Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Издание газеты
"Православный Санкт-Петербург"

 

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

 

К оглавлению номера

НИКОЛА-ВО-ЛЬДАХ

Приключения отважных русских полярников

Летом 1912 г. под начальством лейтенанта флота Георгия Львовича Брусилова на судне «Св.Анна» в Арктику отправилась экспедиция, которая состояла из 24 человек, и в их числе была одна женщина — Ерминия Александровна Жданко, исполнявшая на судне обязанности сестры милосердия. Брусилов предполагал пройти Северным морским путём из Петербурга во Владивосток, попутно занимаясь морскими промыслами. Однако уже в октябре судно попало в ледовый плен у берегов Ямала и начало дрейф на север. Как известно, из всей экспедиции на Большую землю вернулись только два человека — штурман Валериан Альбанов и матрос Александр Кондрат. Остальные её члены пропали без вести во льдах вместе с судном.

Подвиг штурмана Альбанова, совершившего тяжёлый переход примерно в 420 км по дрейфующим льдам к Земле Франца-Иосифа, вписан золотыми буквами в историю отечественных полярных исследований, а для писателя Вениамина Каверина Альбанов стал прототипом штурмана Климова в романе «Два капитана». Однако подвиг штурмана — это не только результат его личного мужества, но и ещё одно свидетельство помощи Святителя Николая Чудотворца «плавающим и путешествующим». Обратимся к страницам дневника нашего героя, опубликованного впоследствии под названием «На юг к Земле Франца-Иосифа! (поход по льду штурмана В.И.Альбанова)».

Когда в начале 1914 г. стало ясно, что экспедиции угрожает третья зимовка, было решено, что Альбанов с частью команды покинет судно. Запасы продовольствия, взятые с расчётом на 1,5 года, подходили к концу, и уход части команды позволил бы продержаться остающимся на судне, по крайней мере, до октября 1915 г. Кроме того, между начальником экспедиции Брусиловым и штурманом возникли разногласия, следствием которых стало отстранение Альбанова от исполнения своих обязанностей. Сложившаяся на судне моральная обстановка и другие обстоятельства — недостаток топлива, болезни, страх перед будущим и т.п. — также складывались в пользу отправки части команды на Большую землю. Идти со штурманом изъявили желание ещё 14 человек.

Отправление назначили на вечер 23 апреля. После прощального обеда Альбанов ещё раз зашёл в свою каюту, чтобы нанести место отправления на карту и взять свои вещи: «Брал я с собой, кроме того, что было на мне, ещё две пары белья, остальное же всё платье и бельё роздал остающимся: мне это уже не понадобится. Взял я последнюю маленькую вещичку и положил её в боковой карман — это была маленькая иконка Николая Чудотворца. Моя каюта приобрела пустой, нежилой вид. Бросив последний взгляд на неё, я вышел на лёд».

Провожать путешественников собрались все: «На судне никого не оставалось. Я снял шапку и перекрестился… Все сделали то же. Кто-то крикнул «ура», все подхватили, налегли на лямки, и мы тихо тронулись в наш далёкий путь».

К вечеру 29 апреля путешественники потеряли «Св.Анну» из виду. На десятый день пути трое матросов решили вернуться обратно. Остальные одиннадцать продолжили свой трудный путь по глубокому снегу и ледяным полям. Полыней, на которых было бы легко плыть на каяках, стреляя по пути тюленей, не было. В начале мая, когда снег стал покрываться коркой, отражающей свет, у всех заболели глаза. Тем временем закончились запасы топлива, а на обед остались одни сухари с замороженным маслом. По словам Альбанова, «безотрадным, бесконечным казался нам наш путь, и никогда, казалось, не настанет тёплое время года, никогда не доберёмся мы до полыней, которых так страстно ждали». Спать ложились все мрачные и молчаливые. И вот тут­то и произошло событие, которое вдохнуло в штурмана новую жизнь.

«Утром, — пишет Альбанов в своём дневнике, — я проснулся радостный и возбуждённый под впечатлением только что виденного сна. Вижу я, будто идём мы все по льду, по большому полю, как шли вчера, и, конечно, тянем за собой по обыкновению свои нарты. Впереди видим, стоит большая толпа людей, о чём-то оживлённо между собой разговаривают, которые, по-видимому, кого-то ждут и смотрят в ту сторону, куда и мы держим путь.

