Газета основана в апреле
1993 года по благословению
Высокопреосвященнейшего
Митрополита
Иоанна (Снычёва)
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
|
Газета основана в апреле |
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
Уже много лет наша редакция делает единственную в России и в мире газету «Правило веры», посвящённую Свт.Николаю Чудотворцу. Немало писем с описанием чудесной помощи по молитвам Николаю Угоднику мы получили и опубликовали. Но поток их не иссякает, потому что отзывчив «русский Бог», как издревле называют Святителя на Руси, на людское горе, скор в помощи. Но вот что удивительно: среди писем редко встретишь такое, которое без утайки поведало бы о том, как грозен и суров бывает Угодник Божий, коли просят его помощи в деле неправедном, или благодарят за совершённое уже лихое, беззаконное дело, или не исполняют обетов молитвенных, не платят добром за добро. Об этом напомнила грозная проповедь настоятеля сертоловского храма Прп.Сергия Радонежского о.Сергия Узультуева: «Жил некий разбойник, и всякий раз, собираясь на грабёж, он заходил в церковь и ставил свечу перед иконой Свт.Николая. И всё ему сходило с рук. Но однажды его заметили с награбленным, и разъярённая толпа устремилась в погоню, крича и потрясая палками. Видя, что ему грозит скорая и неминуемая смерть, вор на бегу взмолился: «Отче Николае, как же так, я ведь молился тебе и свечи ставил… Помоги!» Тут улочка сделала поворот, преследователи приотстали, и увидел разбойник, что впереди валяется несколько лошадиных трупов — в те далекие жестокие времена это было обычным явлением. Он вдруг услышал голос: «Полезай в труп, там тебя не найдут». Недолго думая вор забрался под полуразложившуюся лошадиную тушу. Представляете его ощущения?! Толпа промчалась мимо… Но когда он выполз из своего убежища, его всего трясло и выворачивало. Бредёт он по улице в таком жалком виде, а навстречу ему старец — тот самый, перед образом которого он в храме всегда возжигал свечу. Старец и говорит: «Ну что, приятно тебе было в трупе пребывать?» — «Нет, отче», — отвечает разбойник, содрогаясь. «Вот и мне неприятно всякий раз, как ты благословляешься у моей иконы на разбой», — сказал Святитель. Разбойник с тех пор оставил своё гнусное ремесло».
А мне вспомнились дела давно минувших дней. Случилось это в Сибири, в небольшой деревушке, километрах в ста от города Шемонаихи. Мне было без малого пять лет, оттого и помню всё, будто вчера произошло. Был у меня дружок — соседский мальчишка Антошка, с ним мы летом цветы собирали на венки, которыми в деревне украшали иконы, на пасеку к моему деду медком полакомиться бегали, за овцами приглядывали, а зимой, зарывшись в пахучее сенное море в хлеву, рассказывали овцам и телушкам сказки. Антошка был сирота, и воспитывали его, как и меня, бабка с дедом. Дед его, Филипп Саввич, могучий был старик — скирду сена запросто на вилах поднимал. А тут вдруг занемог, да так, что в считаные месяцы только половина от богатыря осталась. «Чёрная немочь Филиппа поразила, — пополз зловещий шепоток по деревне. — Видать, в молодости нагрешился всласть…» Чёрной немочью называли рак, и не было от него спасения в те годы, да и у Антошкина деда, скорее всего, была последняя стадия — безвозвратная. Жена его, бабка Матрёна, хозяйство забросила, сутками перед иконами на коленях простаивала. Соседки жалели её, помогали: кто корову подоит, кто в хлеву вычистит, кто варево какое в чугунке принесёт. А дед вовсе ослабел, всё лежал на полатях да молился, иной раз только мужики в баню его снесут, намоют, напарят от души, надеясь, что русская баня от всех недугов правит. А по первым заморозкам уложили деда в розвальни и отвезли в больницу, в Шемонаиху. Врачи сразу сказали: «Не жилец старик. Ничем помочь не можем». Дед рукой махнул: «Вертаемся. Помирать, так в своей избе, под иконами».
Мы с Антошкой игры забросили, целыми днями в их избе просиживали, вслушивались в хриплое дыхание деда, да с надеждой поглядывали в красный угол. Там под иконой Спасителя висел образ Николая Угодника, которого часто поминала в молитвах бабка Матрёна. Боялись мы с Антошкой этого святого — жуть; был образ сильно закопчён, потому как прямо под ним всегда теплилась лампадка, и видны были только яркие белки строгих глаз… А Христа бабка называла «Иисусе Сладчайший», и был нам Его светлый лик совсем не страшен, и верилось нам, что раздаёт Он сладкий жёлтый кусковой сахар хорошим детям, и потому вели себя тихо.
