Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Ничто не забыто…

ПОКАЗАНИЯ О. НИКОЛАЯ ЛОМАКИНА НА НЮРНБЕРГСКОМ ПРОЦЕССЕ

Протоиерей Николай Ломакин (1890—1965) в Великую Отечественную вой­ну пережил блокаду Ленинграда. С февраля по июль 1942 г. служил настоятелем Князь-Владимирского собора. С 1947 по 1948 г. — настоятель Троицкого храма «Кулич и Пасха». Служил благочинным церквей Ленинграда и Ленобласти, был членом Ленинградской областной чрезвычайной комиссии по установлению злодеяний немецких захватчиков и причинённых ими разрушений.

На Нюрнбергском процессе 1946 г. настоятель Никольской церкви Георгиевского (ныне Большеохтинского) кладбища Ленинграда протоиерей Николай Ломакин рассказал об ужасах блокады, немецких налётов и страшной смерти мирных жителей.

Из стенограммы заседания Международного военного трибунала от 27 февраля 1946 г.:

Смирнов: — Скажите, свидетель, вы являетесь благочинным церквей города Ленинграда, это значит, что вам подчинены все храмы, находящиеся в этом городе?

Протоиерей Николай Ломакин: — Да, все храмы находятся в моём непосредственном ведении. Я обязан периодически их посещать, о состоянии храмов и о состоянии приходской жизни я обязан докладывать владыке митрополиту.

Смирнов: — Храмы Ленинградской области также находились в вашем подчинении?

Протоиерей Николай Ломакин: — Сейчас они не находятся в моём подчинении, но в блокаду Ленинграда и оккупацию Ленинградской области, в этот период они были в моём ведении.

Смирнов: — После освобождения Ленинградской области от оккупации немцев вам приходилось по поручению Патриарха выезжать на территорию области и осматривать храмы?

Протоиерей Николай Ломакин: — Не по поручению Патриарха Алексия — тогда был Патриархом Сергий, — а по поручению управляющего епархией митрополита Алексия, ныне Патриарха Московского и всея Руси.

Смирнов: — Скажите, пожалуйста, свидетель, где вы пробыли период блокады Ленинграда?

Протоиерей Николай Ломакин: — Безвыездно в Ленинграде.

Смирнов: — Если не ошибаюсь, вы награждены медалью «За оборону Ленинграда»?

Ответ: — Да, за участие в героической обороне Ленинграда как раз в день моего рождения я удостоен этой высокой правительственной награды.

Смирнов: — Скажите, свидетель, в начале блокады Ленинграда в каком храме вы служили?

Ответ: — В начале блокады я был настоятелем Георгиевского кладбища, был настоятелем Никольской церкви этого кладбища.

Смирнов: — Следовательно, это была кладбищенская церковь?

Ответ: — Да.

Смирнов: — Может быть, вы расскажете трибуналу о своих наблюдениях, сделанных в период службы в этой церкви?

Ответ: — В 1941 году и в начале 1942 года я был настоятелем кладбищенской церкви. Здесь я наблюдал следующие трагические картины, о которых хотел бы сейчас подробно рассказать трибуналу.

Спустя несколько дней после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз я был свидетелем огромного увеличения числа отпеваний умерших. Это были дети, женщины и престарелые люди, погибшие в результате вероломных налётов немецкой авиации на город, — мирные жители нашего города.

Если до войны количество умерших колебалось от 30 до 50 человек в день, то во время войны цифра эта быстро увеличилась до нескольких сот в день. Не было физической возможности внести умерших в храм. Вокруг храма образовалась громадная очередь ящиков и гробов, наполненных кусками человеческого мяса, изуродованными трупами мирных жителей граждан г.Ленинграда, погибших в результате варварских налётов немецкой авиации.

Наряду с отпеваниями принесённых к храму покойников необычайно возросла практика так называемых заочных отпеваний. Верующие люди не могли поставить в храм своих умерших родственников и знакомых. Их родственники и знакомые погребены были под обломками, под развалинами уничтоженных немцами жилых домов.

Вокруг храма можно было в течение целого дня видеть груды гробов — 100, 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник. Вы меня простите, мне трудно рассказывать, потому что, как уже известно трибуналу, я пережил всю блокаду города, и сам умирал с голоду, и сам пережил все ужасы непрерывных налётов немецкой авиации.

Несколько раз я был контужен. В зиму 1941/42 годов положение Ленинграда в блокаде было особенно тяжёлым. Непрекращающиеся налёты немецкой авиации, артиллерийский обстрел города, отсутствие света, воды, транспорта, канализации в городе и, наконец, ужасающий голод — вследствие всего этого мирные жители города испытывали неслыханные в истории человечества страдания. Это были воистину герои, страдавшие за Родину, неповинные мирные жители.

