Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Батюшка дорогой, дорогой батюшка

ЗДРАВСТВУЙ, ШКОЛА!

…И поскольку встреча состоялась не когда-нибудь, а именно 1 сентября, разговор естественным образом зашёл о школе. Чем дальше уходят от нас школьные годы, тем приятнее их вспомнить; а если беседу ведут любимый наш батюшка о.Иоанн Миронов и главный редактор «Православного Санкт-Петербурга» Александр Раков, то стоит и нам с вами прислушаться к их разговору.

— Батюшка, сегодня 1 сентября 2014 года. Ровно 60 лет назад я впервые переступил порог школы. А вы начали учиться ещё раньше — кажется, где-то на торфоразработках?..

— Да, да… Мы тогда переехали на Медное… Медное лежит в пяти километрах от Синявинских болот. Семья-то наша была слаба здоровьем, все мои братья умерли. Мама заболела и в 56 лет почила. Так время и шло…

— В каком же году вы пошли в школу?

— Мне тогда девять лет исполнилось. А почему так поздно начал учиться? Потому что мы все были больные: недокормка, голод, холод, бараки тесные, по 240 человек в каждом. Вот я и пошёл в первый класс на два года позже. Пятый класс я кончил как раз в 1941 году: пора было в шестой поступать, а тут немцы пришли 6 сентября. Школу закрыли.

— Значит, в первый класс вы пошли в 1935 году?

— Да, да! А в 1937-м было столетие со смерти Пушкина — знаменательная дата, после неё многое изменилось…

— В ту пору первоклассники дарили учителям цветы?

— Ничего такого не было. Но когда мы пошли в 1-й класс, я сфотографировался с мамой с полевыми цветками в руках. Был у меня такой портрет, ты его помнишь: мы с мамой и сестрой, и я держу цветочки полевые. А учителям мы цветы не дарили, мы им поклон делали. И ёлка в те годы была отменена, а потом ёлку снова стали праздновать — именно после Пушкинских дней.

— А как начиналась ваша учёба? Вам нравилось учиться? Как-то вы мне читали стихотворение: «Дети, в школу собирайтесь!..»

— …Петушок пропел давно!
Попроворней одевайтесь,
Смотрит солнышко в окно.
Человек, и зверь, и пташка —
Все берутся за дела.
С ношей тащится букашка,
за медком летит пчела.

Расскажу я тебе, как я начал учиться. Грамоты я сначала не знал и учил уроки по памяти. Сестра мне, бывало, прочитает учебник, я прослушаю, сразу всё запомню и на пятёрку сдам.

— А что, своих учебников у вас не было?

— Были! Но я читать тогда ещё не умел… И думал: зачем читать? Я только раз послушаю — и сразу пятёрку мне ставят…

— Вот у вас память какая!

— А потом прошло полгода, и вдруг Полина Константиновна говорит моему отцу: «Егор Мироныч, Ваня-то никаких букв не знает!» И отец ответил Полине Константиновне так: «Ну, я его проучу как следует! Ваня быстро запомнит у меня!» Как задал мне жару ремешком — и сразу всё пошло у меня на лад, и потом уже у меня русский язык всегда был на пятёрку. Мои тетради даже на выставку брали, потому что хороший почерк был и ошибок я не делал.

— Интересно выходит, батюшка: получаешь от папы по заднему месту, а входит в голову!..

— И так-то хорошо входит! «Я тебя, сынок, поучу! Сра-азу запомнишь все буквы!» А то так и учил бы на слух до десятого класса!

— Батюшка, если не ошибаюсь, вы тогда уже ходили в храм Божий…

— Да, ещё до школы…

— А в школе вам как говорили о Боге?

— У нас учителя были очень хорошие — старинные учителя… Вот Муза Константиновна, дочь священника… Она была отличной учительницей, но строгой: как рассердится, так линеечкой давала безталанным деткам по головкам. И вот приехали к нам инспекторы, чтобы узнать, правда ли Муза Константиновна бьёт учеников. А родители наши говорят нам: «Если вы только пожалуетесь инспекторам, мы в вас не признаем и детей своих!» И мы на расспросы отвечали, что Муза Константиновна никогда нас и пальцем не трогала. И экзамен все мы сдали на пятёрки. И хотя хотели её очень отстранить, но никто не отстранил.

— Ну, линеечкой — это не розгами, как в Англии было принято. Хотя и в России розги случались до революции…

— В наше время уже не было такого… Но Николай Иванович Безруков, математик наш, так он, бывало, за ручонку возьмёт безобразника, да за двери его — как махнёт! А входит Николай Иванович в класс — тотчас такая тишина, что уже муха пролетит, все её услышат. Вот такие были преподаватели: давали настоящую закалку душе и хорошие знания давали.

— Я учился в девяти школах за границей, но с трудом могу вспомнить одну-две учительницы. А вы помните всех своих учителей?

