Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты				Газета основана в апреле 1993 года по благословению  Высокопреосвященнейшего Митрополита  Иоанна (Снычёва)
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ОСТАВАЛАСЬ ТОЛЬКО НАДЕЖДА

Сегодня был особенно сильный артобстрел города. Немцы стреляли с Дудергофских высот, и тяжелые снаряды, выпущенные из стальных жерл крупповских пушек, рвались неподалеку с ужасающим грохотом, сотрясая храм. Из окон с жалобным звоном вылетали последние стекла и сыпались на церковный пол. Закутанные в одеяла, обвязанные платками, грязные, опухшие, с серыми лицами прихожане, пришедшие на всенощную, не решались выйти на улицу, спасаясь под кровом Матери-Церкви. Не то чтобы они надеялись на толстые стены елизаветинской кладки, на мощные сводчатые перекрытия потолка, но надеялись они на Спасительный покров Божией матери, милость Сына Ее Иисуса Христа и на доброго дедушку Николу Чудотворца, во имя которого стоял этот сбор. Дождавшись, когда стихнет канонада, все понемногу разошлись. Тогда владыка бережно, трясущимися руками, вынул из киота чудотворный образ святителя и, вполголоса произнося тропарь, кондаки и икосы из сладкозвучного акафиста ему, начал обходить собор. Сзади ковылял церковный сторож с керосиновым фонарем в руке. Фонарь раскачивался, и странные причудливые тени плясали по покрытым инеем стенам, по тусклой позолоте иконостаса.

Хождение с иконой чудотворца стало традицией, и владыка свято верил, что Божий угодник отведет полет смертельных зарядов от собора. После владыка помогал сторожу заколачивать фанерой окна, подавая ему, стоящему на стремянке, куски старой фанеры и гвозди. Сторож дул на замерзающие пальцы и говорил, что на дворе метет поземка, и где-то на Неве пускают в небо ракеты. Что это действуют немецкие диверсанты-сигнальщики, показывая своим самолетам, куда кидать бомбы. Что норму хлеба пока не прибавили, да и хлеб совсем стал никудышный, невесть из чего сделанный. А вражеские самолеты уже шли в ночной вышине, натужно гудя, нагруженные смертью. Владыке было неприятно слышать этот характерный, прерывающийся моторный вой. Бешено стреляли зенитки, ведя заградительный огонь. Затем задрожала земля, и послышались мощные взрывы фугасных бомб где-то в заводских районах. Сторож пошел закрывать на ночь церковные двери.

Владыка в темноте обогнул правый клирос и, с трудом открыв набухшую от сырости дверь, вошел в небольшую, с закопченными стенами и потолком пономарку, где ему был поставлен диван и топилась печка. На табуретке стояло ведро с водой. Найдя коробок, он зажег керосиновую лампу и приготовил себе скудный ужин, состоящий из нескольких ложек каши и кусочка блокадного глинистого хлеба. Отрадой и утешением его был настоящий, еще довоенных времен чай. Чай он пил с сахарином, который принесли прихожане. Они, сами истощенные от голода, чем могли поддерживали своего архиерея. Днем еще жилось и так и сяк, но ночи - эти темные блокадные ночи - были жуткими. Немецкие самолеты, прежде чем бомбить, подвешивали в небе на парашютиках осветительные ракеты, которые, сгорая, давали дрожащий мертвенный свет. Всю ночь бухали зенитки, а когда они замолкали и воцарялась тишина, было слышно, как с неба падают осколки зенитных снарядов, гулко ударяя по кровельному железу и с тупым звуком врезаясь в землю. Этот железный дождь угнетал владыку больше, чем сухой стук метронома или сигналы воздушной тревоги, вызывая в душе томление. Он думал о тленности всего земного и о невозможности основывать человеческую жизнь ни на чем, кроме Господа и Его вечной Правды. Наверное от голода, усталости и постоянного напряжения в момент засыпания у него перед глазами мелькали какие-то образы живых и давно ушедших из жизни людей, которые чего-то просили, о чем-то торговались. От мертвых ограждался крестным знамением и Иисусовой молитвой. А живым, не сознавая во сне или наяву, говорил с укоризной, что не следовало бы им забывать, что впереди нас ждет не только могила, но и воскресение, и Суд: справедливый и нелицеприятный. Как истинный монах, владыка каждую ночь вставал и служил Полунощницу, читал чин Двенадцати псалмов. Стоя на коленях, он клал земные поклоны и горячо молился перед образом Вседержителя, испрашивая у Него милость и прощение всему православному народу, а отходящим в эту ночь в ледяных квартирах Ленинграда в мир иной - вечного покоя и Царствия Небесного. "Господи, дай нам утвердиться в Имени Твоем. Причасти всех страшным и радостным причастием Твоей истины. Открой ее глазам невидящим".

