Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Круглая дата — 60!

НИЧЕГО НЕТ ЛИШНЕГО В МИРЕ У ВСЕВЫШНЕГО

— Однажды мне приснилось стихотворение — вполне законченное, готовое, со смыслом, с продуманной формой… Но проснулся — и ничего не могу вспомнить!.. Так и ушло оно: явилось зачем-то, показало себя — и исчезло, не оставив следа. Загадка! А в другой раз мне приснились слова: «Под Божьей десницей…» Проснулся — ничего не пойму: слова эти так и звучат в голове, неотвязно живут в сознании… А я тогда даже не знал, что такое «десница», и не имел ни малейшего понятия о том, что значит «быть под Божией десницей»! Попросил знакомых объяснить; они мне растолковали, и я был очень удивлён: откуда мне такое явилось?
Так рассказывал Николай Фёдорович Астафьев, известный петербургский поэт. Я сказал Николаю Фёдоровичу:
— Если стихотворение пришло к вам во сне, стало быть, вы же сами его во сне и сочинили! Просто процесс сочинения забылся, остался только результат…
— Да как вам сказать… Может быть, так, а может быть, и нет. Может быть, стихи сами живут и мы их не сочиняем, а просто улавливаем?.. Ведь сколько известно стихов без автора… Кто их сочинил? Литературоведы ищут-ищут, ничего найти не могут… Когда я ходил в геологические экспедиции, мне очень нравилась одна песня: «Мы порою писем ждём крылатых…» Геологи её часто пели, и теперь, встречаясь со старыми друзьями, мы её поём. А кто её автор? Я перерыл десятки стихотворных сборников, десятки песенников — автор неизвестен, а песня живёт! Сама, как некая самостоятельная сущность. Видимо, в этом-то и заключается поэтический дар: уловить эту сущность и донести до читателя. То, что мы сами с грехом пополам пытаемся срифмовать, — это всё не то… Нужно не сочинять, а находить живые строки! Я не знаю, удавалось ли мне когда-нибудь подобное… Помню, лежал в больнице и каждый день читал Утреннюю молитву оптинских старцев… Вскоре заметил, что слова её имеют свой особый ритмический строй. И как только я это заметил, стихи сами стали приходить ко мне и написалось у меня стихотворное переложение Оптинской молитвы: «Господи, здесь только гость я, — не отвернись от меня, дай мне с душевным спокойствием встретить превратности дня. Дай мне всецело довериться воле Твоей Пресвятой, — незащищённое сердце в тягостный час успокой. Что бы с утра и до вечера я ни узнал, ни постиг, дай воспринять мне доверчиво, словно евангельский стих. В мыслях, пронизанных чувствами, в слове, в поступке любом да воплотится Напутствие, что охраняет мой дом. Будь же моим Утешителем и подскажи, как мне жить, чтобы детей и родителей не огорчить, не смутить, чтобы хватило терпения снова любить и прощать, знаками благодарения новое утро встречать. О, научи меня каяться, верить, молиться и ждать: да неизменно проявится воли Твоей благодать!» Неплохо вышло, правда? А потом я написал стихотворное переложение 50-го псалма — и что же? Оно пропало без следа! Сколько бы я ни искал, и дома, и на работе, — нет и всё тут! И по памяти не могу восстановить, что уж совсем удивительно. Вот опять: показалось стихотворение и ушло в неизвестность… У стихов свои пути.
— Николай Фёдорович! Вы и геологом были, и в вузах преподавали, и журналистке отдали много лет… Как же поэзия? Как вам удаётся выкроить для неё не столько время, сколько силы душевные: ведь стихи требуют большой самоотдачи…
— Трудно ответить на ваш вопрос… Журналистика, она действительно берёт очень много душевных сил, хотя я её очень люблю: в молодости работал в армейской газете на БАМе и позже ради газетной работы прервал работу над диссертацией…  сейчас думаю: вот бы мне оставить газету и сделаться чистым поэтом, завести свой кабинет, рабочий стол и писать только стихи!.. Но ведь стихи приходят не тогда, когда садишься за стол и берёшь ручку. Они неожиданно посещают: в дороге, в экспедиции, на привале, среди работы… Всё это так непредсказуемо. Вот я с дочерью поссорился, а потом захотел написать ей, изложить на бумаге то, что не смог сказать в разговоре. И вдруг у меня получилось стихотворение, которое я считаю очень удачным: «Здесь никогда не вырастет трава и навсегда затоптан первый след, но потому и выбита тропа, чтобы сказать: прямей дороги нет. Я на неё безропотно ступлю, чтоб не блуждать безсмысленно в лесу, и все её зигзаги полюблю, и все её подъёмы вознесу. И как бы ни был долог этот путь, и как бы ни был короток мой век, я верую: всегда когда-нибудь приходит к человеку человек».
