Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

О нашей вере

МНЕ НРАВИТСЯ БЫТЬ ПРАВОСЛАВНЫМ

Да, именно так: мне нравится быть православным.

Я понимаю, что такая постановка вопроса несколько… гм… несколько неуместна. Я понимаю, что слова «нравится» или «не нравится» — это не о православии, это из другой оперы. Мы — в идеале — остаёмся православными не потому, что нам это понравилось, не потому, что нашли здесь некий душевный уют («зону комфорта», как сейчас принято говорить). Мы — в идеале — остаёмся православными потому, что хотим быть с Правдой, хотим быть с Богом, хотим быть на Его стороне, а не на противоположной. Мы — в идеале — чувствуем своё глубокое недостоинство и боимся, чтобы оно не увлекло нас прочь от Правды, мы каемся, мы пытаемся выправить свои души, трудимся, срываемся, вновь возобновляем свои труды… Всё это как-то очень мало похоже на «зону комфорта»… Да что я объясняю? Всем православным и так это отлично известно.

И всё-таки я упрямо вернусь к своим первоначальным словам: «Мне нравится быть православным».

Почему? Потому что кроме душевных трудов, слёз, стыда за самого себя, мучительной борьбы с охватывающей временами душевной глухотой и хладностью всякий православный получает — ещё в этой жизни! — немало утешений, — утешений духовных, успокаивающих сердца. Они-то и позволяют мне говорить то, что я сказал.

Прежде всего, мне просто нравится быть верующим. Мне нравится ощущать под ногами твёрдую почву веры в то, что мир — это не хаотическая пляска элементарных частиц, которые однажды непонятно почему и для чего вылетели из точки «Большого взрыва», а потом — совершенно случайно! — сложились в наш мир, а придёт час — и снова разлетятся в разные стороны. Такой мир — случайный, как узор в калейдоскопе, — нельзя назвать даже «равнодушной природой», ибо и у равнодушного по определению есть душа, а у этой мёртвой пляски атомов и намёка на душу не наблюдается. Нет, мне нравится сознавать себя созданием Божиим, и мне нравится сознавать, что Бог, создавая меня, создавал не «вообще младенца», а осознанно творил именно меня, то есть в тот момент ему был нужен именно тот вариант человека, каковым являюсь я (что, разумеется, относится к созданию любого из людей).

Ещё мне нравится, что Церковь наша не меняется, не дрейфует под «ветром перемен», что она стоит, как скалистый остров среди бурного потока. «Ветер перемен» (кстати, это масонское выражение) сейчас бушует так, что его впору назвать бурей или ураганом перемен, — он сносит начисто всё, что ещё напоминает о прежних временах (в первую очередь — о том, что в них было доброго), рушит сообщества, губит души… И как же хорошо, что Церкви он ничего сделать не может, — а Спаситель обещал, что и не сможет никогда. Как хорошо, что всё, начиная от облачения священников, церковнославянского языка богослужений, юлианского календаря и кончая догматами веры, в ней неподвижно, дано раз и навсегда и не изменится. Эта вечность и неизменность Церкви очень греют душу, замёрзшую среди студёного потока вечно меняющегося мира, под мертвенно-холодным «ветром перемен». Господи, хоть бы так и продолжалось — чтобы, сколько ни дано ещё прожить человечеству, но и в XXII, и в XXIII веках люди, молясь, всё так же крестились бы и произносили бы всё те же «Отче наш…» и «Богородице Дево, радуйся…» и чтобы «Верую…» не растеряло своих слов и не нахватало новых, чтобы священник всё в тех же одеяниях выносил всё ту же Чашу и бородатый диакон поднимал над верующими свой орарь.

Мне нравится вечность нашей Церкви, и то, что эта вечность открыта для всех и в любой день, мне тоже нравится.

Мне нравится, что в православии нет «профанов» и «посвящённых», что мудрость нашей веры любой человек в любой момент может получить полной мерой — лишь бы душа его вместила. Я ненавижу «тайные учения», где начинающим внушают любовь к добру, а «посвящённым» объясняют шёпотом, что добро — это, собственно, то, что он до сих пор считал злом. Нет, наша Правда открыта вся, целиком, и у нас нет злых «секретиков», в нашем учении нет лицемерия и чёрное не прикрывается белым.

