Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Красота, Добро, Правда

ДЛЯ КОГО ПРЕКРАСНОЕ ОПАСНО?

Иду по улице и вижу на рекламном щите изображение какого-то страшилища. Страшилище самодовольно улыбается, с удовольствием позирует и как бы говорит: «Да, вот я какое! Почему бы вам не полюбоваться мною?» И подпись под этой жутью утвер­ждает, что плакат (социальная реклама, между прочим! часть государственной политики, между прочим!), — что плакат сей создан некой группой, которая занимается «разоблачением стереотипов красоты во всём мире». Стереотипы красоты! Каково сказано!

Вот об этом-то — о том, что такое красота, есть ли у неё стереотипы и нужно ли их разоблачать, — мы сегодня говорим с известным петербургским писателем Анатолием Козловым.

— Анатолий Юрьевич, а так ли уж нужна красота в нашем земном мире? А может, мы и без неё обойдёмся? Зачем нам красота — была бы правда!

— Когда речь заходит о красоте, невольно вспоминается Достоевский и его изречение о том, что красота мир спасёт. Но есть у Фёдора Михайловича и другая глубочайшая мысль: «Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». И мысль эта подтверждается и Святым Писанием, а следовательно, не всё так просто с красотой и нельзя её походя сбросить с корабля современности.

Надо сказать, что борьба с красотой — это обычное дело для всякой революционной эпохи, и нашей в том числе, ибо мы сейчас переживаем очередную революцию. А революционные времена, они тем-то и отличаются: идёт ломка языка, ломка привычных изобразительных средств, поиски чего-то нового. Но мы знаем, что эти поиски заканчиваются сломом привычных — а на самом деле вечных! — устоев.

Искусство вообще занимается тем, что утверждает вечные истины в определённых временем условиях. Меняется время, меняется обстановка, меняется внешнее существование человека, и каждый раз нам приходится осознавать мир заново, заново понимать изначальный смысл бытия. И искусство призвано к тому, чтобы снова расставить всё на свои места, снова расставить точки над i, утвердить прежние истины существования в условиях, которые вроде бы поменялись. И это, конечно, касается и революционных эпох. Но в эти эпохи у человека появляется огромное искушение быть совершенно новым, быть самым первым, создавать что-то небывалое, а зачастую это оборачивается ломкой вечных устоев — принципов красоты, например. Красота в таких случаях начинает раздражать, потому что она вечна, потому что она божественна.

— Но какую же роль играет красота в обществе? Если задать вопрос грубо, утилитарно, — какая от неё польза?

— Тут можно много нагромоздить всевозможных умозаключений, но самый простой ответ на вопрос будет такой: красота — это естественная потребность человека. Как ни крути, но любой человек, с любыми моральными принципами, с любым достатком, всегда тянется к чему-то красивому. Куда вы поедете в отпуск? В какой-нибудь промышленный район? В места, где господствует разруха, где свален мусор, где природа уничтожена? Нет, конечно! Всякий захочет поехать в горы, захочет посмотреть на прекрасные морские пейзажи, на красоту тропической природы… Там хорошо, потому что там красиво! У нас в России есть алтайские горы, карельские голубые озёра, есть Енисей — это, конечно, суровая, дикая природа, но она не может оставить равнодушным человека. Она глубоко волнует нас и питает своей красотой наши души. Это наша естественная потребность — видеть такую красоту. Такая красота делает человека доб­рее, делает его мягче, — но не в том смысле мягче, что лепи из него что хочешь, — а человечнее.

От общения с такой красотой в человеческой душе просыпаются добрые чувства. А ведь кое-кто считает это весьма опасным! Вы подумайте: красота зачем-то будит в человеке всё прекрасное, будит «нездоровое» желание помогать ближнему, подавать милостыню, сострадать менее удачливым нашим братьям, проявлять к ним заботу, понимание… То есть жить по тем началам, которые так яростно отвергает современная цивилизация! И выходит, что красота — это сила действительно страшная. Слова эти превращены в шутку, но ведь так оно и есть. Невозможно, побывав на лоне природы, полюбовавшись грандиозными пейзажами, слетав в космос и оттуда посмотрев на Землю, — невозможно после этого остаться прежним человеком. Хотя бы на малое время да преобразишься! Может быть, это преображение будет недолгим, непрочным, и вскоре ты опять вернёшься в свою скорлупу, но краткий момент просветления будет время от времени всплывать в твоём подсознании, и когда придёт к тебе желание сделать что-то против совести, ты не сможешь переступить через свою душу.

Вот этого-то, видимо, и боятся борцы с красотой. Пусть уж лучше нас окружает всевозможная мерзопакость, лишь бы совесть даже во сне не подавала голоса. Поэтому стремление бороться с красотой — это тоже человеческая потребность, потребность нашей грехолюбивой человеческой натуры. Я даже думаю, эта потребность не всегда осознанна — такие вещи не всегда на сознательном уровне проявляются. Просто красота порой возбуждает агрессию. Она ведь пытается воздействовать на тебя: когда ты видишь что-то прекрасное, тебе хочется хоть как-то соответствовать этому. Красота стремится добраться до каких-то нежных и чистых начал в твоей душе, которые ты, казалось бы, давно уже заглушил, залил бетоном… И вдруг оказывается, что эти ростки добра ещё живы, что они снова дают о себе знать!.. Понятно, что это нравится далеко не всем — особенно людям с глухой душой бывает неприятно от подобных ощущений.