— Я вспоминаю всех моих учителей и молюсь за них. Какие были чудные педагоги у нас, в Павловской средней школе! Ольга Августовна Ронн — география, Николай Иванович Безруков — математика, Евгения Васильевна — немецкий язык, Мельникова Екатерина Николаевна — естествознание, Дора Константиновна Красовская — русский и литература. Помнишь мой рассказ, как я встретил своего директора, когда школу освящал? Ведь 60 лет его не видел! Перечислил ему всех наших преподавателей, а он мне: «Так вы, может быть, и директора помните?» — «Не только его самого помню, но помню даже, в какой одежде он ходил!»

— Просто удивительно!

— А он говорит: «Отец Иоанн, так это же я!» Старичок совсем, больше восьмидесяти лет, ветеран войны. Теперь умер уже Витальюшка, директор наш… Девяносто с лишним лет прожил он.

— А я когда-то удивился тому, что вы назвали советскую школу благодатной. Свет Божий давал людям силу и радость жизни, хотя говорить о Боге было запрещено.

— Никогда не говорили о Боге, а мы все крестики носили, и никто нам не приказывал: мол, снимайте кресты! Учителя знали, что мы — ссыльные, и скорее мы пойдём на костёр, чем снимем крест.

— В 30-е годы вера была сильна ещё…

— Помнишь, перепись-то была тогда? Все подписались верующими. И что тут коммунистам делать? В стране большинство верующих.

— А вот сейчас времена другие: в школе никакой благодати нет. Впрочем, так же как и знаний. Советская школа и советский университет дали мне глубокие знания на всю жизнь. А сейчас страшно книги в руки брать: ошибок тьма! В газетах встречаю такие выражения: «Российская Православная Церковь», «Волгоградская битва», «Санкт-Петербургская блокада»… Или «незалежное государство» навязывает оборот «в Украине», хотя в словаре В.И.Даля сказано: «Украйный, крайний, с краю, на краю».

— А ты помнишь, как великий старец Лаврентий Черниговский говорил об Украине? «Что такое Украина? Окраина России!» Так и запиши! Окраина! Великий старец так сказал!

— Всё привыкнуть не могу к новому стандарту «в Украине».

Почему-то в наши времена
братьев наших ущемляют крайне.
Говорят: «В Германии, в Иране,
В Люксембурге», — а про них вот — «на».

Это поэт Илья Фоняков написал. Наше государство содрало в США программу ЕГЭ, по которой не учат, а натаскивают детей. Вот потом ученики и пишут: «по истине», «под чистую», «на последок», «не удобства», «не повадно» — все наречия раздельно. На днях Патриарх Кирилл сказал: «Современные дети не занимаются так, как мы занимались». Они и не занимаются — они готовятся к ЕГЭ. Получается, что мы не вооружаем учеников знаниями, а ориентируем на одну лишь задачу — правильно поставить крестики, галочки и ответить на тест.

— Это очень плохо. Мы-то писали диктанты: две ошибки — четвёрку ставили; четыре ошибки — «посредственно»; а пять ошибок — «плохо». Запятая или двоеточие пропущены — уже ошибкой считалось. «На базаре продавались — двоеточие — яблоки, груши, вишни…» Мы уже знали назубок все правила: где двоеточие нужно, где перед «что» запятая. Всё мы знали…

— Батюшка, я вам скажу: сейчас точка с запятой — это высшая математика!

— А пишут-то — как курица лапой! (Тут батюшка не выдержал, рассмеялся). Они писать-то разучились со своими Интернетами!

— А ещё русский язык заразили иностранщиной: «толерантность, кластер, адекватный» — и прочей дрянью. Всё исчислять не хочется. К слову, этим страдает и священноначалие, и часть священства.

Холдинг, лизинг, шопинг, просто шоп.
В уши бьёт словечек новых масса.
В ужасе над ними морщу лоб,
Как Есенин над разгадкой Маркса.

Прекращая в облаках витать,
Пробую понять мороки эти,
Но и строчки не могу продать
Сфинксу под названием маркетинг.

Это поэт Юрий Ключников, Новосибирск.

— А я и гляжу, что раньше у нас и названий-то таких не было, как теперь. Едешь, и все вывески вокруг иностранные. Да ведь мы живём в Петербурге, в русском городе… Вот я по Финляндии еду — там все вывески по-фински написаны. Финны в стране живут — значит, и надписи по-фински. А если русские, так надо по-русски писать! Что такое нынешние трещотки выдумывают — «маркеты» эти… И столовые — как их, позабыл… Где бутерброды-то большие едят…

— Макдональдсы.

— Вот-вот!

— Их в Москве запретили…

— Вот и надо их запрещать! Не нужны они нам! У нас русские блины пекли отличные, и пироги с вязигой готовили, и вся пища была вкусная в России!

— А вот слово «толерантность» — я его вообще произносить не могу. Есть же «терпимость» по-русски. Прекрасное русское слово.

— Толерантности нам не надо!

