Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

ЧИСТЫЙ НОЖ

Сосед мой Сергей был мастер редчайший. Все мог: освоить любой станок, класть печи, плотничать, слесарить, сделать любой ремонт. Но вот у такого золотого мастера было серебряное горло. Понятно, что я говорю не о певце. Сделает что-нибудь - дай на пузырь. Выпив, он приходил за добавкой, но для начала хватало пузыря. Сергей всегда обещал расплатиться. У себя дома он не пил - боялся жены, пил или на улице, из горла, или у меня, из стакана. Рюмок не признавал. Жизнь его поносила по свету, ему было чего рассказать, он даже всегда пытался сделать это, но водка быстро оглушала его, и он начинал сочинять и нести нескладуху.

- Во Вьетнаме был. Там мы америкашкам навтыкали. Николаич, дальше только тебе, это еще не рассекречено. Был я инструктором по запуску. Вьетнамцы - парни отличные, я те дам, но климат у них не проханже. Сыро, тепло, примерно как в парнике. Сижу в окопе - змеи. Жирные, толстые. Гляжу вверх - "фантомы". Наставил "Стрелу" - это такая маленькая ручная "катюша", только ты никому, чок-молчок, зубы на крючок. Тут нас разгружают, обожди, сейчас бы выпить не мешало.

Сергей выпивает, яростно смотрит на закуску, отодвигает ее и закуривает:

- Гранатометы возили в сухогрузах. Стройка Асуана - это тоже меня коснулось. Цемент в мешках, это такая сухая штукатурка для тела плотины. Набивные обои, также и остальное.

Он докуривает, ставит перед собой со стуком стакан, плещет в него, чего-то ждет. Опять доливает, смотрит на стакан сбоку, еще доливает.

- Пусть постоит. Меня в учебке звали "Пусть постоит": я много всего набирал. "Куда столько?" - "Пусть постоит".

Он всегда яростно и как-то запально курил, травил меня дымом. Еще и шутил, что курение более вредно для окружающих, чем для курящих. Я уже бывал рад не рад, что жалел его. Меня спасала его жена. Приходила, укоризненно на меня смотрела и уводила Сергея. Скандалить на чужой территории она не хотела.

Так повторялось много раз. Сергей, занимая, всегда говорил, что отдаст с процентами.

- Я совестливый, понял, Николаич? Понял? Разве я рад, что пью? Но кто бы знал! Кто бы только одну десятую испытал, и не запил бы, я бы на такого посмотрел. А вот что ты про Конго и Анголу знаешь, а также о Сирии, что? Ты меня спроси, а не эту всякую матату. - Он махал рукой в сторону телевизора. - Эту дребузню. Они тебе так объяснят, что… Да, не мешало бы мне сейчас подшипники в голове смазать. Не вмазать, а смазать, а? Не понял юмора?

Однажды он пришел пока еще трезвым и торжественно объявил, что со всеми его долгами покончено. И даже надолго вперед я становлюсь его должником.

- Я тебе что подарю, ты меня два года будешь поить.

Сергей достал кожаные, с блестящими заклепками ножны, а из ножен извлек невиданный мною нож. Такое сверкающее прозрачно молочное лезвие, такая цветная наборная рукоятка, словом, устрашающее оружие. Думаю, что все виданные нами кавказские и арабские кинжалы далеко уступали этому произведению кровожадного искусства.

- Это не нож, это счастье и чудо. Это выковано, тебе не понять, в каком вакууме и под каким давлением. Мало того, что рессоры от БТР, но еще так закалено, что… У тебя есть кухонный нож? Тащи. Сразу два тащи.

- Зачем?

- Поймешь. Но чтоб тебе их было не жалко.

Перед началом опыта Сергей выпил. Потом взял один из моих ножей и… разрезал его поперек своим принесенным ножом. Прямо как лучинку. Потом второй.

- Понял? Сохрани для наглядности. Держи!

С опаской я взял нож. Он весил ощутимо. На лезвии его не было единой зазубринки, будто он картон резал.

- Это тебе. Я плачу от горя, но я дарю.

- Возьми обратно.

- Это исключено. И учти - нож чистый. Он не в розыске. Чистый нож - это кое-что. У нас были десантные ножи, но они этому далеко не родня. Бери! Точить не надо. Режет все - металлы, камни, кости, поросят, баранов, все сможет! Но лучше, конечно, никого не резать. Ну! - Он налил в стакан больше половины и с маху опрокинул.

- Но собак не режь! Обещай. Я был в Корее, меня привели в ресторан. "Хочешь баранины?" - "Хочу". - Принесли. Поел. "Понравилась баранина?" - "Да". А мне говорят: "Это ж баранина, которая гавкает". Понял? Я собаку съел. Собаку съел, никогда себе не прощу. Принял подарок, положил в стол. И вроде мог бы и забыть, но нет, все время помнил. Доставал нож, глядел. Но куда мне с ним? Не картошку же чистить. Жена даже испугалась, когда увидела нож. Будто даже кто-то поселился в нашей квартире вместе этим ножом.

