в Царицыно

В САМООТРЕЧЕНИИ
Если мы хотим иметь православную семью, нужно совершенно по-другому воспитывать детей. Нужно им говорить, что брак — это подвиг, ничем не ниже монашества, а, может быть, в современных условиях, даже и выше. Что это самоотверженный труд, это каторжное дело, но оно приводит к спасению души, ибо женщина "спасется через чадородие" (1Тим.2,15). Хочешь спастись? Занимайся своей семьей, со всей отдачей воспитывай детей, в крестоношении и в подвиге.

А если наши девочки или мальчики не хотят трудиться, если они хотят только наслаждаться жизнью, то, значит, мы как христиане в своем воспитании потерпели полный крах, потому что христианство — это крест. Без креста его просто не бывает. Мы же не можем назвать христианством то, что существует на Западе и к чему теперь устремились и мы, — комфортабельное общество, где каждый делает, что ему нравится, и отстаивает свободу этого делания, и живет по возможности в свое удовольствие, не мешая другому. В этом протестантском, протестующем против Креста мире, ничего христианского, кроме имени Христа, не осталось.

Если муж не может прокормить семью, то тут никакой христианской семьи и быть не может (?! — ред.). Если человек не в состоянии обезпечить жену и детей, зачем он женился? Ему надо идти куда-нибудь, где бы он за еду работал. Что значит: "Батюшка, благословите жениться?" Я всегда спрашиваю: "Сколько ты зарабатываешь?" — "Две тысячи рублей". — "А куда ты жену приведешь?" — "Мы еще не знаем". — "А на что ты детям будешь давать образование? Какой ты жених? И та, кто пойдет за тебя замуж, будет безумная". Эта семья обречена. Он будет приносить свои две тысячи рублей, и что? Значит, жена должна работать? Тогда кто будет смотреть за детьми?

Вот раньше так не было. Чтобы жениться, человек готовил материальную базу, строил дом. Если это крестьянская семья, жених старался отделиться от своего отца. А если семья богатая, дворянская, или человек служащий, то он до определенной должности должен был вырасти, а потом уже смел делать предложение. А не так: кудряшки понравились, обнялись, сходили потанцевали, и все — они муж и жена, а папа и мама их кормят. У них, видите ли, любовь… И если уж бабушка настаивает, хорошо, мы тебе родим, играйся. Это, конечно, не христианская семья.

Христианская семья — это целый организм, где все посвящено именно подвигу, подвигу самоотречения. В браке, действительно, и жена служит не себе, но мужу. И муж работает для своей жены, для детей; он не своей жизнью живет, а жизнью семьи; он себя отдает, жертвует собой. И детей нужно воспитывать в труде и в подвиге, чтобы они полюбили труд и обрели в нем смысл. А для этого они должны видеть, что трудятся и папа, и мама. Ведь для каждого ребенка папа и мама являются неким идеалом, который воспитывает. Он видит, как папа трудится и как мама служит папе. И этим самым он и воспитывается, а не с помощью каких-то нотаций: "Сядьте, детки, запишите. Семья — тире — это когда…"

Христианский образ — это такая красота, против которой устоять невозможно. Если ребенок, когда вырос, не стал христианином, значит, наша семья, скорее всего, была несостоятельна как христианская. Если папа и мама — христиане настоящие, то ребенок не может поддаться никакому дурному влиянию, потому что дурное влияние всегда отвратительно. Поэтому, раз ребенок отвращается от этого "христианства", значит, в семье должны быть какие-то безобразия, отклонения: лицемерие, ханжество, — так что ему лучше пойти на улицу к ребятам, где отношения плохие, но, по крайней мере, искренние.

Для многих из нас уже поздно поправлять то, что поучилось, но нам в любом случае возможно совершить покаяние, чтобы наши мысли пришли в правильное устроение, чтобы мы хотя бы теоретически представляли, к чему надо стремиться. Даже если мы не можем достичь искомого идеала, то все же будем знать, в чем он состоит, чтобы как-то улучшить ситуацию. Потому что некоторые говорят: "Вот я водила сына в храм, а в результате он такой и сякой, теперь и в храм не ходит". Спрашиваю: "Но он не в тюрьме?" — "Нет". — "Он не наркоман?" — "Нет". "Не алкоголик?" — "Нет". — "Матом ругается?" — "Дома — нет". — "Ну, по нашим временам он чуть ли не святой человек". То есть, хотя воспитание идеала не достигло, но парень не на том дне, где мог бы оказаться без воспитания. Это же благо, потому что сейчас тюрьмы переполнены, их просто не хватает, и сидит в основном молодежь. Так, значит, все-таки что-то удалось. Ведь если бы не ходил в церковь, не молился, хотя бы до четырнадцати лет не постился, он бы вообще был совершенно неуправляемый человек. А так потихонечку, посмотрим, может лет через пятнадцать-двадцать он опомнится; по крайней мере, он знает дорогу в храм.