Однажды сидели мы с дружком вот так-то тихонько в уголке, лепили барашков из глины. Дверь вдруг запела ржавыми петлями, вошёл небольшого роста лысоватый старичок, посмотрел на нас лучистыми глазами, спросил: «Дома есть кто? Водицы бы испить». Дед, не зная, что мы в избе, прохрипел с печи: «На лавке ведро и ковш — пей сколь надобно, добрый человек. Да на печи в чугуне картох варёных возьми, коврига хлеба — под рушником. Извиняй, сам приветить не могу — захворал, не жилец, верно». Напившись, гость утёр седые усы и бороду, присел на лавку. «Кто жилец, а кто мертвец, про то одному Господу ведомо, — проронил негромко. — А тебе срок не вышел. Матрёне своей скажи: пусть наковыряет глазков у проросшей картошки, зальёт водкой, добавит (он произнёс название травки) и настаивает семь дней в тепле. Пей по стопке перед трапезой — исцелишься». Он встал и вышёл. Мы с Антошкой выскочили на улицу вслед за диковинным гостем, а его нет как нет. Пришла бабка Матрёна, мы наперебой стали рассказывать ей о незнакомце: гости в нашем медвежьем углу и всегда-то были в диковинку, а такой странный и подавно. Дед кряхтеньем подтвердил наш рассказ. Не верит бабка. Тогда Антошка и говорит: «Признал я гостя давешнего, — подошёл к иконе Святителя, ткнул пальцем: — Он это был, вот как на духу говорю», — и перекрестился для убедительности. Бабка Матрёна всё сделала, как велено было. А пока ходила по избам, картофельные глазки выпрашивая, рассказывала о чудном посетителе всем, кто слушать не ленился. Время пролетело незаметно: отжурчала ручьями весна, отцвело богатое разнотравьем сибирское лето, наступила осень. И дед Филипп поправился, окреп, былой силы не вернул, но жить можно, и ладно. На Яблочный Спас мужики собрались в Шемонаиху на рынок — излишки урожая, коровьего масла, мёда, мяса продать. И дед Филипп с ними, да только без товара. «Ты что ж, дед, с пустыми руками на торг?» — спрашивали его. «А у меня свой резон», — отвечал.
Как стало потом известно из его же рассказа, дед пошёл в больницу, из которой около года назад уехал домой помирать. И прямиком в кабинет врача, что лечил его. Тот узнать узнал, да глазам не верит: «Как вам, дедушка, выжить удалось?» — «Не вашими стараниями», — был ответ. «Расскажите, — улыбнулся врач. — Может быть, вы научное открытие сделали: вам слава и почёт, а больным — исцеление». — «Нет уж, — ответил дед Филипп, — пускай-ка с моё помучаются да милость Николину заслужат». Только для того и приходил, чтобы врачам нос утереть…
Через два дня по возвращении из города дед слёг, недели не прошло — сгорел от рака. Антошка всё упрашивал его: «Дедунь, не помирай. Помолись святому старичку, он непременно поможет вновь». Дед повёл взглядом на икону: что он увидел в суровых глазах Святителя, про то Бог ведает, а только заплакал старик, как дитя: «Не поможет боле. Виноват я пред ним, шибко виноват. Мне теперь остаётся терпеть боль и не роптать, ибо сказано в Евангелии от Матфея: «Претерпевший же до конца спасётся».
Через день попросил: «Позовите отца Василия, пришло время каяться и собороваться». Исповедь его предсмертную, покаянную, многие слышали, причащал-то умирающего батюшка в избе, а народу в неё набилось немало. Дед, не таясь, при всех повинился, потом добавил: «Скор на помощь и милостив Угодник Божий Николушка, но и наказчик суровый. Тяжёлой дланью карающей погладил ныне меня по голове — и поделом: получил я от него рецепт верный, как избавиться от рака, а с людьми поделиться не схотел».
Жаль, не помню я названия травки, что входила в состав снадобья. Да это и не важно, каждый может получить исцеление от любого недуга, если будет молиться усердно и будет достоин милости Божией.
Ирина РУБЦОВА