Бомбежки и артобстрелы становились все злее, и прямые попадания бомб и снарядов в кирпичные ленинградские дома превращали их в пирамиды мусора с погребенными под ними людьми. Морозы делались все крепче и лютее, а еды с каждым днем становилось все меньше. И поэтому прихожане все чаще просили владыку совершать заочные отпевания. Но больше приходилось совершать отпеваний над телами, которые иногда плотными рядами лежали на полу по всему храму. Кто в гробах, кто завернутый в простыни, и даже в узких кухонных шкафах. Владыка в валенках, ватных армейских штанах и ватнике, с надетой поверх всего рясой и фелонью, с кадилом в руке обходил эти скорбные ряды, творя заупокойную службу. Сторож нес за ним тазик с песком, которым владыка посыпал мертвые тела, символически предавая их земле. Жалостно и негромко пел хор, состоящий из истощенных, закутанных в шерстяные платки старушек, изо ртов которых вырывался пар.

Несмотря на голод, лютый мороз, кромешную тьму, артобстрелы и бомбежки, народ в храм приходил каждый день. И не только на литургию, которую владыка служил по священническому чину без дьякона, но и на вечерню и всенощное бдение. Одному Богу было ведомо, как они потом добирались до дому в кромешной тьме, слабые и истощенные дистрофики. Медленно плелись они по узким, протоптанным в снегу тропинкам, спотыкаясь о лежащие на пути обледеневшие мертвые тела и не обращая внимания на грохот рвущихся снарядов и бомб. Но иногда улица была освещена пожарищем горящих домов, и они останавливались и, кашляя от дыма, грелись у этого зловещего костра. Большая проблема была у владыки с водой. Но кроткие полуживые прихожане, узнав, что владыка сидит без воды, безропотно ставили бидоны на сани, впрягались в них и пускались на поиски проруби в реке или на канале. Возвращались не все. Кто-то падал замертво и оставался лежать на дороге. Блокадники обычно так и умирали, на ходу. Владыка, вытирая слезы, благодарил своих добрых водовозов. Они же безголосо что-то шептали синими потрескавшимися губами и старались улыбаться, хотя с трудом можно было разглядеть улыбку на их опухших мучнистых лицах. Люди любили владыку, потому что он был прост, смиренен и доступен. Он принимал всех, кто хотел с ним поговорить и получить благословение. Всегда кроткий и приветливый в обращении, всегда пребывающий в смиренном расположении духа - таким запомнился владыка Алексий Симанский старым, пережившим блокаду ленинградцам. Владыка умел поговорить и с именитым профессором университета, и с солдатом, и с замученными ужасающей нуждой и блокадными страстями молодыми и старыми горожанками, хотя в 1942 году трудно было определить, кто молодой, а кто старый, под слоем копоти на опухших лицах. В особенно тяжелом положении оказались беженцы из области и из Прибалтики. У них не было никаких средств для поддержания жизни. В городе их было великое множество, и они первыми умирали от голода и холода. Владыка раздавал им милостыню.

В эту блокадную зиму 1941-1942 года многое обезценилось, высоко ценились только хлеб и тепло. Прихожане опускали в церковную кружку не только деньги, но и золотые вещи: обручальные кольца, серьги, царские десятки, которые владыка складывал в ведерко и держал в сейфе. Однажды в середине зимы, поздно вечером, обходя с образом Николы Чудотворца храм, владыка едва не упал, споткнувшись об узелок, лежавший на полу перед иконой Божией Матери "Умягчение злых сердец". Развязали узелок. Там сверкнуло золото, и синими вспышками заиграли в свете огня бриллианты - набор семейных драгоценностей и никакой записки. Сторож равнодушно посмотрел на это богатство и проворчал: "Лучше бы там было немного ржаных сухарей". Владыка задумался, наконец сказал: "Вот что, Василий, сходи завтра на Галерную улицу и приведи ювелира, что делал мне митру, если он жив".

На следующий день сторож привел ювелира. Это был сухонький старичок с накинутым на пальто одеялом, в старомодном пенсне на толстом носу. Он снял шапку и поклонился владыке.

- Многая лета, владыко. Я удивлен, зачем понадобился ювелир?

- У меня, Семен, есть к тебе дело… У нас в храме собралось достаточно пожертвований от прихожан. Ты составь опись и сделай оценку каждой вещи. Мы все это от имени прихожан Православной Церкви передадим в Фонд обороны на танковую колонну.

