Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

В ЗИМНИХ СУМЕРКАХ

В тихий зимний день мы с моей родственницей, гуляя по небольшому провинциальному городку, забрели на маленькое кладбище, где в ту пору уже никого не хоронили. С одной стороны кладбища стоял лес, с другой — высокая старая колокольня из красного кирпича (всё, что осталось от женского монастыря). Колоколов на ней давно уже нет, но казалось, что с самого верха колокольни протянуты невидимые струны, отчего в воздухе стоял низкий гул…

— Пойдём, я покажу тебе могилку дяди Матвея, — позвала Надя.

Мы подошли к высокому ровному кресту, сделанному в виде часовенки. Сразу видно, что над ним трудились с любовью и почтением к покойному. Но ни ограды вокруг него, ни надписи на кресте.

— Он ничего этого не хотел. Говорил: «Как пришел я безымянным, так и уйду». Его ведь подобрали четырёхлетним мальчиком на вокзале во время войны. Потерялся, наверное… Дед Иван и баба Катя были бездетные и очень радовались найдёнышу. Потом Матвей Иванович вырос, выучился, был учителем, но недолго. Ему пришлось уйти из школы… Когда церковь нашу закрыли, старушки стали у Матвея Иваныча собираться, он к тому времени уже один жил. А тогда сама знаешь, какое время было… Его даже будто бы в больницу забирали. Вернулся через полгода почти весь седой, худой… В школу, конечно, не пошёл, устроился бухгалтером.

— А каким он был внешне?

— Да обычным. Но совсем не походил ни на деда Ивана, ни на бабу Катю, хотя часто приёмные дети бывают очень похожи на своих названых родителей… Худой, среднего роста. Очень приятное лицо, глаза — добрые, мягкие. Я хорошо помню эти карие глаза — глубокие и какие-то сострадательные. Он умел понимать людей, выслушивать их. Однажды, помню, я пришла к нему, принесла что-то из еды. Захожу в дом, дверь открыта, а никого нет. Выбежала во двор — пусто. Пошла было домой, смотрю, а он сидит спиной к дороге, лицом к реке, что-то шепчет и крестится, а из глаз слёзы — как вода. Мне так жаль его стало. «Матвей Иванович, что с вами?» — спрашиваю. Он повернулся, но словно не видит меня и как-то отстранённо спрашивает: «Что ты хотела, Наденька?» А я убежала…

— У него и семьи не было?

— Была девушка, когда он ещё в школе работал. Красивая. Тоже в школе работала. Её все любили. Но она не захотела здесь жить, уехала. Потом приезжала несколько раз, звала его, но он остался. Помню, дед Иван тогда ругал его: «Сыночек, какое у тебя сердце. Ты каменный!..» Так и прожил Матвей Иванович один. А знаешь, у него во дворе висели колокола. Небольшие, но звенели громко. А когда их ветер раскачивал — получался такой тихий, печальный звон… Соседей здесь немного и всё больше старички. Поначалу сердились некоторые, потом привыкли к звону.

А умер он как-то неожиданно. Он всегда выглядел нездорово, но болел редко, а тут вдруг простудился и слёг. Я приходила к нему незадолго до смерти. Он был молчун, но тогда попросил:

— Наденька, посиди со мной… Я умру скоро… Через три дня. Мне нынче моя родная мать снилась. Я её совсем ясно видел — очень красивое лицо, сама маленькая и платье белое на ней. Подошла она ко мне, взяла за руку и сказала: «Сыночек мой»… Ты, Наденька, попроси свою тётку, пусть священника ко мне позовёт. Сегодня же. Вещи мои пусть родные разберут. А ты возьми в столе бумаги, сожги все. Когда умру, молись за меня.

Похороны были тихие и скромные. Пришли родственники, кто-то из сослуживцев, старушки, монах приехал, сказал, что учились вместе с Матвеем. Они его с нашим батюшкой вместе отпевали. И все смотрели на покойника, таким он красивым был. Я никогда его таким не видела при жизни: лицо отрешённо-торжественное, словно к этому миру он не имел никакого отношения.

…За рассказом мы не заметили, как наступил вечер. Когда вернулись домой, я спросила: «А что стало с бумагами Матвея Ивановича, ты их сожгла?» «Не все. Рука не поднялась бросить это письмо в огонь». Она достала из стола два письма и несколько фотографий. На одной я увидела человека, стоящего на берегу реки, на том самом месте, где теперь находится его могила. Глаз почти не видно, но во всей фигуре чувствовалась ясная тишина, спокойствие духа, но вовсе не безмятежность, а скорее вера в то, во что сегодня многие не верят. Письма были старые, написанные более 20 лет назад.

«Дорогая Лика! Очень рад за тебя, что всё закончилось благополучно. Снова жду и скучаю по тебе и надеюсь, что Господь устроит… Я нашёл несколько старых монастырских колоколов, их звук напомнил мне что-то из раннего моего детства, когда я ещё жил в большом городе и рядом с нашим домом был храм…»

На этом месте листок был оборван. Рядом с ним в конверте лежал клочок бумаги, исписанный другим почерком и датированный двумя годами позже. Пришло это письмо спустя несколько дней после смерти Матвея Ивановича.

«…Как если бы душу вынули из меня, как если бы лишили воздуха и света. И оказавшись в какой-то темноте, я знала, что останусь там навсегда, зная, что где-то существует иное… Помнишь, когда я в последний раз приезжала… Тогда мне показалось, ты как будто чего-то недоговаривал, что-то невысказанное, но явно присутствовавшее в твоей душе — было… Я не сержусь, потому что люблю тебя таким, каков ты есть, и это дает мне силы жить и просить Господа, чтоб Он облегчил твою земную участь… Это — лучшее, потому что даёт надежду и веру в то, что где-то в безконечной жизни мы встретимся…»

Была уже поздняя ночь, но не было сил встать из-за стола, отодвинуть в сторону эти два клочка бумаги, написанные людьми  с разными почерками, но такими близкими родственными душами. Почему они расстались? Мысли мучили, терзали и не давали покоя. Холодное сияние зимних звёзд делало всё вокруг нереальным, каким-то даже потусторонним. И тут я поняла: они были такими же. Неотмирными. Что сталось бы с ними, живи они, как все?.. Он понял это. А поняла ли она? Да… В её письме ясно сказано: «Это – лучшее». Всё осталось таким, как было. Навсегда.

Лариса ЛОГВИНЕНКО, г.Ставрополь