Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

Валерий ХАТЮШИН, зам. главного редактора журнала «Молодая гвардия», Москва

«…Может быть, я и впрямь хочу невозможного, но убеждение моё таково: если в нынешней России человек не созрел до способности на самопожертвование, он не может называться русским. Скажут: это слишком радикально. Не спорю. Но таково моё убеждение. Спасение — не в тиши или балабольстве кабинетов, не возле чёрного телеящика, спасение — лишь там, где опасность».

Валерий ХАТЮШИН

†††
Мы живём грешно и безтолково
лжём, в себе всё лучшее губя.
Только если обмануть другого —
это значит обмануть себя.
Может быть, я чей-то сон нарушу,
но скажу я, не вводя в изъян:
убивает собственную душу
даже самый маленький обман.
Принимай, как благо, наказанье
за свои корыстные дела,
ведь душе даровано страданье,
чтоб она очиститься могла.
Пусть надежды терпят сокрушенье
иль удачи яркий свет блеснул…
Ты у Бога вымоли прощенье
всем, кого однажды обманул.

ИСПЫТАНИЕ
Одни живут на свете для блаженства,
другим даётся жизнь, как испытанье.
Лишь та душа достойна совершенства,
что в этот мир приходит для страданья.
Но бытие земное нам даётся
не ради прав пустых, а ради правды.
Чинам, богатству смерть в глаза смеётся,
и перед нею все мы равноправны.
Мы загрустим, бывает, осторожно,
вдруг замолчав на чьей-то пьяной тризне…
Да, в этой жизни смысл понять возможно,
но только — там… Лишь за
пределом жизни.

†††
Летний вечер, и свист соловья,
и ко Всенощной звон колокольный.
Осторожная радость моя
встрепенулась улыбкой невольной.
В тёмном парке — прохлада и тишь,
птичий щебет и зов соловьиный.
Тут всегда отрешённо молчишь
на скамье под ветвистой рябиной.
Звон вечерний и трель соловья
слух лелеют, как райское пенье.
Только тут одинокость моя
обретает и смысл и значенье.
И сидишь, и молчишь, не дыша,
и в глазах замирает улыбка.
Только тут отторгает душа
то, что в жизни ущербно и зыбко.

†††
Лето моё долгожданное,
птицы лесные поют,
время безмерно желанное,
сердца любимый приют.
Смотришь на небо — и хочется
жить, никуда не спеша,
в травах июльских ворочаться,
воздухом сладким дыша.
Господи, что мы наделали
с жизнью, с природой, с собой?
Красными были и белыми
под золотой высотой…
Мало казалось нам радости
озера, леса, реки…
Хватит на всех этой малости,
чёрным делам вопреки.
Солнце в пруду отражается,
сокол над полем кружит,
тихо деревья качаются,
тихо листва шелестит…
Утро отрадно-прохладное
свежестью дышит в окно.
Лето моё ненаглядное
взгляд веселит, как вино…

БЕЗ ОСТАНОВОК
Плывут поля, в туманах роясь,
леса мелькают день за днём…
Стучит на стыках скорый поезд,
без остановок мчусь я в нём.
В окно сквозит порывный ветер.
Глаз от окна не отвожу.
Спрошу: зачем ты жил на свете? —
и сам себе не подскажу.
Молчу, не жду назад возврата,
ни с кем свиданий не хотя.
Вот так и ехал бы куда-то,
нигде уже не выходя…

ПУШКИН
Летящий сквозь громады лет,
огнём небес отмечен,
поэт в России, он — поэт,
не больше и не меньше.
Он и творец, он и боец,
певец, гонец победный,
а выше — только лишь Отец,
и Сын, и Дух заветный.
Есть слово-символ, как пароль
для всех в России, — Пушкин.
За вечную любовь и боль
нальём по полной кружке.
Когда земные времена
погрязнут в общем блуде,
его строка, хотя б одна,
но в русском сердце — будет.
И пусть во власти высших сил
течёт веков громада, —
останется: «Я вас любил…»,
и большего — не надо.

†††
Ты сам себя обрёк на одиночество,
решив, что так спокойнее и проще.
И сердцу полюбить уже не хочется,
как соловья услышать в зимней роще.
Остыло сердце, и уже не верится,
что груз годов окажется химерой,
что впереди еще тебе отмерится
любовной муки самой полной мерой.
В морозной дымке полуночной лунности
судьбе за всё останься благодарен.
Коль не сберёг свою любовь ты в юности, –
не будешь ею в старости одарен.

УЧАСТЬ
Мы умираем вместе со страной.
Народ и недра глухо иссякают.
Под равнодушной высью неземной
нас на сиротство в мире обрекают.
Да, никому мы больше не нужны.
Всем вышло в радость наше умиранье.
И нет у нас уже своей страны,
и недра – впредь чужое достоянье.
Все тайно ждут, когда не станет нас,
и жадно смотрят на простор великий.
Народ угас. Не слышен высший глас.
Молчат с тоской икон святые лики.
Не удержали мы большой судьбы,
в распыл пустив своё предназначенье.
И под укором предков, без борьбы
в слезах познаём участь сокрушенья.
Сожмёмся мы в холодной, злобной мгле,
чтоб кровью и душой не разлучиться,
чтоб под ярмом всемирным научиться
народом быть единым на земле.

†††
Тихий вечер, и падает снег,
неподвижны, безшумны деревья…
Есть на свете один человек,
что мне дорог в подлунном кочевье.
Вот иду я лесною тропой
по морозному жёсткому снегу,
и единственный образ родной
греет сердце в дороге к ночлегу.
Может быть, мы уже никогда
на земле не увидим друг друга.
Ничего… подождём… не беда:
жизнь кратка и не вечна разлука.
Там, наверное, так же, как здесь,
будет вечер, и снег, и дорога…
Если там одиночество есть,
то, быть может, полегче немного.
Мы, конечно же, встретимся там,
безутешного мира скитальцы,
и прижму я к холодным щекам
эти детские тёплые пальцы…

†††
Отчего так безумно тоскливо душе,
так томительно ей и тревожно?..
Воспалённая осень. Забыться уже
ни во сне, ни в вине невозможно.
Всё дожди и дожди шелестят день за днём —
как и не было бабьего лета.
Всё какая-то серая муть за окном,
и сквозь тучи не сыщешь просвета.
Видно, так уж судьбой до конца решено —
только грустью дышать и тревогой,
видно, так в небесах навсегда суждено —
мне идти одинокой дорогой.
Может, вымолю после прощенье за то,
что мой срок слишком пристально прожит.
Мне уже на земле не поможет никто
и ничто успокоить не сможет.
И безумно тоскливо уставшей душе
в полумрачной, давящей квартире,
словно жизнь — позади, и не будет уже
ничего для неё этом мире.

†††
Я не умолк в стихах, и всё же
на безоглядном вираже
к чему твердить одно и то же?
Всё мною сказано уже.
Я столько слов из сердца выжал!
И столько словом лжи рассёк!
Кто мог услышать – тот услышал,
кто мог понять – тот понял всё.