Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ВОЛЬНОМУ — ВОЛЯ, СПАСЁННОМУ — РАЙ

Голос у него не монашеский. Голос такой, что человека слабонервного может и вывести ненароком из душевного равновесия. Внешность? Что ж внешность? Он сам выбрал для нашего материала эту фотографию, где он стоит к объективу едва ли не спиной. Знакомьтесь: отец Герасим, иеродиакон Свято-Введенского женского монастыря в городе Иваново, насельник Сергиевской пустыни. Сегодня с ним беседует редактор «Православного Санкт-Петербурга» Александр Раков. Начинается разговор так:
— Во-первых, я должен сказать искренне, что раньше я был человек неверующий, и именно поэтому совершил массу серьёзных — нет, не проступков даже, а преступлений, — которые и привели меня в места лишения свободы. Сейчас мне 47 лет. Последний раз я получил семь лет за разбойное нападение (146-я статья). В общей сложности пришлось мне отсидеть около 17 лет строгого режима. К Богу я пришёл, отбывая наказание последним сроком — как я уже сказал, семь лет за разбой. Именно тогда в лагере я начал задумываться о том, есть Бог или нет, и почему с нами происходят вещи необъяснимые, но, по-видимому, не случайные… Познакомился я тогда с одним человеком (он сейчас священник). Рассказываю ему: «У меня в последнее время начались неприятности — не знаю почему. Я никогда в жизни крестик не носил, а однажды надел крестик — и потом отдал его в изоляторе. После этого-то и начались неприятности. Не от этого ли, что я крестик отдал?» Он отвечает: «Да, от этого». Я спрашиваю: «Что же такое этот крест, почему из-за него у меня могут быть неприятности?» Он, как сумел, объяснил мне значение Крестной Жертвы. Я говорю: «Значит, Бог может помогать и сейчас?» — «Не то что может, а подлинно помогает всем людям». — «Как же с Ним можно вступить в контакт? С человеком  могу разговаривать, спрашивать его, а с Ним как?» — «С Ним тоже можно разговаривать. Но желательно так, чтобы никто не видел, никто не слышал, потому что тебя могут счесть за ненормального». — «Какими же словами к Нему обращаться?» — «Да самыми простыми словами: Господи, так и так, помоги мне! Есть Иисус Христос, есть Матерь Божия, Никола Угодник, Сергий Радонежский — все наши святые. Это — чистая сила. Есть нечистая сила, а есть чистая, святая сила, наша защита и наша помощь». Думаю: ладно, надо попробовать. Один остался… Говорю: «Господи, если Ты есть, помоги мне! Ты знаешь, у меня проблемы такие и такие…» Начал к Нему обращаться, и Он начал мне действенно помогать. Думаю: «Вот это да!» Если, допустим, не было у меня чего-то необходимого, — после молитвы тут же начинает появляться. Откуда? И так неожиданно, и так необъяснимо… Понятно, что не случайно это. И чем больше я к Нему обращался, тем больше Он мне помогал. Но порой и не помогал… Я пошёл к тому человеку, говорю: «А почему Он не всегда помогает?» Он отвечает: «Тебе бы лучше встретиться с батюшкой о.Амвросием, он с матерью Иоанной ездит по тюрьмам. Они тебе подскажут, в каком направлении идти». Надо вам сказать, что в те дни у нашей столовой появилась большая афиша: мол, приезжает духовник ивановского Свято-Введенского монастыря архимандрит Амвросий (Юрасов), и все желающие исповедоваться могут записаться. Я тогда прочёл эту афишу и посмеялся: «Вот дурачки! Нашли о чём оповестить! Кто же из нас пойдёт исповедоваться?!» А того я не думал, что Господь в эту минуту на меня посмотрел, — и вышло так, что сам же я на эту исповедь первым побежал. Ждал этой исповеди, за день уже ходил возле бараков: когда же приедет архимандрит!.. Если честно сказать, я боялся в первый раз исповедоваться, потому что диавол много страхов внушает различных. Я думал, что, может быть, и магнитофон у этого Амвросия где-нибудь в кресте вмонтирован, и что вся моя исповедь пойдёт в КГБ, потому что все священники на учёте, тем более если они ходят в тюрьму… Как же быть? Обо всём говорить боязно, а если я не буду обо всём рассказывать — смысл исповеди теряется… Потом решил: «Да будь как будет, если есть Бог, так Он меня защитит. А если Его нету, то смысла совершенно никакого в жизни нет. Господь даёт нам жизнь вечную, от чего и временная приобретает смысл. А если жить как собака: умер и закопали, — то зачем тогда вообще родиться?»
