Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

«ЯКО СИЛА ОТ НЕГО ИСХОЖДАШЕ...»

ЧУДЕСНОЕ ИСЦЕЛЕНИЕ

Когда я был еще совсем юным, отец мой серьёзно заболел горлом. Профессор по горловым болезням Симановский определил, что у него горловая чахотка. ...Я помню, на Рождество, по случаю такой болезни отца, не делали нам ёлки. В доме все говорили шёпотом, царило уныние; нас, детей, не пускали к отцу. Только в первый день Рождества нас подвели к нему, и он, скорбно и молча, раздал нам подарки. Симановский заявил, что ему осталось жить дней десять... В это время как раз вернулся в Кронштадт из одной своей поездки отец Иоанн. Послали ему телеграмму. Дней через пять он приехал к нам. Прошёл к отцу в спальню, взглянул на него и сразу воскликнул: «Что же вы мне не сообщили, что он так серьёзно болен?! Я бы привёз Святые Дары и приобщил бы его». Мой отец умоляюще смотрел на батюшку и хрипел. Тогда батюшка углубился в себя и, обращаясь к отцу, спрашивает: «Веришь ли ты, что я силой Божией могу помочь тебе?» Отец сделал знак головой. Тогда отец Иоанн велел открыть ему рот и трижды крестообразно дунул. Потом, размахнувшись, ударил по маленькому столику, на котором стояли разные полоскания и прижигания. Столик опрокинулся, и все склянки разбились. «Брось все это, — резко сказал отец Иоанн, — больше ничего не нужно. Приезжай завтра ко мне в Кронштадт —  и я тебя приобщу Святых Таин. Слышишь, я буду ждать». И батюшка уехал. Вечером приехал Симановский, а вместе с ним доктор Окунев... Им сказали, что завтра повезут моего отца в Кронштадт. Симановский сказал, что это безумие, что он умрёт дорогой. (Нужно было из Ораниенбаума ехать на санях по морю, а была ветреная морозная погода.) Но отец верил батюшке, и на следующий день закутали его хорошенько и повезли в Кронштадт. Батюшка приехал на квартиру, где остановился мой отец, и приобщил его Святых Таин. Ещё два дня прожил отец в Кронштадте, каждый день видясь с батюшкой. Когда он вернулся домой, Симановский был поражён: в горле все раны оказались затянуты; только голос отца был ещё слаб. Симановский во всеуслышание заявил: «Это невиданно, это прямо чудо!» Так совершилось дивное исцеление моего отца по молитвам батюшки. Отец прожил после этого двадцать пять лет.

Из воспоминаний священника Василия ШУСТИНА

РЯДОМ С ОТЦОМ ИОАННОМ

Поездка моя в Кронштадт совпала с празднованием дня Усекновения главы Иоанна Предтечи. Отец Иоанн на этот раз служил обедню в думской церкви. Церковь была набита битком. Я с величайшим трудом протискался вперёд и увидел наконец отца Иоанна. Он стоял в правом приделе, впереди певчих, спиной к молящимся, перед повитой цветами иконой, и, порывисто осеняя себя крестным знамением, возглашал канон Иоанну Предтече... Громко, резко и нервно, как бы отрывая каждое слово от своего сердца, произносит он молитву, и от этих звуков, наполняющих сдержанную тишину многолюдного храма, веет действительно чем-то святым и высшим. Всеми и каждым властно чувствуется, что тут не простое чтение перед чтимой иконой, а как бы живая беседа с Существом видимым и сущим...

...К концу обедни выяснилось, что «общей исповеди» не будет; тем не менее в причастниках и причастницах недостатка не было, и в особенности поражало обилие баб в платках и повойниках, с младенцами на руках... К моему удивлению, причащение маленьких именинников и рожденниц прошло в тишине, без обычного в таких случаях рева и визга. Но маленьких причастников и причастниц оказалось такое множество, что я подумал: «Господи, да ведь этому же конца никогда не будет!»

...Наконец в начале уже десятого часа обедня кончилась; но народ не только не думал расходиться, но еще теснее и упорнее сплотился на своих местах, нетерпеливо поджидая выхода батюшки. Прошло добрых три четверти часа. ...И вдруг вся огромная толпа, переполнявшая церковь, колыхнулась, как один человек, и электрической искрой пробежал по рядам радостный шёпот: «Батюшка!.. Батюшка!..»

Действительно, одна из боковых алтарных дверей приотворилась, и на пороге показался отец Иоанн. Что тут произошло, я отказываюсь воспроизвести!

