Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

МИЛОСТЫНЬКА, ИЛИ ВСЁ В ПОРЯДКЕ?

В ночь с пятницы на субботу Сергею приснились покойные родители — оба плакали. Сон был ярким, как будто наяву; он проснулся с тревогой в душе. «Что-то не так, — понял. — Что-то им неймётся». Обычно в таких случаях советуют пойти в церковь, поставить свечку. Но у Сергея и в этом плане вроде всё было в порядке. Родителей отпели, как полагается, и поминовение он заказал им вечное. «Молятся, что ли, плохо?» — подумал, но тут пришла другая мысль: «Могилка!»

Родительская могилка была гордостью Сергея. «Ну, если там что не так, задам я этим кладбищенским». Он приплачивал смотрителям, чтобы присматривали за могилкой.

За завтраком поделился своими мыслями с женой.

— Конечно, съезди, проверь, — сказала та. — И свечку поставь на всякий.

«Да, надо», — подумал он. Но на сегодня были срочные дела. Однако во второй половине дня воображение так разыгралось, рисуя картины вандализма на родительском захоронении, что Сергей не выдержал. Он даже забежал сперва в кладбищенскую контору:

— Здорово! Ну, как дела? Без происшествий? Могила родительская в порядке?

Ему ответили:

— Да в порядке вроде, Петрович. А в чём дело-то?

— Да так, — он махнул рукой.

Родительская могилка была действительно в порядке. Монументальное надгробие из чёрного камня с портретами (последнее фото)— здесь отец и мать улыбались, огромные венки искусственных цветов (прикрученных проволокой, чтобы не утащили), обнесённая узорчатой оградкой площадка, уложенная плиткой, столик, скамейка. Вроде всё на месте…

— Слава Богу, — вздохнул Сергей, опускаясь на лавку.

— Ну, что там у вас? — обратился к покойным. — Что безпокоит? Может, наши семейные дела? Так у нас всё в порядке. Получил новую должность, дом свой строим, машину новую взял, старую Светке отдал: Светка не работает, воспитывает детей, внуков ваших, ходят в лучшую гимназию. Так что не волнуйтесь. — И закончил фразой с надгробия: — Покойтесь с миром.

Покосился на столик. «Эх, сто грамм бы сейчас, чтоб земля им пухом, да хмель не взял». Встал, пошёл к выходу. По дороге подумал: и как они там, действительно? Хорошо ли им? Вместе ли? Видят ли его самого, его успехи и что справил им всё достойно? Он ведь даже на вопрос: «Во сколько всё обошлось?» — отрезал: «Деньги здесь считать — грех».

С этим и зашёл в кладбищенскую часовню, поставил на канун самую дорогую свечу и уже на паперти подытожил: «Ну, теперь, вроде, порядок».

— Подайте на помин души, — донеслось от оградки, где стоял грязненький, бородатый мужичок. Портмоне Сергей ещё держал в руке… Машинально порылся по его объёмистым отделениям… Мелочь он не носил принципиально, а десятки было жалко. «Да ну, поить ещё этих дармоедов!..» Бросив: «Мелочи нет», — прошёл к машине. Уже садясь, посетовал: «И что их держат здесь, этих бомжей?»

Однако душевного покоя поездка на кладбище не принесла…

†††

В общей сложности Лёха бомжевал уж третий год. А ведь сначала всё было как у людей… Квартира, семья, работа. Но потом жена ушла к другому, забрав дочь; он переехал в комнату в коммуналке. Запил, работу бросил. Под пьянку его и «поменяли» куда-то в область, где жить ему совсем было невмоготу. Вернулся в город, кантовался, где придётся. Потом арестовали за воровство; должны были взять под стражу, но по ошибке вывели из КПЗ на работу с суточниками — он и сбежал. Подался в монастырь трудником (один человек посоветовал). Прожил там с полгода, пока не встретил себе зазнобу из трудниц — та умудрялась доставать спиртное даже в обители. За пьянство их и попросили. Зима на носу. Сдался властям, отсидел год. Освободившись, стал бомжевать снова…

У кладбища просил милостыню только по праздникам, — зачем сегодня пришел, сам не знал. Подавали скудно, на душе было мерзко. Созерцая могильные кресты, вспоминал монастырь… Всегда ведь сытым там ходил, вещички постираны, да и было где голову приклонить. А обращение… Все сестрицы, даже старушки, не иначе как на «вы» и по имени-отчеству. А атмосфера… Он, маловер, и то почувствовал, что такое благодать Божия.

«А может, податься туда снова? — подумал. — Бросить всё! (Да и что бросать-то?)

Но в душе сразу запротивилось: «Куда?! Там же ни пить, ни курить — ничего! Да тебя, если опять не выгонят, сам убежишь!»

«Может, и приживусь», — подумал он уже без уверенности. И, зная изменчивость своей натуры, покосился на крест часовни, решил: «А вот пусть, как Бог велит! Если подаст сейчас проходящий, поеду без всяких-яких. Прямо сейчас! Вот встану и поеду!» Он даже напрягся весь, набираясь решимости принять свой жребий.

Прошедший мимо даже не заметил его. «Вот те на! — подумал Лёха. — А что ж я молчал? Просить ведь надо было! Не считается! Вот сейчас назад пойдёт…» Когда тот вышел из часовни, Лёха жалобно протянул: «Подайте на помин души». Человек остановился, полез в бумажник. «Ведь даст! — ёкнуло в сердце у бомжа, — значит, ехать!..» Но бумажник исчез, а мужчина, бросив: «Мелочи нет!» — пошёл прочь.

Лёха почувствовал, что в душе его что-то обломилось.

Провожая взглядом иномарку, в которой скрылся его «судьбоносец», вздохнул:

— Эх, укатило моё «Царствие Божие»…

Вечером на свою скудную милостыню он купил кое-что поесть и бутылочку стеклоочистителя. Ел и пил на одной из могил (своей любимой), где имелись стол и лавка.

— Хорошо вам, — говорил, глядя на надгробие. — Лежите тут, а душа в раю. Или в аду. Да и то не беда, может, и отмолят дети с внуками. Хотя сейчас такие дети — за самих хоть на небесах молись. А кто за меня помолится?! И-и эх!..

Он допил остатки зелья, но понял, что ему мало. Денег больше не было. Погладил ладонью крышку стола. Нержавейка… Рядом с кладбищем, в гаражах круглосуточно принимали «цветмет», причём новый приёмщик был принципами не обременён (в отличие от старого, который за кладбищенскую утварь бил морду и сдавал в милицию).

— И зачем на христианской могиле столик? — стал размышлять вслух Лёха. — Разве что для соблазну — тризны править… Непорядок же…

Он дёрнул столик — тот стоял крепко. Но Лёха приметил на соседней могиле небольшую лопатку. Покосился на распятие на черном могильном камне, мелко перекрестился: «Господи, прости». Посмотрел на портреты усопших — мужчины и женщины… Мужчина вдруг показался знакомым. «Может, видел кого из родственников сегодня? — подумал. — Да ну, чудится…»

— Простите и вы, рабы Божии… — прочёл, — Анна и Пётр.

И стал орудовать лопаткой…

Андрей МАСЛАКОВ, СПб