Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Въди

«ЭХ, ГОДЫ СЕМИНАРСКИЕ!..»

Современные семинаристыСколько нужно всего знать, чтобы стать хорошим священником! Семинарию надо закончить, а потом и Академию… Но ведь не всегда на Руси были семинарии и академии, а храмы-то Божии уж тысячу лет стоят на нашей земле, и служба всегда в них велась, и священники всегда имелись. Представьте себе какую-нибудь глухую деревеньку на окраине Новгородского княжества: десять дворов, восемь десятков жителей, церковка своя, от избы крестьянской мало чем отличающаяся, и батюшка в ней служит обедни, исправляет требы, крестит и венчает, соборует и отпевает… И не то что Академии или семинарии — церковно-приходской школы не кончал! Откуда же у него знания и умение?

— От своего родителя, разумеется, — говорит о. Александр Паничкин, кандидат богословия, с которым мы продолжаем разговор о том, как жили православные петербуржцы в XVIII веке. — Сын у священника тоже священником становился: он с детства при храме, при алтаре, он даже и малограмотный, — а всю службу на память знает, и любовь к отцу обращается у него любовью к храму, к пению, к иконам… Преставился отец — сын на его место становится после соответствующего испытания у архиерея… Так оно и было повсюду в русских сёлах, и долго так продолжалось, пока… Пока на русский престол не сел царь Пётр I.

— Но ведь и до Петра были Киевская Духовная академия и московская Славяно-греко-латинская…

— Были, верно. Но мы-то рассказываем о наших, невских землях. И потом что ни говори, а по-настоящему дело церковного образования пошло только после Петра. А ведь не было ни учебников, ни учителей, ни методик… Я вам больше скажу: и учеников-то найти было не просто: деревенские батюшки отнюдь не спешили отдавать своих чад в науку, из родительского-то гнёздышка да под безжалостную учительскую розгу! Дело начиналось с нуля, и великая заслуга Русской Церкви и русской власти XVIII века в том, что оно сдвинулось, пошло и существует до сих пор.

— Но в том же Киеве были ведь и учителя, и учебники… Вот от киевлян бы и позаимствовали…

— Собственно, так и делали. Но вы представляете, кем были тамошние учёные монахи, преподаватели Киево-Могилянской Академии? Взять её отца-основателя Петра Могилу, митрополита Киевского. Сам он получил образование на Западе, у иезуитов, но считал себя человеком вполне православным. И многие, многие украинские монахи, говоря попросту, воровали образование в Европе, а выучившись, возвращались домой, приносили покаяние в общении с латинянами и тотчас становились профессорами. Они оставались верны Православию, но понятно, что их учение не могло не окраситься в некоторые католические, иезуитские оттенки. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Поэтому в Москве с большим недоверием относились и к малороссам, и к грекам…

И вот Петровская эпоха, рождение Санкт-Петербурга. Неужели Пётр мог допустить, чтобы в его городе служили безграмотные попы? 11 сентября 1710 года была открыта Невская семинария, и надо сказать, что царь хотел видеть в русских священниках всесторонне образованных людей, чтобы они не только богословие знали, но и практические науки, чтобы могли лечить людей, разбирались в естествознании… А для того чтобы с набором учеников не было затруднений, Пётр предписал детей духовных лиц, не учащихся в школах и достигших совершеннолетия, отдавать прямиком в солдаты. Выбор простой: или за учебники, или под ружьё. И всё же нельзя сказать, что жаждущие учения поповичи толпами потянулись в столицу…

— В Киеве учение «воровали» у католиков, а у нас? Откуда Невская семинария брала достойных профессоров?

— Из Киева, разумеется. Старались привлекать киевских педагогов, как самых передовых, но не сразу киевляне откликнулись… Первоначально учителями были такие люди, как, например, новгородский дьяк Иродион Тихонов, называвший себя «грамматистом», аудитор кавалерии грек Афанасий Скиада, преподававший классические языки, кондуктор (унтер-офицер) Иван Соснин — математик, который, послужив в семинарии три года, снова попросился в кондукторы… Служил здесь датчанин Адам Селий, знаток церковной истории и — лютеранин. Представьте себе, какая была нехватка в кадрах, если и лютеран брали! И лишь в 1736 году началась новая эпоха для Невской семинарии: настоятелем Александро-Невского монастыря стал архимандрит Стефан (Калиновский), человек весьма учёный, бывший прежде ректором Славяно-греко-латинской академии. Он тотчас начал искать для семинарии достойных наставников и первым делом пригласил двух лучших учеников Славяно-греко-латинской академии — Гавриила (Кременецкого) и Арсения (Зертис-Каменского). И дело пошло: обучение стало систематическим, преподаватели — знатоками своего дела, а сама семинария приобрела характер профессиональной сословной школы. Началась нешуточная подготовка кадров. Гавриил (Кременецкий), например, став ректором, ввёл у семинаристов обязательные публичные диспуты. Это было зрелище! Такие диспуты и сама царица Елизавета Петровна стремилась послушать и строго призывала без неё не дискутировать. Представьте себе: у всех на глазах два семинариста должны были спорить о различных верах. Один отстаивал Православие, а другой — католичество или даже лютеранство: ученики обязаны были уметь вести дискуссию, знать аргументы каждой из сторон, быть логичными, находчивыми, убедительными… Могли спорить даже о том, есть Бог или нет: только так можно было научиться отстаивать веру перед лицом всего мира, всё глубже впадающего в безбожие. Сейчас подобная практика у семинаристов редка, а жаль…

— Вы сказали, что киевские профессора не спешили в Петербург… Что же — быть преподавателем в Невской семинарии считалось делом непрестижным?

