Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

100 лет без царя

ОНА ВОСКРЕСЛА, ОНА ЖИВА!..

Ровно сто лет Россия живёт без царя. Можно спорить о том, хорошо это или плохо, можно гадать, вернётся к нам монархия или не вернётся, но мы сейчас говорим не об этом. Мы просто стараемся вспомнить, как всё это было в феврале 1917-го, — вспомнить по возможности более точно. Мы беседуем с известным православным учёным кандидатом философских наук, кандидатом богословия диаконом Владимиром Василиком.

— Ни для кого не секрет, что святой царственный страстотерпец стал первой жертвой российских либералов. Сейчас об этом не любят говорить, предпочитая сваливать всю вину на большевиков…

— Да ведь и сами большевики старательно преуменьшали значение Февраля. Их отношение к Февральской революции хорошо выражено строкой из известной песни: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!» То есть: то, что случилось в феврале, в сущности, не так уж и важно, — ведь впереди был Октябрь! Либералы же — и тогдашние, и нынешние, — напротив, считают, что вся революция — это только Февраль, а в октябре был всего лишь «переворот»… В своё время эту либеральную позицию хорошо выразил Борис Пастернак, писавший о революции: «Как было хорошо дышать тобою в марте!» То есть вот она, настоящая революция: февраль — март! В том пастернаковском стихотворении есть даже такая строчка: «И грудью всей дышал социализм Христа», — вот, оказывается, что происходило в феврале, — ни больше ни меньше. Вот она — «безкровная революция»!

А меж тем безкровной-то была (по крайней мере, в начале) именно Октябрьская: количество убитых в Петрограде 25 октября было шесть человек. Да извините, сейчас в Петербурге за обычный день убивают больше!.. А вот в феврале — марте на улицах лилась настоящая кровь, совершались гнусные убийства и полицейских, и офицеров, и генералов. Число жертв Февраля исчисляется сотнями — особенно когда по Петрограду началась настоящая охота на полицейских. Но дело даже не в жертвах, сколь они ни ужасны. Февральская революция сломала становой хребет России. Это понятно: именно монархия и была её становым хребтом. За семь месяцев хозяйничанья временщиков от нас отделились Финляндия, Украина, стали уплывать Кавказ и Средняя Азия, уже готова была отколоться Сибирь, сепаратистские движения начались в Прибалтике, а самое главное — рухнул фронт, и все плоды той страшной войны, добытые такой кровью, такими потерями, тотчас ушли от нас. Победы в той войне нас лишили. Кто и зачем? Сейчас любят кивать на большевиков, на Ленина: приехал, мол, вождь на броневичке, и всё пошло прахом… Но не будем забывать, что не Ленин делал Февральскую революцию! Она на него свалилась, как подарок, как жареный гусь, прилетевший в рот лентяю. Так кто же делал эту революцию? А делали её «господа офицеры, голубые князья», пламенные думцы, либеральные профессора типа Милюкова, с его классическим афоризмом: «Что это — глупость или измена?» Хотелось бы эти слова обратить к самому профессору, который во время вой­ны с думской трибуны от лица не только своих избирателей, но и от лица всего русского народа обвинял правительство в немыслимых грехах, используя, мягко говоря, непроверенную, а проще сказать, лживую информацию. И таких клеветников были десятки! В великосветских салонах совершенно открыто распространялись гнусные сплетни о государыне и её дочерях — и не нашлось ни одного бравого гусара, который бы за­ехал клеветнику по физиономии. Жизнь тогда пошла бы совершенно по-другому, если бы… Но такого решительного офицера-монархиста на всю Россию, к сожалению, не нашлось. Царская семья оказалась в страшном одиночестве; она стояла не только против профессиональных революционеров, но и против всего высшего общества, против либеральной интеллигенции, против всех, кто жадно жаждал перемен во время войны — одной из самых страшных войн, которые когда-либо вела Россия, во время которой потребны были полное единство, совершенная дисциплина, полная жертвенность… Царь такую жертвенность являл — другие же на войне жировали. Рябушинские, Гучковы наживались на военных заказах и пировали во время чумы. При этом ещё брали иностранные займы — в Ньюйоркском Сити-банке. У Гучкова и Терещенко, согласно исследованиям историка Ткаченко и моим собственным скромным изысканиям, были кругленькие суммы на 100 000 и более. Как говорится, «кому война, а кому — мать родна».

Впрочем, так или иначе, а война шла достаточно успешно. И вот в преддверии грядущих побед у тогдашних либералов возникла опасная иллюзия: «Мы сможем победить и без царя!»

Однако нужно понимать, что этих либеральных фанфаронов очень тонко, как сейчас выражаются, «разводили», — их очень тонко использовали люди, которым победа России была совершенно не нужна. У Англии был следующий замысел: уничтожить в этой войне и Германию, и Россию. Англия сделала всё для крушения царского режима, для крушения царской власти и для торжества временщиков. А потом, после Февраля, Великобритания и США щедро выкачивали ресурсы из России.

Понятно, для чего это делалось: уничтожалась страна-победительница — ведь Россия внесла огромный вклад в пробуксовку германской военной машины и имела право потребовать многое. Но в 1917 году в вой­ну вступала Америка, и Россия становилась не нужна, особенно с её претензиями на Босфор и Дарданеллы. Россию следовало аккуратно вывести из войны — так, чтобы она не посмела потребовать уже ничего.

У нас принято упрекать государя за то, что он отрёкся. Но совершенно справедливо отметил И.Л.Солоневич: «Поздно рассуждать, мог бы государь не отречься или не мог. Он боролся до последнего». Об этом, кстати, свидетельствовали и большевики. В 30-е годы в СССР вышла книга воспоминаний о Февральской революции, изданная Михаилом Кольцовым, ярым большевиком, ненавистником царского строя. Но и он был вынужден честно признать: «Единственный, кто боролся за монархию в феврале 1917 года, был Николай Романов».

