Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Слово учёного

«ДОСТОЕВСКИЙ БУДЕТ ПРОТИВ!..»

Наш разговор начался с Достоевского. Мы говорили о том, что сегодня Достоевский — единственный, кажется, русский классик, который принимается православным сообществом безоговорочно, как «свой», как «правильный». Ко всем прочим нашим писателям у православных есть немалые претензии — ко Льву Толстому особенно, но и к Чехову, и к Лермонтову, и к Тургеневу… И только Достоевский принят безоговорочно. И тогда Юрий Константинович Руденко, доктор филологических наук, профессор, завкафедрой на историческом факультете СПбГУ, а ещё добрый друг нашей газеты, православный человек, сказал так:

— Всё дело в том, что духовное и общественное сознание, оно у нас, у русских, сегодня сузилось. Это всех касается, и православных тоже. Может быть, отчасти причина тому — естественное историческое колебание: то, что раньше люди превозносили, то теперь стараются неправомерно разрушить… Но время идёт, и однажды — вероятно, очень скоро — начнётся обратное движение: русские начнут вытаскивать из забвения то, от чего сейчас пытаются отказаться. Но сейчас можно сказать одно: мы всё ещё не пережили этот этап яростного противостояния с собственным прошлым, с собственной культурой — будь то высокая русская классика XIX века или классика минувшего столетия, советская и эмигрантская. Эта жажда противоборства, она всё ещё живёт в нас. Надолго ли? Не знаю.

— Но можно ли примирить наших православных с творчеством, к примеру, Льва Толстого, который теперь для всех только еретик и богоборец?

— А примирять ничего не надо, ибо здесь нет никакого противоречия. Толстой-художник, он всегда был православным, всегда — от своей первой трилогии «Детство. Отрочество. Юность» до «Войны и мира» включительно. «Война и мир» — православная книга! А когда с Толстым случился духовный надлом, тогда он сам отказался от своих прежних творений, именно потому, что они своим православным духом вступали в противоречие с его еретическими умствованиями. Да, это были пустые умствования, духовная порча — это его сочинённое, совершенно нелепое «Четверо­евангелие» и прочие подобные вещи… Но знаете, даже в самые тяжёлые минуты духовной смуты основа его могучего духа оставалась православной. Когда Толстой отвлекался от своих измышлений и снова возвращался к подлинному искусству, эта православная основа тотчас давала о себе знать. Вы перечитайте его великолепный рассказ «После бала», перечитайте «Хаджи-Мурата», — это в высшей степени художественные вещи, удивительные, не похожие на прежнее творчество Толстого, но тоже замечательные. И в них нет никакой духовной порчи! В них есть трезвый, мудрый взгляд на мир, есть глубокое нравственное начало. И, в сущности, они дышат православием. Вот это начало — здоровое, трезвое — мы и должны искать в книгах Толстого. И нам легче это делать, чем, скажем, советским читателям, ибо мы живём в Церкви, а Церковь наша после своего чудесного возрождения ещё живёт своей первозданной чистотой… Да, в последнее время все мы чувствуем смутный дух некоей порчи… Но все мы понимаем, что это идёт извне, это нечто провоцируемое, чужое и чуждое…

— Если вернуться к Достоевскому… Что вы думаете о желании некоторых православных канонизировать Фёдора Михайловича, причислить его к лику святых?

— Это тоже чьи-то умствования, чьи-то пустые измышления! Что значит объявить святым? На общем собрании, большинством голосов? Но вы же знаете, святой — это прежде всего праведник: праведник или в традиционно-монашеском смысле, или в том смысле, о котором говорится — помните? — в рассказе из Патерика… Один старец-монах замыслил о себе как о человеке, праведнее которого нет в мире, — а тут ему явился ангел и сказал: «Думаешь, что ты самый праведный? Нет! Ступай в такой-то город, найди там двух таких-то женщин — они намного праведнее тебя!» Монах пошёл в город, думая увидеть невероятных подвижниц, а нашёл двух очень простых, очень смиренных женщин, и даже не сразу поверил, что именно о них и говорил ему ангел. Вот — мирская праведность. А Достоевский? Подходит ли он к таким требованиям? Да, он был писателем истинно христианским, писателем, чей пророческий взгляд на современный ему мир был настолько глубок, что провидел коллизии целого следующего века. Но это не значит, что Фёдор Михайлович был святым — совсем нет. Уверен, узнай он, о чём мы тут с вами говорим, он бурно протестовал бы против собственной канонизации. Бурно и насмешливо!

— Но ведь он столько людей привёл своими книгами к православию…

—Ну так что же? Равноапостольный Достоевский? Это надуманная вещь! Это то самое умствование, от которого недалеко и до порчи. Это притягивание за уши… Достоевский не нуждается в канонизации, он нуждается в понимании! Вы посмотрите вокруг: как мало сегодня людей, которые понимают Достоевского! Вот и работайте над тем, чтобы его всё больше и больше понимали. И тогда-то его книги всё больше и больше людей будут приводить к христианскому сознанию и к Церкви. Мало понимающих… Это, кстати, не только к Достоевскому относится. Я помню своё отрочество — оно пришлось на сталинскую эпоху. Должен сказать: в те годы школьное образование было, безусловно, лучше, чем теперь, — и даже лучше, чем было в позднесоветское время. Гуманитарное образование было настолько фундаментальным, что этот уровень и сравнить теперь не с чем. И вот я вспоминаю, как мы тогда читали русскую классику… Было так называемое «предварительное чтение»: летом мы должны были прочесть всё, что будем проходить в будущем учебном году… Я читал Тургенева — «Отцов и детей», «Рудина»… Читал Лермонтова… И все герои нашей классики не казались мне какими-то историческими персонажами, представителями отдалённых, давно минувших времён. Нет! Я воспринимал их как живых, как своих современников. Не было никакой временно´й дистанции! Я до сих пор помню, какое живое, сильное впечатление произвёл на меня «Герой нашего времени»!.. И вот я закончил 10-й класс, потом закончил Университет, пошёл преподавать литературу в среднюю школу… И тут столкнулся с тем, что дети, которые были младше меня лет на 10—15, читают классику уже совсем иначе. Для них наши любимые герои были только музейными экспонатами, и никакой связи с современностью мои ученики в них не видели. Наверное, так мы воспринимаем литературу XVIII столетия. XIX век — век золотой русской классики, когда русский дух достиг одной из своих вершин, — он стал чужим для нового поколения!