Подходим ближе к этим людям и спрашиваем, о чём они так оживлённо рассуждают и кого ждут. Мне указывают на худенького, седенького старичка, который выходил в это время из-за торосов, и говорят, что это предсказатель или ясновидящий, который очень верно всегда предсказывает будущее.

Вот, думаю я, подходящий случай, которого не следует упускать. Попрошу я старичка, пусть погадает мне и предскажет, что ждёт нас и доберёмся ли мы до земли. Подхожу к нему и протягиваю руку ладонями вверх, как протягивают гадалке, которая по линиям рук узнает будущее. А может быть, и не совсем так. Может быть, я их протягивал так, как протягивают руки под благословение, т.е. согнув ладони «в горсточку»… Седенький старичок только мельком посмотрел на мои руки, успокоительно или напутственно махнул рукой на юг и сказал: «Ничего, дойдёшь, недалеко уж и полынья, а там…» Я не успел дослушать предсказания старичка и проснулся…

Под впечатлением этого сна я так был радостно настроен, что от вчерашнего мрачного настроения не оставалось и следа. Своим одушевлением я увлёк невольно и всех спутников моих. Ни одной минуты я не сомневался, что это вещий сон, что этот старичок-предсказатель был сам Николай Чудотворец, иконка которого была у меня в боковом кармане. Этот сон, со всеми его мельчайшими подробностями, не выходил у меня из головы всю дорогу, вплоть до мыса Флоры. В трудные минуты я, помимо своей воли, вспоминал успокоительное предсказание старичка. Мои спутники тоже уверовали в этот сон, в особенности после того, как в тот же вечер, совершенно неожиданно для нас, мы оказались около большой полыньи. На этой полынье мы убили нескольких тюленей, давших нам много мяса и жира на топливо. Мы отдыхали, были сыты и счастливы…»

Прошло несколько дней, и для экспедиции снова наступили трудные времена. 16 мая ушёл на разведку и не вернулся матрос Баев. Поиски оказались безрезультатными. Двое спутников Альбанова заболели цингой, запасы продовольствия снова стали подходить к концу. Кроме того, испортилась погода, и в течение 19 дней путешественники не могли определить своего местонахождения. Штурман записывает в дневник:

«Пятница 5 июня.

Безжизненно кругом. Бульона Скорикова у нас осталось 6 фунтов, так что мы можем сварить при экономии 12 супов, хотя это будет походить более на воду, чем на суп. Гороху и «жульену» осталось на очень экономных шесть супов. Молока осталось 3 баночки. Шоколад сегодня на отдыхе роздал последний. Придётся теперь заменить его в полдень сгущённым молоком, а потом и сушёными яблоками, которых мы ещё имеем 2 фунта.

Неужели это перед концом, неужели это предчувствие нашей гибели? Но нет, этого не может быть! Я уверен, рано или поздно, но мы должны добраться до земли. Слишком ярко я помню тот сон, слишком сильное впечатление произвёл он на меня. В пути я стал религиозным, каким раньше не был. Иконка Николая Чудо­творца постоянно лежит у меня в кармане. Команда сильно упала духом, как я ни стараюсь подбадривать своих спутников».

Наступила Троица, которая стала для путешественников настоящим праздником. В дневнике Альбанова читаем: «Воскресенье 7 июня. (Вечером.) Сегодня действительно праздник Троицы даже для нас, «плавающих и путешествующих»… Когда кончилась вторая полынья, я, пользуясь случаем, вылез на лёд взять полуденную высоту солнца… Я даже не поверил своим вычислениям, но, проверив, убедился, что всё правильно. Великолепно!

…Вскоре подошел ещё каяк, и я порадовал прибывших хорошей широтой. В ответ и они поздравили меня с праздником, объявив, что дорогой убили медведя. Это ли не праздник для нас! Последнего медведя мы ели на судне в прошлом году, и с тех пор только мечтали об этой дичине. Вместе с мясом мы получили и топливо, так как медведь очень жирный. И не странно ли, что этот неожиданный дорогой подарок послан нам именно тогда, когда мы нуждались в нём, и именно в праздник Троицы? Не могу описать, какой подъём духа вызвал у нас этот подарок».

