Островом Православия называли небольшой, едва различимый лишь на крупномасштабной карте остров Талабск, омываемый водами Псковского озера. Сюда, на эту крохотную часть суши, долгие годы корабли и лодки перевозчиков доставляли паломников со всего православного мира. Маршрут никогда не менялся: большая земля - остров - домик протоирея Николая Гурьянова…
Там, на большой земле, кипел водоворот житейских страстей, а здесь решались одни и те же всегда неизменные вопросы: "Как спастись и наследовать блаженную вечность? Как примириться с Богом и ближними? В чем смысл и какова цель наших болезней, бед и скорбей?" Можно было прожить жизнь и не добиться ответа, не понять самых простых вещей, или приехать сюда, тихо постоять у калиточки и вдруг увидеть просветленный батюшкин лик, испытать радость сопричастности тайне Царствия Небесного, которая, кажется, и была сокрыта за маленькой деревянной дверью его скромного домика-кельи…
Дверь открывалась, и на крылечко выходил батюшка. Все замолкали и впитывали исходящий от него чистый умиротворяющий свет… Сам дворик - словно иллюстрация к первым главам книги Бытия, где бытописатель повествует о Рае: каштаны, кипарисы, множество голубей на их ветвях (вообще, часто ли увидишь голубей на деревьях?), сидящих плотно друг к дружке, как куры на насесте; теснились голуби и на скате крыши над крыльцом, и на земле, и тут же воробьи, непременные в деревне куры, а буквально между ними прогуливались кошка и собачонка. Наверное, это и были мир и благорастворение воздухов, о которых мы просим в молитве… Простые слова, которые мы часто говорим друг другу, в батюшкиных устах приобретали подлинную свою силу. "Помоги вам Господи", - говорил он, и что-то тут же происходило, менялось в жизни.
- Как спастись? - задавали о. Николаю самый важный для православного христианина вопрос.
- Подвигом. Скорбишь - только не унывай и ни на кого никаких плохих мыслей не имей, всецело проси: "Господи, помоги и спаси всех, у кого горе". Молись за детей, за ближних, у кого горе, за здоровых, за больных; и за тех, которые тебя обижают, проси: "Господи, прости их", и Господь даст по вашим молитвам как надо. Душу надо спасать. Тело-то наше слабенькое: упало в могилку и разложилось, а душа-то безконечная, живая.
…В начале лета 1993 года мне предложили должность ответственного редактора псковского епархиального вестника "Благодатные лучи". Опыта работы у меня не было, поэтому я, хотя и всем сердцем желал участвовать в этом душеполезном деле, испытывал некоторую нерешительность. И тогда мой духовник, рассудив, что без старческого благословения тут никак не обойтись, порекомендовал мне поехать на о. Залита: "Если старец благословит, то и Бог благословит".
Рано утром следующего дня я уже садился на быстроходное речное судно, название которого странным образом соответствовало времени посадки - "Заря". Вот и маленький батюшкин домик, уютный дворик, затененный деревьями и утопающий в зелени. Безпрепятственно заходим внутрь. Тут же открывается дверь и на крылечке появляется батюшка, словно как раз нас и дожидался. Он улыбается. Нет, он весь светится улыбкой и добротой. Все это настолько искренне, настолько достоверно, что и я, чувствуя прилив радости, невольно растягиваю губы в улыбке. Батюшка благословляет нас, помазывает маслицем. Слышу, как он спрашивает юношу: "Крест на тебе есть?" Молодой человек почему-то молчит. Мать его что-то шепчет батюшке, и тот, выслушав, слегка похлопывает юношу по щеке… Приходит и мой черед. Батюшка благословляет меня, смотрит выжидающе, а я - в полной рассеянности. Все сложенные загодя в мыслях слова словно рассыпались, и я молчу, как рыба… Так и отхожу ни с чем. А батюшку засыпают вопросами… Между тем происходит нечто поистине удивительное. Батюшка вдруг спрашивает мужчину с бородой, указывая на его трость: "Вы болеете?" Тот кивает головой. Батюшка забирает трость и отбрасывает в сторону: "Нет, - говорит, - она вам не нужна". Не знаю, что далее стало с этим человеком. Хочется верить, что ему действительно более никогда не понадобилась трость. Тогда же, помню, всеобщее чувство радости и ликования, чувство сопричастности к настоящему чуду…
Наконец батюшка благословляет всех в дорогу. "Да хранит вас милосердие Божие!" - с этими словами скрывается в домике. Постепенно паломники начинают расходиться. Я уйти не могу: как же, не выполнил главного, ничего не узнал. Ругаю себя за нерешительность, брожу возле батюшкиного домика, захожу на кладбище, что через дорогу. До прибытия "Зари" еще много времени, и я решаю ждать последнего момента: авось батюшка еще выйдет. Обхожу вокруг часовенку, заглядываю сквозь пыльное окно внутрь и вижу чудные фигурки в диковинных платьях. Куклы? Не сразу догадываюсь, что это Ангелы, и дивлюсь - прежде таких в православных храмах встречать не доводилось… Не замечаю, как подходит незнакомая старушка.
- К отцу Николаю приехал? А ты подойди вон к той могилке, - указывает она рукой, - там мама отца Николая покоится, Екатерина, помяни ее за упокой и попроси, чтобы помогла тебе увидеть батюшку.