— А можете вы дать определение самому себе? «Творчество поэта Николая Астафьева отличается тем-то и тем-то»?..
— О, это трудно… Говорить о себе: «Я — поэт!» — это, знаете ли, большая ответственность… «Моё творчество!..» А оно моё ли? Слова — это вольная стихия; они летят и — «вернутся ли они? — Не знаю. Они свободны, — вот в чём дело. Я жду их, но не подгоняю, пока душа не просветлела… Она приход их угадает по шёпоту, по стуку сердца. …Когда слова с небес слетают, нам никуда от них не деться». Так чем же моё творчество отличается? Во-первых, смею надеяться, что я в поэзии честен. Поэт должен быть честным. Поэт должен быть искренним. Я всегда был искренним в своих стихах. Последнее дело, когда человек пишет с оглядкой на кого-нибудь — не важно на кого: как бы наверху чего не сказали; как бы друзья не обиделись; а что скажет критик такой-то; а как воспримет публика?.. Нет, толку не будет от подобной поэзии. Если уж так ты боишься чужих отзывов — ну, промолчи тогда. Всё же лучше, чем под кого-то подстраиваться… Хотя молчащий поэт — разве это поэт? Что ещё присуще моей работе? Не могу не сказать: перечитывая свои старые сборники, с удивлением нахожу в них предчувствия грядущих событий. Будущее странным образом просачивается в стихи. В 1995 году я написал: «До Москвы — от самых от окраин — долетают искры пепелищ. Кто-то вновь убит или изранен, погребён под тяжестью жилищ…» Это было написано накануне того, как в жилых кварталах Москвы прогремели взрывы и люди погибли под обломками зданий… А ведь я ни о чём таком не думал, когда писал. Связь стихотворения и события я заметил лишь недавно… Порою сбывается написанное, и однажды, размышляя об этом, я испугался: а что, если это не предчувствие, а накликивание? Нет, нельзя изображать из себя предсказателя: ты не знаешь тонкого механизма времени, не можешь утверждать, что твой лёгкий толчок никогда не повлияет на ход событий… Стихи — это странная сущность, они нередко опережают настоящее… Рассуждать о них сложно. Почему одни получили поэтический дар, а другие — как будто и образованные, и начитанные люди — не получили? Но, в конце концов, мы же не удивляемся тому, что в природе есть и воробьи, и соловьи: внешне эти птички очень похожи, а вот песни у них… Причём поэтический дар нередко даётся целому роду. Я, когда начал интересоваться своими корнями, то с удивлением открыл, что многие мои родственники писали стихи! Это так поразило меня, что я составил книгу из их стихов — она называется «Застолье».
— Вы считаете себя православным поэтом?
— Я считаю себя православным человеком. Я к вере стал приходить, как и многие из нас, в 90-е годы, и приходил я к ней через поэзию: вот появилась возможность свободно покупать Библию… Я купил, начал читать и увидел, что передо мной поэзия, — невероятно глубокая, невероятно красивая поэзия! Недаром же весь текст Писания делится на стихи: стих такой-то, стих такой-то… Сейчас, оглядываясь на прожитое, я вижу: вся жизнь была постепенным, медленным приближением к вере. Душа атеисткой не была никогда. Но стал ли я сегодня поэтом, который пишет только на религиозные темы? Нет. И, видимо, уже не стану. Я могу иногда, когда душа настроится на соответствующий лад, написать что-то, что можно будет отнести к православной поэзии, но нарочито рифмовать строчки «на церковную тему» не буду никогда. Я знаю, есть сугубо православные поэты: Татьяна Егорова, например, — я очень люблю её стихи и верю, что всё это она пишет искренне, от души, потому что иначе не может. Но это особый талант, особая дорога. У меня же дорога своя. Я думаю, что для поэта, осознавшего себя православным человеком, вполне достаточно будет писать так, чтобы оставаться в ладу со своей совестью. Надо твёрдо различать: вот это добро, а вот это зло. Если поставить в душе такие весы, то можно будет писать о чём угодно: о природе, о любви, о Родине, — всё это будет православным словом. Любая тема может звучать по-православному, ни одна не станет лишней… Я и написал однажды: «Ничего нет лишнего в мире у Всевышнего…».


Вопросы задавал
Алексей БАКУЛИН

предыдущая    следующая