— Это вы тогда так думали или сейчас так говорите?
— Это я уже тогда так думал. В общем, я решился. Когда батюшка Амвросий прочитал молитву перед исповедью, на меня сошло какое-то вдохновение и я рассказал всё как есть. И потом попросил его духовных наставлений. Он мне сказал, как отныне вести себя, какую литературу читать и как дальше двигаться к Богу. А меня именно это и интересовало — как приближаться к Богу, — потому что было такое чувство, будто я стою на одном месте и к Богу приблизиться не могу, словно Он меня не подпускает.
Создали мы православную общину, выпросили комнату у администрации, и я в этой молебной комнате целыми днями пропадал: мне так там нравилось!..
— А как неверующие заключённые относились к вам?
— Все по-разному. Одни думали, что я сошёл с ума. Но, поговорив со мной, видя, что я в здравом рассудке и мыслю даже более здраво, чем раньше, они недоумевали. А другие даже и не пытались понять. Третьи пренебрегали…
— Агрессии не было?
— Агрессии не было, потому что я сам в преступном мире имел порядочный вес. Все знали, что у меня собственная голова на плечах. Так мало-помалу прошло пять лет. Когда срок уже подходил к концу, я сказал сам себе, стоя перед иконами: «Положись на Бога. Как Господь управит, пусть так и будет». После освобождения я в Свято-Введенский монастырь не попал, а стал насельником другого ивановского монастыря. Монастырская жизнь не тяготила, но не устраивала меня та духовная практика, которая была в обычае в той обители: там монахи во главе с настоятелем занимались психическим программированием. Я так игумену и сказал: «Считаю, что это вредная практика!» Все всполошились… Братия мне заявили: «Неужели ты умнее всех нас? Это гордость в тебе говорит! Мы, двадцать человек, три иеромонаха, два иеродиакона, советуем идти этим путём, а ты не слушаешься опытных людей. Да ты, брат, в прелести и в гордыне!» Целый год я там жил, работал в трапезной, варил для них кашу, но на занятия старался не ходить. Тем не менее игумен говорит мне однажды: «Давай я тебя постригу». Я решил сперва посоветоваться с отцом Амвросием. Батюшка говорит: «Не надо там постригаться!» Я так игумену и доложил, а он мне: «Ты уж или Амвросия слушайся, или меня». — «Я батюшку Амвросия буду слушаться».
Уехал я от них к батюшке и попал сперва на Романовское подворье. Здесь начал заниматься строительством. Я раньше строительством как профессионал не занимался — не было у меня такой специальности. Но я понятливый. В школе я учился нормально и не видел в этом ничего сложного: мне достаточно было раз объяснить, чтобы я понял. Так и тут вышло. Сейчас я занимаюсь строительством по послушанию…
— Вы много здесь построили — и так красиво!..
— Да разве это я построил! Это всё Божия благодать, это молитвами Сергия Радонежского, молитвами батюшки Амвросия…
— Конечно, но ведь без рук-то человеческих всё равно ничего бы не было.
— Есть много людей, которые тут были заняты, и они имеют ничуть не меньше заслуги, чем я. Всё даётся благодатью Божией. А если я начну подробно рассуждать о своих талантах, то Господь у меня может их забрать. Лучше об этом не думать: получается — и получается, и слава Тебе Господи! Конечно, хочется, чтобы в мире осталось что-нибудь хорошее после тебя, но диавол порой присылает различные мысли… Мне нравится трудиться, потому что когда трудишься, то видишь воочию плоды своего возрастания. А до этого я жил здесь года два, постоянно ходил в церковь, поклоны делал, акафисты, каноны читал, а результата никакого не видел: сколько ни тружусь — всё как в бездонную бочку… И я даже в уныние приходил…
— Вы делатель больше, чем молитвенник.