— «Аплодисменты» — зачем это нужно? Есть «рукоплескания» — замечательное слово! И так любому иностранному слову можно найти русскую замену.

— Надо бороться за русский язык! Как Тургенев говорит: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины ты один моя опора, о великий, могучий русский язык!» Слышишь? «Могучий русский язык»! И далее он перечисляет: в любой скорби, в любом сомнении наш язык поднимает на высоту Россию.

— Без русского языка и Церкви Православной русское государство рухнет. У нас, правда, нет идеологии. А идеология наша должна быть какая? Это Православие! Это русский язык и русский человек.

— Я рад за Путина, ведь он вместе с Патриархом восстанавливает и Православие, и государственность. Это будет великое дело — если будет Православие и государственность.

— Но знаете, батюшка, как Путин заявляет? «Русские-де — это государствообразующая нация, но они — россияне». Какие ещё россияне?

— Это нация, которая раньше состояла из православных, мусульман, и иудейская религия была разрешена. Хотя она в больших столичных городах не разрешалась, только под большие капиталы в Петербурге, в Москве синагоги строили богатые купцы…

— Батюшка, меня вот что поражает: Церковь то благословляет пользоваться Интернетом, то нет! Патриарх то говорит: «Разрешаю! Делайте собственные сайты на каждом приходе!» Потом говорит: «Не пользуйтесь Интернетом»…

— Может быть, это и хорошо — Интернет… Я-то не понимаю, потому что я старый и к этому не склонен. Не знаю, как и пользоваться им.

— Там столько дряни! Батюшка, поверьте…

— Вот я и не хочу туда лезть. Если вы поняли, что там дрянь, так и напишите себе: «Запрещено смотреть!» И вы будете чисты. А то приходят ко мне молодые мужчины: «Батюшка, меня так и тянет посмотреть сексуальные всякие картинки…» Это нельзя делать!.. Ни в коем случае. Ты и напиши себе только одно слово: «Запрещается!».

— Батюшка, вы же мудрый и опытный священнослужитель, вы же знаете: с одного слова ничего не переменится…

— Да как же иначе? Вы знаете, как разлагается душа человеческая? Вот мне один человек говорил: «Гляжу на экран, и тут же падаю в грех, и тут же грешу возле компьютера». Во, какие исповеди! Поэтому я советую, если кто слабый, напишите себе: «Запрещается смотреть!».

— Но мы в редакции пользуемся Интернетом, чтобы иметь информацию о том, что творится в мире.

— Информацию полезную! То, что нужно для дела. А неполезное надо решительно отвергать.

— Батюшка, вот я слушаю ваши проповеди. Сам не бываю, к сожалению, в вашем храме, но слушаю вас по радио и оторваться не могу, так ваши слова входят в душу. И какой язык у вас прекрасный! Зачем же мы бухаем в пропасть нашу ценнейшую ценность — русский язык? Чтобы развалить страну?

— Боже спаси!.. Какие великие люди наш язык берегли: Пушкин, Достоевский, Толстой, Гоголь и Тургенев. И те, кто ближе к нам по времени: Пастернак, Твардовский…

— Твардовский — великий поэт, его споили и погубили.

— Да, великий поэт! Как он о Тёркине-то писал!.. А Есенин? Как он любил и Православие!..

— Сейчас ругают советские времена, и есть их за что ругать, но русский язык тогда ценили и берегли. Были цензоры настоящие, понимающие, что идёт к пользе языка, а что во вред… А теперь? Что в нынешних редакциях творится? Я вам покажу любую газету — везде ошибки страшные найдёте. Никто не бережёт язык…

— Да и я повсюду вижу ошибки, опечатки… Господи, как же мы ценили слово! И чистописание у нас было: старались, чтобы каждая буква была красиво выписана…

— Не хочется завершать разговор, но надо вас, батюшка, пожалеть. 25 ноября вам исполнится 88 лет. Как много времени Господь дал вам, чтобы делать добро на земле!.. Скажите слово, батюшка дорогой, дорогой батюшка!

— Хотелось бы ещё немного с вами пожить! Хоть годика два…

— Нет, живите до 94 лет!

— Ну, это слишком много! А ты всё хочешь со мной вместе уйти? Хочешь за ножку мне уцепиться? Ах ты, хитрец такой!

— Вы знаете, батюшка: Оля, ваша крестница, моя внучка, сегодня пошла в первый класс. И с нею вместе у нас в стране сегодня что-то около 15 миллионов первоклашек…

— Пожелание нашим первоклашкам будет такое: чтобы они были послушны учителям и усидчивы на уроках. И терпения им пожелаю. Терпение и труд всё перетрут. Самое же главное — начинать дело с молитвой и кончать с молитвой. И тогда всё будет хорошо.

— К этому родители должны приучать…

— Родители должны приучать к заповедям Божиим! Если мы познаем заповеди Божии, всё будет легко и учение пойдёт как по маслу. Спасайтесь о Господе.

предыдущая    следующая