Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

"Православный Санкт-петербург" №28, октябрь 1994г.

ВРЕМЯ УМИРАТЬ

Одно из самых тягостных зрелищ на свете - поминки, совершаемые атеистами. Вот все пришли домой от свежей могилы. Встает старший, поднимает рюмку… И в этот момент, все просто физически ощущают, что что-то могут и должны сделать для того, с кем только что простились. Молитва об ушедших - это потребность сердца, а не требование церковной дисциплины. Сердце требует: помолись!!! А рассудок, покалеченный еще школьными уроками безбожия, говорит: "Молиться некому: от того человека, с которым мы жили еще три дня назад, не осталось уже ничего, кроме безобразия, засыпанного землею". И даже на лицах людей отражается эта внутренняя ошибка. И звучат столь ненужные слова: "Покойник был хорошим семьянином и общественным работником"…

Что люди выносят с кладбища? Что сам ушедший смог обрести в опыте своего умирания? Сможет ли человек увидеть смысл в последнем событии своей жизни - в смерти? Или и смерть - "не впрок"? Если человек перейдет границу времени в раздражении и злости, в попытке свести счеты с судьбой - в Вечности отпечатается именно такой его лик… Поэтому-то и странно, что, по мысли Мераба Мамардашвили, "миллионы людей не просто умерли, а умерли не своей смертью, т.е. такой, из которой никакого смысла для жизни извлечь нельзя". В конце концов, то, что придает смысл жизни, придает смысл и смерти… Именно ощущение безсмысленности смерти и делает столь тяжелыми и неестественными похороны атеистов.

Для сравнения сопоставьте ваше ощущение на старом кладбище, где покой людей сторожат могильные кресты, с тем, что чувствует ваше же сердце при посещении советских звездных кладбищ. Можно с мирным и радостным сердцем гулять - даже с ребенком - по кладбищу, скажем, Донского монастыря. Но не чувствуется мира на советском Новодевичьем…

Пушкин (упокой, Господи, раба Твоего Александра!) среди обстоятельств, которые человека делают человеком, называл "любовь к отеческим гробам". Не может быть вполне человеком тот, кого никогда не посещала мысль о смерти, кто никогда в тайнике своего сердца не повторял слова прп. Серафима Саровского: "Господи, как мне умирать будет?"

Событие смерти, ее таинство - одно из важнейших во всей жизни человека. И потому никакие отговорки типа "некогда", "недосуг" не будут приняты ни совестью, ни Богом, если мы забудем дорогу к родительским могилам. Надеюсь, мы никогда не доживем до тех лет, когда исполнится мечта Елены Рерих, "кладбища вообще должны быть уничтожены как рассадники всяких эпидемий".

Для восточного мистицизма тело человека - лишь тюрьма души. По высвобождении - сжечь и выбросить. Для христианства тело - храм души. И верим мы не только в безсмертие души, но и в воскресение всего человека. Потому и появились на Руси кладбища: семя бросается в землю, чтобы с новой космической весной взойти. По слову ап. Павла тело - храм духа, живущего в нем, а "и храм поруганный - все храм". Тела дорогих людей у христиан принято не бросать в огненную бездну, а класть в земляную постель…

"Всему свое время… время жить и время умирать", - говорится в Экклезиасте. Может быть, самое разительное отличие современной культуры от христианской - в неумении умирать. Ушла культура старения, культура умирания. Человек подходит к порогу смерти, не столько стараясь всмотреться за его черту, сколько без конца оборачиваясь назад и с ужасом вычисляя все возрастающее расстояние от поры своей молодости. Старость из времени "подготовки к смерти", когда пора о душе подумать, стала временем последнего и решительного боя за место под солнцем, за последние "права"… Она стала временем зависти.

В середине нашего века константинопольский патриарх Афинагор I так говорил о времени умирания: "Я хотел бы умереть после болезни, достаточно долгой, чтобы успеть подготовиться к смерти, и недостаточно длительной, чтобы стать в тягость моим близким. Я хотел бы лежать в комнате у окна и видеть: вот Смерть появилась на соседнем холме. Вот она входит в дверь. Вот она поднимается по лестнице. Вот уже стучит в дверь… И я говорю ей: войди. Но подожди. Будь моей гостьей. Дай собраться перед дорогой. Присядь. Ну вот, я готов. Идем!"

Помещение жизни в перспективу конца делает ее именно путем, придает динамику, особый вкус ответственности. Но так бывает, если человек воспринимает свою смерть не как тупик, а как дверь. Дверь - это кусочек пространства, через который входят, проходя его. Жить в двери нельзя - это верно. И в смерти нет места для жизни. Но есть еще жизнь за ее порогом. Смысл двери придает то, доступ к чему она открывает. Смысл смерти придает то, что начинается за ней. Я не умер - я вышел. И дай Бог, чтобы уже по ту сторону порога мог я произнести слова, начертанные на надгробии Григория Сковороды: "Мир ловил меня, но не поймал".

Диакон Андрей КУРАЕВ