— Но ведь получается, что это необратимый процесс: время идёт, поколения сменяют друг друга, и, стало быть, вершины прошлого будут отходить всё дальше и дальше?..

— Да нет, я бы не стал говорить о необратимости. Многое ведь зависит и от самого преподавателя, да и от государственной политики в области образования. Нынешняя политика, например, очень противоречива. С одной стороны, гос­подствующее положение в ней всё ещё занимает — по крайней мере практически, а не в лозунгах, — та разрушительная антирусская стихия, которая питала и перестройку, и весь постперестроечный разброд. Советская школьная система, которая в мире была признана лучшей, она сегодня вдрызг разрушена! А то, чем её заменили, никакими положительными качествами не отличается, потому что разрушена гуманитарная основа образования. И лица, стоящие во главе государственной образовательной политики, даже если они искренне патриотически настроены, всё-таки не понимают, глубоко не понимают, что основа образования может быть только гуманитарной. Школьное образование, при всей необходимости компьютеризации, математизации и т.п., всё равно должно основываться на гуманитарном начале, на изучении истории — всемирной и родной, на фундаментальном изучении языка, достижении осознанной грамотности, на изучении отечественной и мировой культуры.

И как будто что-то делается в этом направлении, — но так безтолково, в таком сумбурном виде… В программе по литературе безконечно расширено количество авторов и текстов, — но они привлекаются безсистемно. Они привлекаются безсвязно, зачастую нелепо… Как-то недавно соседский мальчик-пятиклассник обратился ко мне, профессору-гуманитарию, с просьбой помочь сделать домашнее задание. В чём задание состояло? Надо было составить план знаменитой сказки Погорельского «Чёрная курица, или Подземные жители». Я эту сказку с детства в руки не брал, и, конечно, мне нужно было освежить память. Читаю… И первым делом обнаруживаю, что она написана допушкинским языком. Мальчик этот язык не понимает! Он, например, натыкается на слово «зала» вместо привычного «зал» — и теряется. Текст абсолютно не соответствует возрастному и языковому сознанию ребёнка, которому предлагается — без всякой подготовки! — заниматься такими вещами. Обращались ко мне за помощью и старшеклассники, и я обнаружил, что им предлагают без всякой подготовки анализировать сложнейшие по структуре стихотворные тексты Фета, Блока и т.д. Оказывается, что не только ученики не готовы, но и учителя ни к чему не готовы! Оказывается, что министерские чиновники натаскивают учителей на схематизацию художественного текста. А поэтому когда ученики, в сущности, не получившие грамотности, не умеющие говорить, не умеющие сформулировать мысль, не умеющие логически построить самое простое рассуждение, приходят в качестве студентов на лекции, то сталкиваешься с тем, что до них не доходят вещи, которые студентами прежних поколений воспринимались с первого раза. То есть получается так, что студентов надо сначала переучивать, а потом уж заниматься с ними наукой.

И студенческая молодёжь, и вообще молодёжь, — с одной стороны, она безконечно более прагматична, чем раньше… Но что поделать? — она поставлена в такие условия!.. Как жить, если ты не можешь пробиться? А с другой стороны, этот прагматизм неизбежно ведёт к потребительству, что абсолютно противоположно основам христианской нравственности. Печально? Да. Но, с другой стороны, когда наблюдаешь за прихожанами наших храмов, — видишь, насколько за эти 25 лет изменился каждый приход, насколько он помолодел. И в особенности когда начинается Причастие: откуда ни возьмись является огромное число молодых мамаш с младенцами. И думаешь: ведь наше будущее связано именно с православными семьями! С теми семьями, которые рождают детей, которые несут своих молочных младенцев на Причастие. Ведь эти младенцы скоро вырастут! Они через 20—30 лет станут ведущей общественной силой. Зато те, кто прожигает жизнь, они через 20—30 лет будут уже никем! Они просто себя убивают! Их не будет. Это страшно сознавать, а с другой стороны, видишь, что это неизбежно, потому что всё последнее 25-летие шло к тому, чтобы именно таких прожигателей и наплодить! Плодила их для своих целей мировая закулиса, чтобы наши дети, уйдя, очистили место для новых хозяев!

Но Россия выживет. Она, как мы видим, не подвержена современным «постхристианским ценностям». Эти «ценности» — пустой звук для наших людей, даже если они ещё не воцерковлены и далеки пока от Церкви. Зато Запад идёт в направлении «постхристианства» семимильными шагами! Политические обострения последних лет, они говорят о том, что мы подошли к той грани, когда либо Россия найдёт в себе силы победить, возродиться, встать… — а тогда она неизбежно выйдет в авангард мирового процесса, — либо начнётся война, которая будет уже последней для человечества. Как дело повернётся — я не знаю и не берусь предсказывать. Одно знаю наверняка: всё в руках Господних. Будем верить Ему, и вера не посрамит.

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН