Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

30 сентября — память мцц.Веры, Надежды, Любови и матери их Софии

НАДЕЖДА

Настоятель Каменноостровского храма в честь Рождества св.Иоанна Предтечи о.Вадим БУРЕНИН, благословляя прихожанку Надежду Ивановну ЧЕБЫШЕВУ, всякий раз приговаривает: «Вы — наша Надежда». Надежда Ивановна смущается, почитает это шуткой, но батюшка хоть и улыбается, а говорит серьёзно: Надежда Ивановна немало делает для своего родного храма. Будучи простой прихожанкой, она за любую работу берётся — помыть, подсвечники почистить… Все бы были такими простыми прихожанками. Я назвала Предтеченский храм родным для Надежды Ивановны, потому что здесь двухмесячную Надюшу крестили в 1933 году, сюда пришла она потрудиться, как только узнала, что храм передан Церкви и начались восстановительные работы, здесь хочет быть отпетой, когда придёт срок. Сегодня Надежда Ивановна у нас в гостях.

 — Родилась я в православной семье. Мама моя, Мария Александровна, — уроженка Рязанской области, переехала с родителями в Петербург в 1927 году. Здесь она встретила папу, Ивана Ивановича. Поженившись, они стали жить на Каменном острове недалеко от Предтеченского храма (Каменноостровский пр., 83). Здесь и меня крестили в 1933 году. 

 Смутно помню, как до войны мама брала меня на службы. Бывало, кто-то спросит: «Вы куда, Мария?» — «В Красненький на вечернюю иду». Красненьким Предтеченский храм называли потому, что сложен был из красного кирпича, в то время не принято было называть храмы по имени святого, в честь которого были освящены. Во время блокады в храм ходить перестали, мы вообще старались поменьше выходить из дома, мама только на работу ходила на завод «Вулкан», где во время войны выпускали оружие и патроны. Так всю блокаду здесь и прожили. А папа начал воевать под Кенигсбергом, а вернулся домой с победой уже из Чехословакии.

 — А эвакуироваться не было возможности?

 — Была… Мы даже до Ладоги добрались — людей на барже перевозили. Но народу скопилось тьма, и места нам не хватило.  

НАКАЗАНЬЕ БОЖИЕ ЗА ЛЮДОЕДСТВО

 Шёл второй год блокады. Мне исполнилось восемь лет. Мама собрала меня в первый класс — тетрадочки, какие-то карандашики, одёжка. Но случилось страшное: соседская девочка ушла как-то утром в школу и не вернулась… Стало известно, что её увели и съели какие-то люди. Мама сказала тогда: «Надя, в школу ты не пойдёшь. Ничего, если выживем — обучишься грамоте». Жуткие дела творились в умирающем от голода городе: родители ели своих умерших детей — плакали, но ели. Я сама видела на улице мёртвую женщину, раздетую, с отрезанными мягкими частями.

 — Неужели Господь не наказывал за людоедство? Ведь есть грехи, которым нет оправдания. Лучше умереть с голоду.

 — Вы не знаете, что такое голод. Это не пост, когда нельзя мяса и сметанки. Как объяснить это, когда голод жжёт внутренности огнём, когда суёшь в рот всё, что кажется съедобным! Мама варила кисель из древесного клея с едким запахом, грязно-коричневого цвета — удивительно, как не отравились. А суп! Насыпали стопочку крупы в чугунок, заливали водой — и в печку. Получалось варево, где крупинка за крупинкой гоняется, никак не встретятся, без единой жиринки… Помню, братишка прилипал личиком к столу, наблюдая, как мама режет хлеб, потом помусолит пальчик и водит им по столу в надежде собрать крошки. Но крошек не было — это нынешний хлеб крошится и дышит, блокадный был тяжёлым и сырым, как глина. Приготовив, мама говорила: «Как проснётесь — возьмёте». Но утром, она ещё ключ в замке, уходя, поворачивает, а мы уже соскакивали, хватали хлеб и ели.

 Как-то бабушка — она уже не вставала с постели от слабости — шепнула: «Возьми, Толик, мою пайку, я всё равно есть не могу». Братишка и съел. Мама увидела да как вскрикнет: «Что же ты делаешь? Это бабушкин хлеб. Вот я тебе…» Она схватила верёвку, но даже руки поднять, не то что хлестнуть, у неё не было сил. 

 А наказание Божие за людоедство… Был случай: соседский парнишка принёс свёрток с костями. «Сварим бульон, напьёмся досыта», — сказал своей матери, наполняя кастрюлю водой. Та похолодела: «Где ты их взял?» Ведь ни коз, ни собак в городе не осталось. «Дали, — угрюмо ответил он, — не хочешь — не пей, я буду». Напился… а часов через пять покрылся страшными пятнами и умер — отравился трупным ядом. Это ли не наказание Божие?

 Не все ели людей. Как-то зимой мама пошла в сараюшку за дровами. Скоро вернулась, зовёт на помощь: за ночь снегу навалило — дверь не открыть, да её ещё придавило тело мёртвого мужчины. Видимо, хотел набрать дров, но замёрз. Мы его оттащили подальше — похоронить не было возможности, — но есть-то не стали!

 — В храм в блокаду вы не ходили, но Рождество Христово, Пасху как-то справляли, молились, радовались? Быть может, на Пасху  подснежниками, мать-и-мачехой, травой комнату украшали?

 — Да что вы! Всю зелень, какая успевала пробиться весной, изголодавшиеся люди тут же собирали и съедали, чтобы витамины хоть какие-то, ведь от цинги опухали дёсны, выпадали зубы. У брата к 20 годам ни одного зуба не осталось — вот какие последствия! Не до украшательства было. Мама копала корешки одуванчика, листочки собирала для салата. Однажды, видимо, не те корешки выкопала, мы едва не померли… А молиться на Пасху, конечно, молились, вся родня собиралась вместе.

ОТПОЙТЕ МЕНЯ В ПРЕДТЕЧЕНСКОМ

После войны в нашей церкви устроили спортзал, потом мастерские какие-то. А верующим храм вернули только в 90-м году. Мне от дома ближе в другой храм ходить, но я прикипела сердцем к Красненькому и как только узнала, что его восстанавливают, пришла помогать — окна помыть, хлам вынести… Потом ещё участвовала в восстановлении церковного дома и часовенки во имя иконы Божией Матери «Всецарица» — раньше это была сторожка, где находились те, кто следит за разводным Ушаковским мостом.

 — Это наследственное желание быть полезной — ваша бабушка Агриппина Андреевна в сельской церкви просфоры пекла — или потребность души выразить любовь к храму и в молитве, и работой?

— Вся жизнь моя с этим храмом связана. Душа исцеляется, когда я здесь нахожусь. Стою, бывало, и думаю: может быть, на этом самом месте стояла моя мама или бабушка, а теперь я — уже третье поколение. И на душе такая тишина и благодать разливаются, будто домой пришла. Поделюсь сокровенным: у меня единственный сын Алексий — поздний ребёнок. Рожать в сорок пять лет, да ещё первенца, нелегко, боязно. Но пришла я в храм, посмотрела на икону св.Иоанна Предтечи и вспомнилось, что ведь и Крестителя Господа нашего Иисуса Христа св.Елисавета родила в преклонном возрасте, ибо так было угодно Господу. И все страхи и сомнения мои как рукой сняло.

 — Мы все о чём-то молим Господа. Что вы в 75 лет просите у Бога? Здоровья, долгих лет жизни, смерти без страданий и мук?

 — Прошу продлить мои дни здесь, чтобы успеть вспомнить все грехи, покаяться. Чувствую, что не готова ещё, не достойна предстать пред Господом. Да и буду ли когда-нибудь готова? А ещё… Беда у меня — сыну 30 лет, крещён был во младенчестве, а в храм — ни ногой. Молю Отца Небесного наставить сына на путь истинный. Иногда приношу ему святую воду, прошу: «Алёшенька, перекрестись, скажи: «Господи, помилуй мя грешного» и выпей». Креститься  не крестится, но пьёт. И иконы «Иисуса благословляющего» и св. Алексия, человека Божия, в честь которого он крещён, не отверг, повесил над кроватью. Что ж, у каждого свой путь к Богу — не через любовь, так через скорби приведёт его Господь к Себе. Недавно сын попал в аварию, плечо, ноги сломал. Вот как Господь вразумил. А я ему: «Благодари Бога, что жив и ходить можешь. Не остался калекой, прикованным к кровати».

 И ещё об одном молю Господа и прошу сына, мужа и племянника — чтобы отпели меня в родном Предтеченском храме.

 Знаете, что меня удивило и восхитило в Надежде Ивановне? Она, пережившая страшную блокаду, немало горя хлебнувшая на своём веку, осталась доброй, отзывчивой и любящей. А мы, чуть что пойдёт не так, как нам хотелось бы, злимся, ропщем, а то и в уныние впадаем… А с чего бы? Неужели у нас жизнь тяжелее, чем была у блокадных детей, видевших такое, что отказывается воспринимать человеческое сердце и ум? Нам бы молитву искреннюю покаянную, память незлобивую да сердце сострадательное, любвеобильное, как у наших дорогих стариков. Вот и появилась бы у России Надежда на духовное возрождение.

 Ирина РУБЦОВА

предыдущая    следующая