В течение июня путешественники постепенно всё дальше и дальше продвигались на юг. Положение осложнялось тем, что у Альбанова не было хорошей карты, и он не мог определить точно, где они находятся. Кроме того, лёд переставлялся «ежеминутно, как будто какие-то великаны на большой доске играют в шахматы. Вот и извольте идти по такому льду! По этому льду даже на разведку ходить далеко опасно: как раз заблудишься». Однако 22 июня на горизонте показалась земля, до которой путешественники с большими трудностями добрались 11 июля. Это оказалась Земля Александры, мыс Мэри Хармсворт (Земля Франца-Иосифа). Здесь путешественники нашли записку, оставленную английской экспедицией, по которой и определили свое местоположение.

Альбанов принял решение продвигаться к мысу Флора, где раньше был лагерь английской экспедиции и где можно было найти жильё и запасы продовольствия. Партия разделилась: часть путешественников отправились берегом, часть — на каяках. Однако тут для экспедиции настали ещё более трудные времена. Один за другим спутники Альбанова стали умирать от цинги. Береговая партия пропала. Путешественников осталось четверо, и они отправились в дальнейший путь на двух каяках. В тумане Альбанов и Конрад потеряли из виду второй каяк, их начало сносить течением, поднялся ветер. Поскольку при сильном ветре продолжать дальнейшее плавание не было возможности, Альбанов и Конрад решили отдохнуть, и, забравшись на вершину айсберга, устроились на ночлег, закутавшись в малицы. Но спать им пришлось недолго. Лёд под ними подтаял и обломился, и путешественники оказались в воде. Малицы примерзли друг к другу и образовали собой мешок, который быстро наполнялся водой. Казалось, что гибель неизбежна. И тут штурман опять вспомнил про свой сон: «Сознание возмущалось, протестовало против гибели: «а как же сон мой? К чему же было то предсказание? Не может этого быть». Пусть мне верят или не верят, но в этот момент мои ноги попали на ноги Кондрата, мы вытолкнули друг друга из мешка, сбросили малицы, а в следующее мгновение уже стояли мокрые на подводной «подошве» айсберга, по грудь в воде. Кругом нас плавали в воде малицы, сапоги, шапки, одеяло, рукавицы и прочие предметы, которые мы поспешно ловили и швыряли на льдину. …Наши ноги были в одних носках, а так как мы стояли на льду, то они почти потеряли чувствительность… Ещё продолжая стоять в воде, я напрасно ломал голову, что же теперь нам делать? Ведь мы замёрзнем!

Но Провидение само указало, что мы должны были делать в нашем положении. Как бы в ответ на наш вопрос, с вершины льдины полетел в воду наш каяк, который или сдуло ветром, или под которым подломился лёд, как подломился он под нами. Не упади каяк или упади он не так счастливо, т.е. прорвись об острый, разъеденный водою лёд, я думаю, мы пропали бы на этой льдине, плывущей в море. Завернувшись в мокрые малицы, не имея провизии, дрожащие от холода, мы напрасно старались бы согреться, а потом вряд ли у нас хватило бы решимости что-либо предпринять.

Но теперь мы знали, что делать. Побросали в каяк мокрые принадлежности туалета, выжали свои носки и куртки, одели их опять, разрубили на куски нарту, взяв несколько кусков с собой и бросив остатки в воду, сели в каяк и давай грести! Боже мой, с каким остервенением мы гребли! Не так заботясь о быстроте хода, как о том, чтобы хоть немного согреться, мы гребли до изнеможения, и только это, я думаю, спасло нас».

Через некоторое время Альбанов и Кондрат не без труда добрались до заброшенного лагеря англичан на мысе Флора, где они смогли наконец обогреться и подкрепиться. Там они нашли записку, оставленную в 1913 г. экспедицией старшего лейтенанта Седова, а также банки с почтой. Всё это навело штурмана на мысль, что за Седовым обязательно придёт в этом году судно, в августе месяце, и это предположение со временем превратилось в твёрдую уверенность. Уверенность эта была столь сильна, что Альбанов так и не вскрыл банки с почтой до прихода судна. «Мне странно и самому теперь, — пишет он, — почему я не открыл эти банки с почтой, которые для того и повешены, чтобы их открыли и прочли письма? Но тогда я спокойно проходил мимо них десятки раз в день и даже не обращал на них внимания». Как впоследствии оказалось, всё это было не без Промысла Божия.