— Борцы с красотой обыкновенно говорят, что красота — это субъективная вещь. Одним нравится белое, другим — чёрное, одни считают красивым это, другие — то… А значит, и нет никаких «стереотипов красоты». Ну нравится мне уродство! — просто у меня такой вкус, я предпочитаю любоваться тем, что вы считаете уродством.

— А вы опять-таки взгляните на природу. Есть ли в природе уродство? Нет. Всё по-своему красиво. Красивы тропические пейзажи, но красивы и суровые пейзажи нашей Сибири. Красивы высокие, стройные деревья, но и дерево с прихотливо изогнутым стволом — как будто бы уродец между другими деревьями — тоже радует глаз, и в нём вы найдёте изя­щество и красоту. Настоящее уродство появляется только там, где природа уничтожается, где она терпит насилие. Изломанное дерево, покалеченное животное — это уродство. И то уродство, которое встречается в современном искусстве, — это именно насилие, это искажение творения Божия, это порча первоначального, Богом данного вида.

И понимаете, к чему мы пришли в своих рассуждениях? Мы поняли, что война с красотой — это война с замыслом Божиим, богоборчество в чистом виде!

Можно, допустим, нарисовать портрет некрасивого человека, но если ты сделаешь это с любовью, то такой портрет всё равно будет будить в зрителях человеколюбие и другие доб­рые чувства. Ты создал портрет человека, ты образ Божий запечатлел! А если и красивого изобразить без любви, то такое творение будет отталкивающим, неприятным, словно ты беса нарисовал. Но бесовство — это и есть отсутствие любви, отсутствие Бога. Мы­то, православные, это хорошо понимаем, а многие неверующие пусть и не понимают умом, но душой-то всё равно чувствуют.

Когда начинаешь изучать русское классическое искусство, вдруг понимаешь, что всё оно уходит корнями в веру Христову, в православие, — и это опять-таки многих раздражает.

Оттенки красоты бывают очень различны. Их много, на любой вкус. Даже об иконах можно спорить: мне ближе по душе этот образ, а тебе — этот.

Но речь-то о том, что уродство никому на самом деле не нравится. Про уродливое произведение можно сказать, что оно концептуально, умно, оригинально, можно разные слова найти для его оправдания, — нельзя только одного сказать: что оно будет рождать добрые и хорошие чувства. Всё равно душа будет противиться уродству. И пусть понятие красоты у современного человека утрачивается, пусть оно заменяется другими понятиями: «удобно», «прочно», «выгодно»… Но всё равно чем-то же мы руководствуемся, когда покупаем самый обыкновенный чайник? Ведь никто не купит чайник скособоченный, кривой, перекошенный, грубо раскрашенный… Нет! Мы хотим купить предмет изящный, радующий глаз. Случилось мне видеть стул с ножками, сделанными в виде человеческих ног… Вы бы купили такое? Вы бы поставили его у себя в квартире? Вы бы надели на себя ювелирное изделие с неогранённым, тусклым камнем?

Нет, мы не хотим окружать себя уродливыми вещами. Так почему же тогда мы допускаем уродство на живописных полотнах, на киноэкранах, на страницах книг? Почему мы согласны с тем, что отвратительные современные перформансы — это искусство? На таком-то примере и можно видеть всё лукавство борцов с красотой. Это очень лукавая вещь, такая борьба.

— Можно ли представить себе, что однажды из человеческого общества совершенно уйдёт понятие о красоте? Что вкус у всех людей будет окончательно погублен и никто не сможет отличить прекрасного от отвратительного?

— Вкус, конечно, портится, и очень сильно, очень быстро… У современных читателей вкус убит бульварной литературой. И даже не столько ею… В народе воспитывается отношение к литературе как к чему-то никчёмному: писатель-де пописывает что-то такое — для себя и о себе, а тот, кому не лень, читает его писания… А может и не прочесть — беды никакой не будет… Оказывается, никакой работы с языком в литературе не нужно, и так все поймут. А где же тогда сохранится наш язык, если не в книгах? Где ещё можно найти великий русский язык во всей его красоте, как не в художественной литературе? Только в ней, и более нигде! Уже одно это — сохранение родного языка — делает литературу совершенно необходимой вещью.

Я не скажу, что понятие красоты сейчас свели на нет, но его во многом исказили, деформировали. А наступят ли такие времена, когда красоту перестанут понимать совершенно? Если такое и наступит, то, видимо, это как раз и будет та эпоха, что описана в Откровении. Ведь когда люди перестанут понимать, что такое уродство, что такое красота, они забудут и о различии между добром и злом, между грехом и добродетелью, — тогда-то на земле зло и воцарится единовластно.

А что касается сегодняшнего дня, то мы, к счастью, ещё не пришли к такому падению. Вкус нам портят очень активно, и теперь потребуются огромные усилия, чтобы поднять его на прежнюю высоту. Это будет трудно, но пока это ещё возможно, положение ещё обратимо. И знаете, что вселяет в меня такой оптимизм? Недавние большие выставки в Русском музее — сначала Айвазовского, потом Репина. Посмотрите, как стремился народ попасть на них, какие очереди выстаивал! Ради чего? Просто ради того, чтобы напитаться красотой — подлинной красотой, а не той, которая будет после «ломки стереотипов». Значит, есть ещё в народе такая потребность, живо ещё естественное, неизвращённое чувство прекрасного, а значит, и чувство добра и правды.

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН

следующая