А Сергей вскоре ушел в мир иной - по пьянке попал под машину. Встретив его жену, я сказал, что верну ей подарок Сергея, но она ответила, что все, что напоминает о муже-пьянице, она выбрасывает.

Каждый год, иногда не по разу, я ездил на родину, в свое село, а в селе каждый раз навещал одноклассника Геннадия. Заслуженный полярный летчик, выйдя на пенсию, он пристрастился к рыбалке, а так как, по известной пословице, рыба посуху не ходит, то стал выпивать.

- Я же не за штурвалом. А и там вмазывали. Я, как первый пилот, вырулю, взлечу, говорю второму: посадка за тобой, а сам иду греться. Заполярье же!

Но ни ума, ни рассудка Геннадий, как ни пил, не терял.

- Я глушу с мужиками в селе, пивной, соображаю: если ошарашу грамм триста, брякнусь по дороге, замерзну. Если двести - все равно немного не дойду. Принимаю сотку и ползу. Остальное дососу дома и падаю.

Жена Геннадия тоже выпивала. Выпив, начинала кричать, какая она несчастная с таким мужем. Геннадий молча жевал и глядел на нее. Наконец он показывал рукой направление и коротко говорил:

- На кухню!

И жена исчезала. Вскоре появлялась с новым блюдом, обычно со сковородкой жареной рыбы.

- Рыбы у меня невпроед, - говорил Геннадий. - Надоела уже. Но без рыбалки не могу.

Увидев у него небольшой нож-складенец, я спросил, с ним ли он ходит на рыбалку или есть чего получше.

- Нет, только такой.

Вот тогда я и решил подарить нож Сергея Геннадию. Я привез его вместе с ножнами и не без торжественности выложил на стол. Геннадий был потрясен в самом прямом смысле. Он даже сбегал на кухню, вымыл руки перед тем как принять подарок.

Мы стали пробовать нож в деле. Он резал все, и с такой легкостью, будто издевался над нашими опытами. Я сказал Геннадию слова Сергея о том, что это нож чистый, можно быть спокойным, никого им не убили, ни человека, ни курицы.

Кроме ножа я привез Геннадию православный крестик, который он с готовностью надел. Только сокрушенно сказал, что он же не может уже не материться, а с крестиком это нехорошо. Как тут быть?

- А ты не матерись.

- Тяжело. Но постараюсь.

В следующий приезд я долго выслушивал восторженные рассказы Геннадия о подвигах подаренного ему ножа.

- Вовка, меня мужики уже устали поить за этот нож. Цепь Витьке, лодочную цепь разрезал. Никто не верил. А он ключи от замка потерял. Говорю: ставь бутылку, разрежу. "Ты что, тут надо напильником". Я подхожу, наклоняюсь, минута, много две, готово! "Плыви, свободен". В другой раз сквозь такие заросли прорубился, страшнее джунглей. А резать корни, смолье для костра - это для такого ножа - семечки. На ночь с собой, у кровати, вешаю. Вовка, умру, прикажу в гроб с собой положить.

- Зачем?

- Для обороны. Там же тоже войны идут, еще пострашнее наших, а? А мне уж туда скоро.

- А крестик носишь?

Геннадий тяжко вздохнул:

- Я ж говорил - выражаюсь. На день, особенно перед рыбалкой, снимал. На ночь навешивал. Но жена говорит, что, если выпью, то и ночью матерюсь. Тогда помещал на ковре рядом с ножом.

И ведь напророчил себе Геннадий. Я раз позвонил из Москвы в село, как обычно передал привет Геннадию, а мне сказали, что его уже похоронили.

Приехав вскоре, я навестил его жену, и она рассказала, что Геннадия отпевали. Про себя я решил, что не надо спрашивать о ноже, вдруг да она вернет его мне, а мне этого не хотелось. Но она сказала сама.

- И кинжал этот я в гроб положила. Если уж велел, так я не ослушалась.

Иногда я вспоминаю этот нож. Мне кажется, что-то в нем было. Какая-то мистика. Мне же хотелось от него избавиться. Погиб же Сергей, умер же Геннадий. И думаю - земля проглотит наши тела, нашу плоть, наши кости, все, кроме души. Но ведь нож, этот чистый нож, не сделавший ничего, кроме хорошего, он же сохранится. И кому-то пригодится. Но кому, и в борьбе с кем? Сам я на этот вопрос ответить не могу. Но создавала же такую сталь природа и люди, зачем-то же создавала!..

Владимир КРУПИН

предыдущая    следующая