У многих родителей возникает разочарование, недоумение: как же так, ходил-ходил, а теперь не ходит. На самом деле, это не значит, что усилия потрачены зря. Любое наше дело, пусть самое пустяковое, но служащее воспитанию наших детей, — это все не напрасно, это обязательно принесет свои плоды. Поэтому время, потраченное на наших детей, — это правильно использованное богатство, а не напрасно потраченное время, хотя христианского идеала, к которому стремились, мы и не достигли.

Воспитание — это ежесекундное напряжение. И поэтому никто, кроме матери и отца, не может на самом деле дать никакого совета. Это было бы просто глупостью и самонадеянностью, если бы я стал вмешиваться в воспитание ваших детей. Нужно огромное терпение и труд, и не обязательно это дело увенчается успехом. Мы все ориентированы на то, чтобы наш ребенок был неким идеалом. Это совершенно неправильно. Он все равно будет таким, каким захочет стать сам. Мы можем тут как-то корректировать и еще предоставить ему христианский идеал, причем не теоретический, отвлеченный, а практический, то есть свидетельствовать ему своей жизнью о том, что есть христианство.

Вот, например, один поступок моего отца оказал на меня сильнейшее влияние. Он гулял по лесу и нашел женскую сумку. В ней были удостоверение, большие деньги, ключи от сейфа и еще что-то. И он стал звонить этой женщине. Я спрашиваю: "Отец, зачем ты это делаешь? Давай деньги возьмем, все равно сумка пропала". Он отвечает: "Как же так? Есть возможность найти хозяйку". Это было больше тридцати пяти лет назад, но я даже помню фамилию этой женщины. Она приехала, говорит: "Как замечательно, какое чудо, что вы нашли, да еще вернули. Все эти деньги я могу вам отдать, потому что если бы я потеряла ключи от сейфа, то все". А она работала в Совете Министров. И вот, слава Богу, все так обошлось. И этот поступок отца (он мне за всю жизнь ни одной нотации не прочитал) оказал на меня такое влияние, что и в дальнейшем, когда бывали искушения присвоить себе чужое, я не мог о нем не вспоминать. Радость той женщины и всей нашей семьи была много больше, чем от возможного присвоения чужих денег.

Но я допускаю, что, может быть, кто-то преодолеет доброе влияние родителей и падет, но, с другой стороны, человек всегда может вернуться, вспомнить о том добре, которое он видел. Говорят же многие: единственным светлым человеком в моей жизни была бабушка; она рано умерла, но она меня любила, она меня в храм водила. И в конце концов именно образ светлого христианского устроения приводит человека в храм.

— Можно ли у своих детей просить прощения?

— Если это случилось однажды, попросить у ребенка прощения, признать свою вину очень эффективно. Но если мать восемь раз на дню на него орет, а потом просит прощения — это значит просто полностью потерять свой авторитет в глазах ребенка. Даже два раза в году — это много. Когда мать просит у ребенка прощения, ребенок в шоке. Понимаете?

— Расскажите подробнее о воспитании в неполной семье. Что должно произойти в женщине, какая перемена, чтобы начался этот подвиг спасения в такой семье?

— Такая женщина должна иметь семь жил, семь шкур и семь пядей во лбу. Ей нужно стать в семь раз терпеливей, сильней и умней, только так, потому что она должна полностью заменить собой и отца, и мать. Причем женщина есть женщина и всегда ею останется. Как ей стать мужчиной? Я одну мать такую знал, у нее было семь детей. Я всегда поражался, глядя на них, потому что у всех хорошие семьи, все работящие. Спрашиваю: "Почему у тебя такие дети? Как ты их воспитывала?" Она была женщина простая, и говорит: "Я воспитывала их слезами". — "А что это значит?" — "Вот как только они что-нибудь начнут не то делать, я становлюсь к иконе и начинаю вслух молиться; молюсь и прямо плачу: "Матерь Божия, они вот такое выделывают!" И они тут же бросаются ко мне: "Мамочка, прости, только не плачь, мы больше не будем!" Вот такую форму человек нашел. И она буквально вымолила всех детей таким образом.

— Как быть, если ребенок подрастает и хочет в храм ходить без мамы. Можно ли ему дать право выбора и отпустить одного на воскресную службу? Ребенку уже девять лет.

— Нет, нельзя, потому что он там будет делать все, что хочет. Раз он стремится без мамы, значит, ему хочется там вести себя не так, как он ведет себя при маме, это совершенно очевидно. И вообще свободу нужно давать очень ограниченно, ребенок должен быть всегда "на поводке", только этот "поводок" должен быть разной длины. Но полностью отвязывать нельзя.
Протоиерей Димитрий СМИРНОВ