- С радостью, владыко,- ювелир вытащил специальные весы, лупу. Работал он три дня. Один день выдался особенно тяжелый. Еще вчера владыка послал Василия к старому священнику, который уже не мог выходить из дома, чтобы отнести ему банку с кашей, пакетик чая и десять поленьев дров. Ушел Василий и не вернулся. А в то время, если кто не вернулся, то уже не возвращался никогда. Тем более, что и вчера, и сегодня город вздрагивал от рвущихся на улицах снарядов. Владыка очень скорбел. Вечером он один ходил по храму с иконой Николы. Но поминать за упокой воздержался. А утром проснулся от настойчивого стука в двери. Когда он открыл их, перед ним стоял - весь заиндевевший, посиневший от холода, но улыбающийся - его верный слуга Василий.

- Слава Богу! - сказал митрополит и перекрестился. Василий поведал ему, что банку с кашей и дрова доставил по назначению. Батюшка благодарил и велел кланяться. А когда шел назад, вблизи рванул снаряд, и его отбросило, ударив о стену дома. Понемногу опомнившись, он кое-как добрался до батюшки. Батюшка напоил его чаем, положил на диван, где он и пролежал двое суток.

Вечером владыка написал обращение в Фонд обороны, что прихожане Православной Церкви жертвуют на танковую колонну св.Александра Невского 3,5 млн рублей и еще золотые украшения и драгоценные камни на крупную сумму. Опись прилагается. Наутро сторож Василий, в сопровождении нескольких прихожан, отнес в военкомат чемодан с пожертвованиями и все сдал военкому под расписку. На следующий день владыке позвонили из Смольного и просили передать благодарность прихожанам от Городского комитета обороны. Поинтересовались, не нужно ли чего? Владыка ответил, что кончилось красное виноградное вино для Богослужения и с дровами плохо. Пообещали все доставить. Предложили прикрепить его к столовой Смольного. Батюшка отказался. "Как все, так и я", - сказал он. Тогда, после короткого молчания, голос в трубке сказал: "Мы будем вам помогать продуктами и дровами…"

Как-то на неделе, через военную почту, он получил письмо из Ульяновска, где тогда располагалось Управление Православными церквами страны. Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Московский Сергий писал, что состарился, удручен многими болезнями и немощью, что с каждым годом усиливаются возрастные недуги, и поэтому он вынужден составить завещательное распоряжение, в котором наследником местоблюстителя Патриаршего Престола объявляет его - Алексия, митрополита Ленинградского.

Узнав об этом, сторож Василий заулыбался и сказал:

- Теперь вам, владыко, умирать ни в коем разе не полагается.

- На все воля Божия, - ответил владыка и перекрестился, - Как Ему, Милостивцу, угодно, так и да сотворит с нами.

И Господь вознаградил владыку за его смирение, доброту и преданность Церкви и православному народу, который он не оставил в страшные дни 900-дневной блокады, хотя имел возможность улететь на самолете. Однажды пришлось ему все же отлучиться на неделю из блокадного города по вызову Митрополита Московского Сергия. И многие запомнили в Ульяновске, как владыка Алексий с удивлением сказал: "Боже, как вы все здесь много едите!"

И ему, родившемуся в 1877 году и поставленному в епископы еще дореволюционным николаевским Синодом, Бог даровал многая лета жизни и долгие годы Патриаршего служения, и умер он в глубокой старости. И мы помянем его добрым словом, смиренного служителя Божия, предстательствующего за нас, грешных, перед Святым Престолом Божиим. И до сих пор можно пойти и посмотреть его убогую келью на колокольне Князь-Владимирского собора и тесную комнатку в Никольском соборе, где он долгие 900 дней и ночей молился, прислушиваясь к взрывам снарядов. И ушла, наконец, эта безконечная страшная зима смерти, унесшая многие сотни тысяч жизней. Вместе с весенним ледоходом по Неве, вмерзшие в льдины, медленно проплывали трупы. А кто остался жив, радовался весеннему солнцу, прибавке нормы хлеба, зеленой травке, которую стригли ножницами и поедали, спасаясь от цинги. Кончилась война, народилось новое поколение, потом от них еще одно, от которых эта война отодвинулась далеко и стала легендой. Но они не должны забывать, что живут в городе, где совершались великие дела и были великие страдания народные, где на кладбищах покоятся сонмы мучеников блокады, безвинные жертвы ужасной войны, освятившие своей кровью и своими страданиями эту землю, эти улицы, по которым мы сейчас ходим. Ленинградцы отстояли город от врага страшной и дорогой ценой - своей жизнью.

Валерий ЛЯЛИН