Лишь только он показался, вся толпа неудержимой волной, тесня и давя друг друга, хлынула в его сторону, а стоявшие за решёткой вмиг очутились на самом амвоне и чуть не сбили его с ног. При содействии псаломщика и двух сторожей отец Иоанн быстро перебрался к левому приделу и сделал шаг вперёд, чтобы пройти с этой стороны. Не тут-то было... В одно мгновение та же толпа, точно подтолкнутая какой-то стихийной силой, стремительно шарахнулась влево и, простирая вперёд руки, перебивая друг друга, крича и плача, скучилась у церковной решётки, преграждая путь батюшке. О чем кричали, о чем молили, — ничего нельзя было разобрать, мольбы и крики сливались в неясный, оглушительный и растерянный вопль. Отец Иоанн, затиснутый в угол, стоял, покорно прижавшись к стенке... Двое городовых, находившиеся возле сторожа, и несколько человек из купцов стали по обе стороны пути, протянув по всей линии толстую верёвку... Но лишь только отец Иоанн двинулся вперёд, верёвка с треском лопнула, купцы и городовые в один миг были отброшены в противоположный конец храма, и толпа, смешавшись и сшибая друг друга с ног, окружила отца Иоанна плотной непроницаемой стеной. Теперь отец Иоанн вдруг как бы исчез, и некоторое время его вовсе не было видно. Потом вдруг вся эта волнующаяся и вопящая стена колыхнулась в сторону, и я увидел отца Иоанна — смертельно бледного, сосредоточенно-печального, медленно, шаг за шагом, как в безжалостных тисках, подвигающегося вперед, с видимым трудом высвобождающего свою руку для благословения. И чем ближе он подвигался к выходу, тем толпа становилась настойчивее, безпощаднее и крикливее... У меня просто захватило дух от этого зрелища, и я невольно полузакрыл глаза. Когда я их открыл, отца Иоанна уже не было в храме, и самый храм теперь совсем обезлюдел.

Только в углу перед кануном молилась на коленях какая-то богобоязненная старушка да старик сторож сумрачно подметал пол, на котором валялись обрывки верёвок, дамские нитяные перчатки, клочок вязаной косынки и другие следы недавнего урагана.

Мои глаза встретились с сочувственным взглядом старика.

— Господи, что же это такое?! Неужто же это у вас так всегда?

Сторож сокрушенно вздохнул.

— Эх, милый барин, ежели бы так всегда... А то вот ономеднясь, под Успенье, нашло народу — так как есть сшибли с ног батюшку.

— То есть как это «сшибли»?

— А так, сронили вовсе наземь и пошли по ём, как по мураве.

— Ну а он что?

— Известно, агнец Божий, — встал, перекрестился и хоть бы словечко.

Старик только рукой махнул и стал подметать.

Из воспоминаний Ивана ЩЕГЛОВА

ТЫ ЖЕРТВУЕШЬ БОГУ?

Перед домом отца Иоанна стояла толпа, через которую нельзя было протискаться. Поэтому мы не решились туда проникнуть, тем более что имели уже счастье видеть отца Иоанна и беседовать с ним, и направились в Андреевский собор, где тоже уже была масса народа, так как ожидали, что отец Иоанн туда придет служить вечерню. Через несколько времени прибыл отец Иоанн, и народ бросился к нему с такой силой, что, не стой тут наряд полиции, батюшку бы смяли. После вечерни отец Иоанн долгое время благословлял народ, причём мы были свидетелями таких сцен: подходит прилично одетый господин и сообщает отцу Иоанну, что он разорился и ему грозят позор и тюрьма, так как он растратил чужие деньги. В это время какая-то плохо одетая женщина в платке передаёт батюшке через головы других какой-то белый узелок. Отец Иоанн берёт узелок и, не взглянув на него, передаёт прилично одетому господину. Женщина вскрикивает: «Батюшка, тут три тысячи!» Отец Иоанн к ней обращается со словами: «Ведь ты жертвуешь Богу? Господь принимает твой дар, и твои деньги спасут человека». А человек с узелком в руках уже стоит на коленях перед иконой Спасителя и сквозь слёзы повторяет: «Три тысячи, три тысячи! Как раз та сумма, которую я должен!»

Из воспоминаний Н. Т.

СВЯТОЙ ПРАВЕДНИК

При жизни о. Иоанна я не принадлежал к его почитателям в строгом смысле этого слова, хотя глубоко уважал этого пастыря, которого знала вся Россия.