Наряду с тем, что я сейчас вам сказал, мне приходилось видеть и другие ужасные картины, когда я служил настоятелем этой кладбищенской церкви. Кладбище многократно подвергалось жесточайшим налётам немецкой авиации. И вот представьте себе картину, когда люди, нашедшие вечный покой, — гробы, их тела, кости, черепа — всё это выброшено на землю, в беспорядке разбросаны памятники, кресты, и люди, только что пережившие потерю близких, должны снова страдать, видя громадные воронки, где, может быть, только что похоронили они своих близких, родных и знакомых, снова страдать, что им нет покоя.

Смирнов: — В период голода в какой степени увеличилось количество отпеваний в этой кладбищенской церкви?

Свидетель: — Как я уже сказал, вследствие невероятных условий блокады, вследствие непрерывных налётов немецкой авиации на город, вследствие артиллерийских обстрелов города количество отпеваний усопших дошло до невероятной цифры — до нескольких тысяч в день. Мне особенно сейчас хочется рассказать трибуналу о том, что я наблюдал 7 февраля 1942 года.

За месяц до этого случая, истощённый голодом и необходимостью проходить ежедневно большие расстояния от дома до храма и обратно, я заболел. За меня исполняли обязанности священника мои два помощника. 7 февраля, в день Родительской субботы перед началом Великого поста, я впервые после болезни пришёл в храм, и открывшаяся моим глазам картина ошеломила меня: храм был окружён грудами тел, частично даже заслонившими вход в храм. Эти груды достигали от 30 до 100 человек. Они были не только у входа в храм, но и вокруг храма. Я был свидетелем, как люди, обессиленные голодом, желая доставить умерших к кладбищу для погребения, не могли этого сделать и сами, обессиленные, падали у праха почивших и тут же умирали. Эти картины мне приходилось наблюдать очень часто.

Смирнов: — Я прошу вас ответить на вопрос, какие разрушения были причинены храмам Ленинграда.

Свидетель: — Как мною уже доложено вам, господа судьи, по должности благочинного я должен был периодически наблюдать за состоянием храмов города и докладывать моему владыке митрополиту подробно в данной связи. И вот тут мои впечатления и личные наблюдения таковы: церковь Воскресения на канале Грибоедова — этот замечательный высокохудожественный храм — от артиллерийских обстрелов врага — немца — получил очень серьёзные повреждения: пробиты купола, изуродована снарядами крыша, в разных местах по стенам мозаичные священные изображения также приведены частично в негодность или вообще уничтожены.

Троицкий Измайловский собор, памятник борьбы, украшенный замечательными фризами, художественно отображающими эпопею взятия Измаильской крепости, — ему причинены огромные разрушения систематическими обстрелами и артиллерийскими снарядами. Была совершенно разбита в разных местах крыша. Художественная лепка вся отбита. Остались лишь маленькие кусочки её.

Смирнов: — Скольким храмам в Ленинграде причинены сильные повреждения и сколько храмов разрушено?

Свидетель: — Артиллерийскими обстрелами сильно повреждена, почти даже совсем разрушена, церковь на Серафимовском кладбище, артиллерийские снаряды попадали в церковь кладбища, кроме того, ей были причинены большие повреждения воздушными налётами.

Немецкая авиация причинила очень много повреждений храмам. Я должен прежде всего сказать о двух храмах, наиболее пострадавших от блокады Ленинграда, это прежде всего Князь-Владимирский собор, в котором, кстати сказать, я имею честь сейчас быть священником. В 1942 году, в феврале месяце и по 1 июля, я был настоятелем этого храма, и вот должен вас познакомить, господа судьи, со следующим чрезвычайно интересным и потрясающим случаем, который имел место накануне Святой Пасхи в 1942 году.

Великая Суббота. В 5 часов вечера по московскому времени на город немецкая авиация начала массированный налёт. В 5:30 вечера в юго-западную часть Князь-Владимирского собора упало две авиабомбы. Люди в это время подходили к святой плащанице. Была громаднейшая очередь верующих, желающих исполнить свой христианский долг. Я видел, как человек около 30 лежало на паперти ранеными. Эти раненые были в разных местах близ храма. Некоторое время они были беспомощны, пока им не была оказана медицинская помощь.

Произошла страшная картина смятения. Люди, не успевшие войти в храм, поспешно стали убегать в близ расположенные траншеи, а другая часть, вошедшая в храм, разместилась по стенам храма, в ужасе ожидая своей смерти, потому что сотрясение храма было настолько сильно, что непрерывно в течение некоторого количества времени падали стёкла, куски штукатурки, и вот, спустившись из комнаты второго этажа, я был потрясён открывшимся передо мной зрелищем.

Люди бросились ко мне: «Батюшка, вы живы?»; «Батюшка, как же теперь понять, как поверить в то, что говорили о немцах, что они верующие люди, что немцы любят Христа, что они не трогают людей, которые верят в Бога? Где же эта вера, когда в пасхальный вечер так обстреливают?..» Я должен заметить, что налёт немецких самолётов продолжался вплоть до самого утра, всю пасхальную ночь: ночь любви, ночь христианской радости, ночь Воскресения была превращена немцами в ночь крови, в ночь разрушения и страданий ни в чём не повинных людей.

