Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

СКУЧНАЯ ВОЙНА

…Ругать фильм не хочется, хочется просто вздохнуть печально: «Не удалось!..» А что именно не удалось? Не удалось, в первую очередь, увидеть гоголевского Бульбу, потому что персонаж, сыгранный артистом Богданом Ступкой, похож не столько на лютого запорожского полковника, сколько на тихого-мирного старичка из «Старосветских помещиков». Вот именно: Афанасия Ивановича нарядили запорожцем, дали в руки саблю и послали в бой… А у него, бедняги, ещё глаза не разлепились от послеобеденного сна. Ну что тут сказать? Хорошо, что хоть Афанасий Иванович, а не Акакий Акакиевич. Вышел у Владимира Бортко Тарас Бульба в домашних тапочках, Тарас Бульба — добрый дядюшка, который в бою не свирепее дачника за прополкой сорняков.
И как-то язык не поворачивается высказывать претензии постановщику фильма. Всё ведь понятно: гоголевского Бульбу даже в советское время так и не решились вывести на широкий экран, — а уж в наше-то!.. Гоголевский-то Бульба, он что? Он, во-первых, безпощадный, яростный рубака, человек-вихрь, да притом кровавый вихрь, огромный, тяжёлый, всесокрушающий, точно пушечное ядро (скажите честно, подходит ли хоть один из этих эпитетов герою фильма, а?); во-вторых, Бульба горячий патриот (даже словечко-то это нерусское «патриот» для Тараса не годится, нужно что-то более энергичное, огненное!), это истовый православный христианин, готовый не моргнув глазом положить живот за свою веру. Вот и попробуйте соединить два эти начала в современном киногерое. Кровавого рубаку у нас сейчас показать можно — но тогда пусть это будет антигерой, злодей, отрицательный персонаж. Можно показать и православного патриота, но тогда он должен говорить елейным голосом, ступать на цыпочках, не употреблять скоромной пищи и крепких спиртных напитков. Так как же соединить то, что Гоголь с лёгкостью соединил в своём Бульбе? Невозможно, — невозможно, да и опасно: как бы чего не вышло… Пожалуй, тут есть над чем поразмыслить, и не только любителям кинематографа.
Герой Гоголя сегодня не ко двору. И появляется герой Ступки, который не свирепствует, саблей машет с осторожностью и рассуждением, как огородник тяпкой… Там, где гоголевский Бульба готов грызть врагов зубами, кино-Бульба их морально осуждает и хмурит брови внушительно… Он, в отличие от героя книги, вполне уважительно относится к жене (и даже сам благоговейно принимает роды! и даже в поход идёт исключительно с тем, чтобы отомстить за дражайшую супругу!). Даже гибнет он не так, как персонаж повести, совсем не так! У Гоголя Бульба героически безрассуден: мол, и люльку свою старую не дам проклятым ляхам, не бывать тому! — и мчится радостно на этот безумный, никому не нужный, но красивый, яркий, богатырский, «лыцарский» подвиг — увести люльку из-под носа настигающих врагов. А что у Бортко? У Бортко поход за люлькой — это просто-напросто осмысленное, продуманное самоубийство: утомившийся от жизненных горестей Бульба покорно плетётся в руки поляков — а люлька? Люлька — это только предлог…
У Гоголя образ Бульбы настолько ярок, ошеломителен, всесокрушающ, что невольно затмевает прочих героев, хотя и они прописаны, скажем так, не слабо. А в фильме бледный Тарас никого заслонить не в силах, а поэтому все остальные персонажи разрастаются до невероятных размеров. Возникает даже потребность в новых персонажах (польский воевода, например, отец андриевой возлюбленной) — должен же кто-то держать действие!.. В книге любовь Андрия к полячке — это только эпизод, быстрая зарисовка, а в фильме — настоящая повесть о Ромео и Джульетте! Янкель в фильме вдруг стал философом не хуже Сократа. Скажите, кто, читая Гоголя, запомнил янкелевскую фразу: что, мол, винить Андрия, раз перебежал к ляхам, так, верно, ему там лучше!.. Никто её никогда не помнил, а после фильма эти слова цитируют на каждом шагу, превратив их в настоящий лозунг нового времени! Хотел ли Бортко, чтобы это оправдание предательства так полюбилось зрителям? Думаю, нет. Почему же так вышло? Потому, что зрителям ни холодно, ни горячо не стало после сцены убийства Андрия. Не жарко, не холодно, а просто смешно становится после батальных сцен: то, что в книге с её эпическим, былинным строем выглядит естественно (длинные монологи умирающих запорожцев, например), то в фильме смотрится смехотворно. А эта навязчивая картина распоротых бутафорских животов-подушек? А пляска удалого казака («Веселей играйте, музыканты!»), когда у артиста ноги заплетаются, а на лице вся усталость мира?
Нет, если Тарас, если запорожцы не трогают зрительскую душу, её тронут Янкель, Андрий, полячка… Зритель хочет кому-то сочувствовать, а сочувствовать вялому усатому дедушке, который неизвестно за что надулся на таких красивых и благородных поляков, — сердце к этому не лежит.
В общем, история вышла та же, что была некогда описана Ильфом и Петровым в рассказе «Как создавался Робинзон»: если советский Робинзон не мог поселиться на необитаемом острове в отрыве от широких масс и здорового коллектива, то российский Тарас Бульба не может не быть гуманистом, не может махать саблей направо и налево, не уважая право ляхов на свободу вероисповедания. Увы, приходится признать, что фильма просто не получилось. Зрители говорят (сам слышал): «Скучный фильм…» — и расходятся по своим делам.
Кто-нибудь называл повесть Гоголя скучной?

Алексей БАКУЛИН