...Но вот за три дня до его кончины я вижу сон, необыкновенно яркий... Мы в алтаре с о. Иоанном, и он обильно причащает меня из святой чаши Святою Кровию, так, как обычно епископ причащает священников. И при этом так нежно, так любовно обходится со мною, говорит мне такие чудные слова утешения...

Через три дня я узнаю, что о. Иоанн скончался...

В день перевезения его тела в Петербург я решил пойти попрощаться с добрым пастырем... Еду. Каменноостровский проспект полон народу. У поворота на Карповку, где находится монастырь, сильный наряд полиции, и никого не пропускают без билета. Меня, как священника, пропустили. Вхожу в храм. На лестницах сидят монахини и послушницы монастыря, начиная с самых младших, по две на каждой ступеньке...

Наконец я в алтаре. Ждём часа 2-3, и около 9 часов вечера печальная процессия приближается и крестный ход входит в храм. Все мы, ожидавшие в храме, стоим с горящими свечами в руках. Вносят гроб с телом о. Иоанна, и вся церковь оглашается громкими рыданиями сестёр обители.

Начинается Всенощная-парастас. Служит преосвященный архангельский Михей. Поют монахини. Мне очень захотелось принять участие в богослужении, но нет риз. Монастырские все разобраны. Но вот один батюшка, пришедший с крестным ходом, не будет выходить на литию и уступает мне свои ризы. Выходим на литию. Преосвященный Михей и до 20 священников, — все добровольно пришедшие. Но что это за служба! Песни печальные, настроение же благоговейно-праздничное. Напоминает Светлую заутреню. И чем дальше идёт служба, тем это праздничное настроение всё растёт и поднимается. Какая-то благодатная сила исходит от гроба и наполняет сердца присутствующих неземной радостью, словно окрыляет их, освобождает от чего-то.

...Для меня уже нет сомнения, что о. Иоанн — святой, праведник. Побывши у его гроба, нельзя уже было сомневаться в этом. Из гроба его исходило какое-то духовное благоухание, ощущаемое духом... Теперь я уже не мог уйти до конца службы. Я опять вышел в облачении на середину храма на «Непорочны». Знакомое уже чувство переполняет душу, и сначала я молился за усопшего, затем является потребность молиться у его гроба за других. Я стал мысленно поминать близких и знакомых, живых и усопших, больных, лиц, просивших помолиться за них, и являлась уверенность, что его молитвами примет Бог моления наши. Кончилась эта чудная служба. Духовенство пошло прикладываться к усопшему — и опять это чувство благодатной силы...

Кончилась Всенощная в первом часу ночи. Не хотелось уходить из храма. Хотелось остаться там на всю ночь. И многие остались. Выхожу. Громадная многотысячная толпа народа ждет очереди, когда её пропустят в храм проститься с о. Иоанном. Всю ночь народ наполнял храм по очереди, всю ночь служились панихиды. Затем ранняя, затем поздняя Литургия...

На другой день я поспел к отпеванию. Служит митрополит Антоний и целый сонм священнослужителей. И снова знакомое уже ощущение наполняет душу. Чем ближе к концу службы, тем оно сильнее и сильнее. Когда же я приблизился к гробу, чтобы в последний раз поцеловать руку доброго пастыря, благодатное чувство заполнило всю мою душу, и, прикладываясь последний раз к отцу Иоанну, я уже молился ему в душе словами пророка Елисея к пророку Илии: «Отче, дай мне от духа твоего! Дай твоей пламенной веры, твоей дерзновенной молитвы, твоей всеобъемлющей любви к людям, твоей нежной ласки ко всем...» И живо, осязательно чувствовал, что дух праведника витает и благодатно объемлет всех собравшихся.

Еще минута. Подняли гроб. Храм огласился рыданиями сестёр обители. И понесли тело праведника к месту упокоения. Вместе с другими и я нёс этот гроб. Он уже был для меня драгоценен. Вот мы в новой, только что освящённой церкви-усыпальнице. Совершается лития. Запаяли крышку гроба и поставили в гробницу, устроенную на полу храма. Поверх гроба любящие руки набросали песочку, который и был вскоре разобран «на память». А сверху покрыли гробницу металлической доской.

Народ и при жизни так всегда теснился к отцу Иоанну. Почему теснился? Потому что чувствовал, «яко сила от него исхождаше»...

Несколько дней и ночей я был полон тем ощущением, которое пережил в храме у его гроба. Первый раз в жизни я до осязательности пережил и перечувствовал живую связь почившего праведника с нами, оставшимися ещё здесь.

Из воспоминаний священника Иоанна АЛЬБОВА, «Русский Паломник» от 24 января 1909 года