Смирнов: — У меня последний вопрос к вам, свидетель. Скажите, пожалуйста, выезжая для проверки церквей в область, не были ли вы очевидцем глумления над религией и над церквами? Может быть, вы будете добры рассказать об этом суду.

Свидетель: — В июле месяце 1943 года по распоряжению митрополита Алексия я выезжал в район Старого Петергофа и Ораниенбаума. Из личных наблюдений и из моих бесед с верующими я установил следующее и для себя считаю это очевидным, а позже всё это подтвердилось, когда Новый Петергоф был освобождён от немецкой оккупации, и то, о чём я сейчас расскажу, может быть проверено воочию.

В Старом Петергофе вскоре после того, как немцы заняли Новый Петергоф, ровно в 10 дней были уничтожены артиллерией врага и немецкими самолетами абсолютно все храмы. При этом немецкая авиация и артиллерия обставили дело так, что вместе с храмами погибли и молившиеся в них или искавшие в них убежища от боёв и артиллерийской стрельбы мирные жители города.

Все храмы Старого Петергофа, а именно: Знаменская церковь, Свято-Троицкая кладбищенская церковь и приписанная к ней маленькая Лазаревская церковь, церковь-музей при даче императрицы Марии Фёдоровны, церковь Серафимовская и церковь на военном кладбище — все эти храмы немцами уничтожены. Можно с уверенностью сказать, что под Свято-Троицкой кладбищенской церковью и Лазаревской — в её подвале, а также в склепах кладбищ, главным образом под сводами Знаменской церкви, погибло до 5000 человек.

Немцы не позволяли выходить спасавшимся людям на воздух. Легко себе представить санитарное состояние и вообще состояние людей, находившихся в церковных подвалах. Одуряющий воздух от дыхания, испражнений несчастных, насмерть перепуганных людей вызывали обмороки, головокружения, а малейшая попытка выйти из храма на свежий воздух каралась бесчеловечными фашистами расстрелом мирных жителей.

Сейчас уже много времени утекло с тех пор, а мне особенно запомнился один случай. Мне рассказывала его близкая родственница тех людей, о которых я сейчас скажу. Маленькая девочка из подземелья Троицкой церкви вышла на воздух и моментально была убита немецким снайпером. Мать, желая внести ребёнка, тоже вышла, но, обливаясь кровью, упала на этого ребёнка. Гражданка Ромашова и до сих пор жива, и мне не раз с ней приходилось встречаться, и она с ужасом вспоминает этот факт. А таких фактов и подобных этому было много.

<…>

Я хотел бы просить господина обвинителя разрешить мне сказать несколько слов о том, что у нас делалось в Ленинграде…

Николо-Богоявленский собор — кафедральный храм Ленинграда. Здесь же во время блокады жил нынешний Патриарх Алексий. Я был свидетелем, прослужив здесь до конца войны с июля 1942 года, неоднократных артиллерийских обстрелов этого храма.

Просто удивляться приходилось: какой же военный объект искали горе-вояки в нашем святом храме? Как только великий праздник или просто воскресенье — сейчас же артиллерийский обстрел. Да и какой обстрел! В Великий пост, на первой неделе, в 1943 году с самого раннего утра и до поздней ночи ни причт (т.е. духовенство), ни молящиеся не имели физической возможности вый­ти из храма. Кругом снаружи царили смерть и разрушения.

Я сам лично видел человек пятьдесят — точно я затрудняюсь сейчас сказать цифру — моих духовных детей, погибших около храма. Они поспешили выйти, не дождавшись отбоя тревоги артиллерийского налёта, и нашли гибель около храма. В этом святом храме мне пришлось похоронить тысячи людей, изорванных в клочья, погибших в результате разбойничьих налётов немецкой авиации и обстрелов немецкой артиллерией мирных жителей города. Много слёз пролито здесь за так называемыми заочными отпеваниями.

Во время одного из обстрелов едва не погиб наш владыка митрополит Алексий. Несколькими осколками была разбита его келья.

Должен сказать ещё, не утруждая продолжительными показаниями присутствующих, что замечательно, что самые интенсивные обстрелы Ленинграда были именно в праздники. Обстреливались храмы Божии, обстреливались трамвайные остановки, обстреливались госпитали, разрушались всякими способами — и артиллерией, и немецкой авиацией. Бомбились дома мирных жителей. Мне бы очень долго пришлось утруждать вас, господа судьи, если бы я стал вам перечислять эти страшные дни крови, страданий ленинградцев за период войны. Но могу сказать одно в заключение: русские люди, ленинградцы до конца исполнили свой долг перед Родиной. Несмотря на жесточайшие обстрелы и налёты немецкой авиации, в городе царили исключительный порядок и организованность, а Православная Церковь разделила чашу этих страданий. Она молитвой и проповедью Слова Божьего вносила бодрость и утешение в сердца верующих и принесла на алтарь Отечества щедрую жертву.

Цитируется по изд.: История Петербурга, ХХ век, фрагменты. М., 1954. Т.1.

предыдущая    следующая