Делаю так, как наказывала старушка. Вскоре калитка батюшкиного дворика приоткрывается, показывается отец Николай. Я немедля спешу к нему навстречу…
Тот день запомнился мне на всю жизнь: по милости Божией я получил возможность обстоятельной беседы со старцем с глазу на глаз. Я мог спрашивать все, о чем угодно душе. Батюшка благословил меня работать в "Благодатных лучах" и отвечал на мои вопросы обстоятельно и по-отечески добро. Наконец, напомнил, что пора идти на пристань, так как до отправления "Зари" осталось совсем недолго. Я медлил, и тогда батюшка сам тронулся с места, увлекая меня за собой… Впоследствии я не раз видел, как быстро он может двигаться, словно летит над землей, так что и молодым не поспеть, но не тогда, тогда мы шли не спеша, продолжали разговор, и я переполнялся счастьем и радостью… У храма батюшка останавливается и трижды с поясным поклоном осеняет себя крестным знамением, я следую его примеру. Вдруг говорит: "Хорошо, что вы венчаны с супругой", - и объясняет важность венчанного брака… На обратном пути я вспомнил эти батюшкины слова и осознал, что ничего не говорил ему о своей семейной жизни, не открывал никаких ее обстоятельств. Значит, батюшка сам знал. ЗНАЛ!
…Батюшку спрашивали:
- Скажите, что вас больше всего безпокоит в душах современных людей - какой грех, какая страсть? Что для нас сейчас наиболее опасно?
- Безверие. Это страшно.
- Даже у христиан?
- Да, даже у православных христиан. Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец.
- Батюшка, что бы вы хотели сказать всем православным христианам о спасении?
- Верующий человек должен любвеобильно относиться ко всему, что его окружает. Любвеобильно!
Не случайно отец Николай так любил цветы. Когда был помоложе, выращивал их в горшочках, и стояли они повсюду на подоконниках и столах, свидетельствуя своим совершенством о вечном Божием попечении о тварном мире, благоуханием напоминая о неповторимых красотах Царствия Небесного. С годами горшочки с цветами исчезли: не стало у старца сил обихаживать их. Но все утраченное с лихвой восполнилось в день похорон: столько прекрасных цветов на острове не видели никогда. Впрочем, что они по сравнению с теми небесными, что окружают батюшку сейчас, когда затворились за ним двери смерти. Помните?
Прошел мой век, как день вчерашний,
Как дым промчалась жизнь моя,
И двери смерти, страшно тяжки,
Уж недалеки от меня.
Наверное, каждый, бывавший у батюшки, слышал это четверостишие. Можно сказать тысячи проповедей, написать тысячи статей, но вся их мудрость вдруг удивительным образом уместится в одно лишь безхитросное четверостишье. Воистину, "где просто, там Ангелов со сто…" А батюшка… для него наступил уже новый век, осиянный небесным светом, и лишь в памяти нашей остались его последние слова извинения:
Вы простите, вы простите,
Род и ближний человек,
Меня грешного помяните,
Отхожу от вас навек…
Как-то, по милости Божией, мне довелось сопровождать на остров к о. Николаю митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима († 4 ноября 2003 г.) Это было летом 1997 года. Старец встретил нас во дворе и немного смутился, когда владыка первым попросил себя благословить. Извиняясь, он сам смиренно склонил голову под святительское благословение… Трогательно до слез было наблюдать, как почтенный седовласый владыка с любовью прижимает к себе легкое, невесомое тело старца. И виделась в этих братских объятиях нелицемерная пасхальная радость, когда Церковь торжественно восклицает: "Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга объимем…" Высокая церковная власть искренне, без всякой фальши соединилась в этих объятиях с простосердечной, но и высокой, духовной мудростью - Небесной! И пусть сегодня пытается кто-то отмежевать о. Николая от священноначалия, Патриарха, противопоставить "его мнение" официальному голосу Церкви - не поверю!
В последние годы отец Николай говорил очень мало, наставления его были коротки и односложны, - воистину, "не обилие слов умоляет Бога, но душа чистая и являющая добрые дела", - главное его дело скрылось от внешнего взора во "внутреннюю келию", где и творилось великое таинство молитвы. Это стало естественным завершением всего жизненного подвига батюшки, благоухающим плодом его подвижничества.
Что открылось миру в благословенном "молчании" молитвы старца Николая? Немногое. "Ты, может быть, скажешь, что теперь нет таких монахов (старцев. - И.И.), которые молились бы за весь мир? - вопрошает преподобный Силуан Афонский и отвечает: - А я тебе скажу, что когда не будет на земле молитвенников, то мир кончится, пойдут великое бедствия; они уже и теперь есть". Да, они есть, и день ото дня множатся. Мир распадается, пожиная последствия своих грехов и беззаконий, и если пока еще держится на плаву, то только благодаря созидающей и содержащей плоть бытия силе молитв святых, живущих любовию Христовою. "Ради неведомых миру святых, - утверждает архимандрит Софроний (Сахаров), - изменяется течение исторических и даже космических событий, и потому каждый святой есть явление космического характера, значение которого выходит за пределы земной истории в мир вечности. Святые - соль земли; они - смысл ее бытия; они тот плод, ради которого она хранится…"
Игорь ИЗБОРЦЕВ, "Русский дом"