Судно действительно пришло. Вечером 2 августа Альбанов вышел подышать свежим воздухом и глядел на море, рассматривая моржей. Вдруг он увидел то, что на несколько секунд лишило его дара речи, —
судно на горизонте: «В следующий момент я уже узнал «Св.Мученика Фоку», которого раньше видал в Архангельске».

Встречу с судном штурман описывает так: «Взволнованные, мы побежали готовиться к свиданию с незнакомыми людьми… Теперь только нужно было хорошенько умыться, переодеться, и мы тогда примем совсем приличный вид. Даже сапоги помазали «для виду» жиром. Пошли на берег ожидать появления судна, чтобы плыть к нему навстречу на каяке». Как только из тумана показалось судно, Альбанов сел в каяк и поплыл навстречу. Его тоже заметили, замахали шапками и закричали «Ура!». Штурман подумал, что его приняли за Седова или за одного из его спутников, и закричал:

«— Я штурман экспедиции лейтенанта Брусилова, покинул «Св.Анну» три месяца тому назад и прибыл на мыс Флора.

В ответ послышались возгласы удивления, после чего ещё громче пронеслось «ура», к которому я присоединился…

Но вот «Фока» стал на якорь, и я поднялся на палубу… Приняли меня эти люди очень сердечно… Узнав о пропаже моих спутников, прибывшие выразили живое участие и решили сходить к мысу Гранта, когда окончена будет погрузка дров на судно.

Скоро перевезли с берега Кондрата и нас пригласили в салон ужинать».

Прибывшие на «Фоке» удивились, что Альбанов не прочёл их писем, оставленных в банках около дома на мысе Флора, а он, в свою очередь, никак не смог объяснить, почему он этого не сделал. «Пришло, правда, мне в голову, — пишет штурман, — следующее соображение. Из писем я узнал бы, что «Фока» зимует у острова Гукера, в 45 милях от мыса Флора. Что бы я сделал тогда? Конечно, мы отправились бы с Кондратом туда, так как побоялись бы, что «Фока» оттуда пойдет прямо в море, без захода на мыс Флора. Пошли бы мы на каяке не ранее начала августа, т.е. тогда, когда я оправился от своей болезни настолько, что мог плыть на каяке. Путь мы выбрали бы, конечно, по западную сторону острова Нордбрук, а восточный проход был для нас незнаком… «Фока» же пришёл именно этим восточным проходом 2 августа, так что мы с ним разошлись бы дорогой». Судя по всему, Святитель Николай в очередной раз помог штурману и уберёг его от неверного шага, который бы мог привести его и матроса Кондрата к гибели.

7 августа «Фока», пополнив запасы топ­лива и провизии, отправился в море. Сначала решили попытаться пройти к острову Белль и мысу Гранта, где могли оставаться спутники Альбанова, но, к сожалению, ни людей, ни даже следов их пребывания не было видно. 20 августа после тяжёлой борьбы со льдами «Св.Фока» вышел наконец в свободный океан. У рыбацкого становища Рында на Мурмане «Фоку» взяли на буксир два моторных бота и привели в становище.

На следующий день в Рынду зашёл пассажирский пароход «Император Николай II», следовавший в Архангельск. У полярников не было денег, но командир парохода г.Вальнев, по словам Альбанова, «был так любезен, что согласился не только бесплатно доставить нас до Архангельска, но и «в долг» кормить нас дорогой. Так как пассажиров на пароходе было очень много, то г.Вальнев для четверых из нас уступил одну из своих кают, в которой мы с комфортом и доехали до Архангельска». Тяжёлый четырёхмесячный путь со «Св.Анны» был окончен 1 сентября 1914 г.

Валериан Иванович Альбанов сохранил и доставил на Большую землю копию судового журнала «Св.Анны», содержавшего ценные научные данные о высоких широтах Арктики, и записи метеорологических наблюдений. Таким образом, благодаря Альбанову и его вере в помощь и предстательство Святителя Николая Чудотворца труды экспедиции не пропали даром.

Светлана ХОРКИНА

предыдущая   следующая