— Для меня всегда было загадкой: почему царь подписал отречение? Когда к нему на станции Дно пришла думская делегация и потребовала отречься, почему он тогда просто-напросто не позвал свой личный конвой и не приказал тут же на месте расстрелять изменников? 

— Во-первых, я не уверен, что даже конвой послушался бы государя: в ставке всем заправлял генерал Алексеев, один из руководителей заговора. А на станции Дно всем заправлял ещё один вождь Февраля — генерал Рузский, который безцеремонно заявил: «Пора сдаваться на милость победителя!»

Во-вторых… Очевидно, переговорщики привезли государю, так сказать, предложения, от которых нельзя было отказаться. Говорят, что царя шантажировали семьёй — то есть попросту угрожали убить и наследника, и государыню с дочерьми. Но ясно, что ради спасения России государь пожертвовал бы семьёй. По-видимому, вопрос ставился заговорщиками ещё жёстче. Они, скорее всего, поставили ультиматум: или император отрекается, или высокопоставленные февралисты организуют блокаду фронта, прекратят подвоз боеприпасов и продовольствия воюющей армии. Вы представляете, что случилось бы тогда? Страшные бунты на фронте, миллионы голодных солдат бегут с передовой, немцы стремительно наступают… Собственно, так и случилось в 1917-м, но не в феврале, а значительно позже — уже к октябрю; но тогда на их пути встали большевики. В феврале же Ленин ещё не успел подготовить свою партию к захвату власти, и немцы дошли бы до самого Урала, почти не встречая сопротивления. Исходя из этого предположения, можно по-иному взглянуть на историю отречения государя: это был главный подвиг его жизни. Жертвуя собой, своей короной, своими близкими, он спасал Россию от неминуемой катастрофы.

И катастрофа не разразилась. Россия в ХХ веке осталась ведущей мировой державой, а не скоплением мелких удельных княжеств, как о том мечтали либералы. Вот в чём смысл явления Державной иконы Божией Матери, явившейся в самый день отречения государя. Державная икона явилась именно в селе Коломенском, любимом селе Алексея Михайловича, Тишайшего русского царя и отца великого Петра, в том селе, где был воспитан и взлелеян и сам Пётр. Явление иконы показало всем русским людям, что священный характер власти в России незыблем: после отречения помазанника Божия Сама Матерь Божия правит Россией. Она проводит её через страшные испытания, но ведёт в конечном счёте к спасению, к покаянию и исправлению.

— Если Сама Матерь Божия ныне занимает престол русских царей, то зачем же нам нужен земной царь? Разве он сможет править лучше, чем Царица Небесная?

— Вспомните Византию. Греческому монархическому сознанию не мешало представление о том, что судьбами Константинополя и империи управляет Сама Матерь Божия. У византийского диакона Георгия в поэме, посвящённой аваро-персидской осаде Царьграда, есть потрясающие слова: «Тобой земля вся повивается и град, спасенный Богом, Дево, чрез Тебя. О воевода деятельная бдения, возрадуйся, с готовым сердцем Ты стоишь, не говоря, повелеваешь, и восстание Твое становится врагов падением». Словом, греки понимали: судьбы империи в руках у Пресвятой Богородицы, но должен быть и на земле боговенчанный царь, помазанник Божий.

Точно так же судьбы России определяет Матерь Божия, но и царь ей нужен, желателен — хотя бы для пользы Церкви. Потому что, к сожалению, оставаясь без царя, без сильной поддержки христианской власти, мы, православные, терпим различные искушения… С одной стороны, люди Церкви остаются без серьёзной государственной защиты, а с другой стороны, некоторые клирики, в том числе и высокопоставленные, испытывают искушение папизмом и чувствовуют свою полную безконтрольность и безнаказанность. Им начинает казаться, что верующие — это лишь стадо, которое не имеет права указывать своему иерарху…

В течение многих веков христианская государственная власть была фактором сдерживающим и направляющим священнослужителей на путь подлинного служения. И, как это ни странно, Пётр Великий был одним из таких правителей, который заставил священников проповедовать, учиться, учить и благотворить. Церкви царская власть весьма желательна, поскольку в ней, с одной стороны, является царственный аспект царственного священства народа Божия, о котором говорил апостол Пётр: «Но вы царственное священство, народ святой». Но к тому же велико значение царя, как удерживающего, — того самого, о котором говорил апостол Павел: удерживающего мир от сползания к последней страшной бездне. В течение многих веков Россия была таким удерживающим, — и не только царская, но и — парадоксально сказать — советская. Именно СССР спас мир от страшного нацистского апокалипсиса, от фашистской чумы, от оккультного антихристова царства Третьего рейха. В течение послевоенных лет Советская Россия удерживала мир от ядерной катастрофы. Более того: она являлась своего рода вразумляющим примером для стран Запада, заставляя буржуазных магнатов хоть чем-то делиться со своими народами. И сейчас Россия является удерживающим (это особенно видно!) от катастрофической глобализации.

Возможно ли восстановление монархии в России? Это ведомо одному Богу. И поэтому восстановление царской власти может произойти совершено неожиданным образом и не совсем в тех формах, которые мы ожидаем. В любом случае это не должна быть имитация царской власти, либеральная карикатура на монархию, когда царь царствует, но не правит. Нам нужен властный христианский царь, а не его бледное символическое подобие!

Вопросы задавал Григорий МАМАЕВ

следующая