— Нет, нет, наоборот! Просто киевляне были тяжелы на подъём и не хотели менять синицу в руке на журавля в небе. А вообще-то преподавать в нашей семинарии было очень почётно. Особенно если ты ректор или префект (проректор по-нынешнему). Эти люди находились под благосклонным вниманием императорского двора и при первом удобном случае получали очень почётное назначение. Фактически ректорство в семинарии становилось трамплином в карьере. Не было в XVIII веке ни одного ректора, кто не стал бы архиереем в хорошей епархии. А семинаристы? Для них учение открывало три дороги: в белое духовенство (и, как правило, обезпечивало хороший приход), в монашество или в государственную службу, где семинарский диплом высоко ценился. В 1765 году по предложению обер-прокурора Синода двое семинаристов были отправлены для дальнейшего обучения в Лейден и в Оксфорд.

— А если не окончишь учение? Если исключат? Был же отсев?

— Был, был! Вспоминаю документ, подписанный ректором Гавриилом (Кременецким), где говорилось, что ученик богословия Чарухин за пьянство, кражу вина из монастырских погребов и прочие непотребства был бит плетьми и отослан в консисторию для определения в работу. Чаще всего таких в солдаты отдавали. Была даже такая фраза в Уставе: «Если окажется детина неисправимой тупости, то отправлять его в солдаты». Но даже в армии семинарское обучение им помогало: грамотного человека определяли или писарем, или унтер-офицером… Как ещё наказывали семинаристов? Ставили у дверей класса во время урока (это и сейчас бывает в школах, правда?), лишали обеда или переводили на худшую, служительскую пищу, не давали новой одежды, переводили в низший класс, лишали хорошего распределения. Были и телесные наказания, но — только по личному указанию ректора и префекта.

— Что за народ были семинаристы?

— Дети священников главным образом, но не только… Бывали во множестве и дети диаконов, и монастырских служителей, и чиновников. В 1748 году в Невскую семинарию были присланы только что окрещённый японец Фома Лебедев с Курильских островов, два калмыка и сын какого-то украинского пана, принятый в семинарию по просьбе отца, опасавшегося, как бы его сына не совратили униаты. Условия жизни у семинаристов были, на первый взгляд, не плохи. Им безплатно выдавались кафтаны, мундиры, шляпы, штаны, рубашки и галстуки. Шубы выдавались «не повсегодно и не всем равно, но по рассмотрению господина профессора в их учении». Мундиры были василькового цвета, с алыми воротниками и обшлагами. Учащимся выдавалось ежегодно по три пары обуви: к Рождеству, Пасхе и Александрову дню. Учёба в Семинарии давала прекрасную возможность повысить своё общественное положение, а принимали туда всех, лишь бы имелось желание учиться. Сын какого-нибудь монастырского сторожа мог стать архимандритом, настоятелем крупного собора или, скажем, дипломатом: Министерство иностранных дел охотно брало на службу выпускников семинарии, ибо языки там преподавали превосходно.

— Так расскажите же об учёбе, батюшка. Чему учили невских семинаристов?

— Согласно киевским традициям, Невская семинария начинала обучение с русской грамматики и с самых основ Православного вероучения. А уж затем начиналась настоящая учёба: восемь специальных латинских классов, где преподавание велось только на латыни. Классы различались не по номерам, как ныне, а по названиям: первый — «Фара», второй — «Инфима», затем «Грамматика» и «Синтаксима». И от «Фары» до «Синтаксимы» семинаристы только и делали, что долбили латынь, пока наконец не научались говорить на любые темы — от богословия до повседневности — не хуже древних римлян. Затем шли старшие курсы: «Пиитика» — семинаристы учились слагать стихи, «Риторика» — составление проповедей, а проповеди тогда в церквах читались редко, только архиереями, да и то не всегда, и это считалось изысканным интеллектуальным удовольствием — послушать проповедь, этим и цари не гнушались! Далее — «Философия» и, наконец, «Богословие». И кроме того, постоянное участие в церковных службах, в городских праздниках… Признаюсь вам: как я завидую тогдашним семинаристам! Какая мощная подготовка им давалась!.. Какое знание древних языков — сейчас такого и в помине нет!

— А зачем нынешним семинаристам древние языки?

— Хороший вопрос. Где-нибудь в деревне, на приходе, может быть, латынь и ни к чему. Но ведь мы, Православная Церковь, имеем огромное богатство: труды древних Святых Отцов, из которых никто по-русски — увы! — не писал. Чтобы в полной мере оценить глубину их мысли, нужно читать эти книги в подлиннике. Только так — не иначе. А зачем нам их читать? Да хотя бы для того, чтобы иметь доводы против инославной пропаганды, которая сейчас, как и во все времена, очень сильна. Многие считают, что ересиархи — как в древности, так и ныне — набирали огромные армии последователей именно за счёт того, что люди не понимали тех тонкостей, которые неизбежно ускользают из богословских книг при переводе. И потом: нельзя же оставить безполезно пылиться сотни томов, где мысль, дух, язык — настоящая драгоценность! Я верю, что когда-нибудь наше церковное образование оглянется назад, вспомнит XVIII век и возьмёт себе то ценное, чем отличались духовные школы того далёкого времени.

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН

предыдущая    следующая