Мне нравится, что наши догматы не основываются на шатком человеческом разуме, что нет и быть не может «научной теории Троицы», «гипотезы о Богочеловеке» или «лабораторного исследования Святых Даров». Мне нравится, что бытие Божие недоказуемо и что тот, кто пытается обосновать Бога наукой, провалится точно так же, как и тот, кто вздумает наукой опровергнуть Его. Вся суть науки в том, что знание её неполно, вся суть её в вечном пополнении знаний, в исследовании, в открытии, и всякая новая теория живёт только до тех пор, пока не появятся новые знания. А Бог, Он вне этих поисков, Его нельзя исследовать по частям, в Него надо верить — сразу и целиком.

Вообще мне чрезвычайно нравится, что христиане имеют возможность поклоняться Троице, а не одномерному, грубовато сработанному божеству прочих монотеистических религий. Одномерное божество — это так по-человечески, так «от мира сего»! Это не выходит за рамки обывательского здравого смысла: «во граде — царь, на небе — божество», бесконечно одинокое в своём величии, и это божество ведёт себя совершенно по-человечески, как любой земной король, эмир, диктатор, фюрер… Это не Бог, это плод достаточно плоского человеческого умствования, которое всё хочет выровнять по человеческой мерке. Пресвятая Троица не такова! Не решаюсь рассуждать о вещах, которые выше человеческого понимания, — я просто не желаю верить в небесного фюрера, я верю в Три Лица, пребывающие в Единстве, в Три Лица, которые есть Любовь, — совершенно непостижимые для моего ума, но загадочным образом касающиеся моего сердца.

Мне нравится Евангелие. Да! Оно такое чистое — как ни одна книга на свете. В нём поистине нет ни одного слова от человеческой порочной мудрости, и в то же время в нём нет возвышенных (якобы) мудрований, нахмуренных лбов (пустых), возведённых к небу глаз (лживых). И оно всё такое простое, что его можно прочесть любому, и любой хоть что-то полезное из него извлечёт. И притчи Гос­подни! Они так кратки, но притом не схематичны; каждая — как мгновение подлинной жизни. Кто-то из святых отцов предлагал сравнить притчи Господни с притчею саддукеев о жене семи братьев (помните? — Лк.,20,27—33). Да, поистине разительное несходство! Притчи Господни всегда говорят о вещах, едва ли не ежедневно случающихся среди людей, а саддукеи накрутили такую небывальщину, сочинили такую надуманную, притянутую за уши историю, что остаётся только руками развести. Но я скажу так: саддукеи саддукеями, а вообще-то большинство притч, сочинённых людьми, отличаются (более или менее) такой же надуманностью и неправдоподобием.
И мораль в них, как правило, одномерна — пригодна только для одного определённого случая. Истории же о блудном сыне, о злых виноградарях или о человеке, «впадшем в разбойники», могли прозвучать только из уст Божиих — настолько они при всей своей очевидной земной простоте исполнены поистине небесной, необъятной премудрости. И мне нравится читать их и вообще всё Евангелие, весь Новый Завет. Я очень люблю Апокалипсис: меня завораживает это повествование, которое с одинаковым правом может быть отнесено и к судьбам вселенной, и к сердцу одного-единственного человека.

Словом, повторю ещё раз: мне нравится быть православным. Я рад тем радостям, что дарит нам наша вера. Кто-то из верующих, может быть, расскажет о другом — о том, что я упустил. Кому-то открыта космическая бездна нашей иконописи, кто-то особенно глубоко чувствует Литургию, кто-то радуется сонму наших святых заступников — от древних до тех, что были нашими современниками. Православие полно радостью, и как бы мы ни были грешны и недостойны, никто не запрещает нам этой радостью пользоваться. Она спасительна, эта радость.

Алексей БАКУЛИН