— Да. А когда занялся строительством, пришла другая беда… Я даже батюшке исповедовался в этом… Служу в алтаре, а в голову мне лезут посторонние мысли: сколько кирпича нужно привезти, сколько песка… Я батюшке говорю: «У меня в голове сумбур — о всякой чуши думаю, только не о службе!..» Он говорит: «Это ещё не беда, что ты о строительстве думаешь: строительство — твоё послушание, вот у тебя мысли и заняты послушанием. А не будет у тебя занятия, и полезет тебе в голову такое, что не приведи Господи…» Тем не менее стараюсь молиться. Но тут тоже надо сказать, помнится мне духовный совет, который я услышал, будучи новоначальным… Мне тогда сказали: «Ты больно-то на свою молитву не надейся». — «Как это понять? Что ж мне, не молиться?» — «Молиться надо, но ты подумай, кто ты такой? Ты ведь грешник. На церковную молитву надеяться — вернее будет. У собратьев проси их молитв, у священников, у людей праведных, и потихонечку они тебя вымолят. Но и сам молись, сам трудись, не отчаивайся». И с тех пор стараюсь заниматься и делом, и молитвой одновременно, потому что знаю: если я строю храм — значит, братия молится за меня, а Бог слышит их молитву и даёт мне благодать. Каким образом? Бывает, что от работы выбиваешься из сил, — именно в такие моменты Господь и помогает. В прошлом году, например, Господь сподобил меня съездить в Иерусалим. Побывал я в Иерусалиме, в Назарете, в Вифлееме и набрался там такой благодати, что мне хватило ещё на целый год. А в прошлом году опять душа затосковала. Я говорю: «Батюшка, всё, не могу!» А Господь взял и управил так, что я очутился на Афоне. Был на Афоне, в Греции, в Метеорах, служил диаконом в Бари у Святителя Николая. И опять столько благодати привёз…
— Я, отец Герасим, рассказывал вам о Романе Рудине — заключённом из «Чёрного дельфина»… Он писал к нам в газету, обвинял весь свет в своих собственных грехах, жаловался на то, что с ним несправедливо поступили, — с ним-то, который своими руками убил четырёх человек!..
— Может быть, он просто чего-то не понимает? Ему бы жития святых почитать — у него бы прояснилось в голове. Откуда нам черпать духовные силы, если не из житий? Без духовного чтения православный человек не может возвышаться. Ещё ему нужно познакомиться с таким церковным человеком, которого бы он уважал. Или он может уважать только сам себя?
— Я думаю, что он только себя любит.
— Ну, с таким человеком надо просто прекратить общение! А может быть, он больной? Если человек никого не слушает, никого не уважает, если замечает во всём мире только себя самого, то вообще-то это признак… Разве у него нет духовника, нет духовного наставника?
— Ну, я очень сомневаюсь…
— Тогда о чём и говорить! Тогда я совершенно уверен, что ему старается навязать свою волю диавол. Думаю, что в данном случае этого человека нужно ещё строже оградить от общения с окружающими. Или, может быть, назначить ему соответствующий курс лечения?.. Или, если возможно, найти духовника — такого человека, который сумеет что-то растолковать, — раз этот парень не понимает человеческих слов.
— Отец Герасим, дорогой!.. Духовника нельзя навязать, вы же знаете.
— Да ты познакомь просто: если духовник настоящий, он сразу сумеет задеть душу — ваш заключённый к нему и потянется… А от себя я бы сказал этому Роману вот что… Надеюсь, эти слова будут многим полезны. Я раньше не был монахом, был преступником, отбывающим наказание… Томился в неволе и, конечно, рвался на свободу: вот бы освободиться! скорее бы! скорее!.. А теперь я понял одну удивительную вещь: для православного человека, особенно для монаха, в тюрьме гораздо легче, чем даже в монастыре. Зачастую это так. Да, представьте себе: зачастую! Я даже рад был бы поменяться с ним местами. Куда страшнее самого строго тюремного заключения страдать от пожирающих нас страстей: вот что поистине мучительно, вот чего я и врагу не пожелаю. Это я хочу передать Роману и всем вашим читателям.
— Спасибо вам большое за беседу, отец Герасим. Должен вам сказать, что я нашёл в ваших словах нечто душеполезное. Не зря состоялась эта встреча.
***
…А ещё отец Герасим пишет стихи. Вот, например:
Волга! Сколько ты в себе таила,
Детства босоногого краса!..
Вольными просторами манила
Звонкие ребячьи голоса.
Волга! Это много-много воли!
Волга! Это песня для души!
Но пришлось испить мне горькой доли
Из колодца в лагерной глуши.
Жалко, если жизнь идёт без толка,
Если светлых дней наперечёт.
Почему во мне все видят только волка?
Скоро ль жизни будет поворот?
Но, коль сохранит Господь бродягу,
Если суждено мне вольным быть,
Я на берег, как мальчишка, лягу,
Буду Волгу целовать и пить.