Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Родом из детства

ТОКСОВСКАЯ ДЕВОЧКА

Шел 1953 год. Поезд медленно набирая скорость, огибал голубые сопки Дальнего Востока. Холодные волны Тихого океана, раздолье тюльпанов и наш «дом коммуны», где жили фронтовики, приехавшие сюда из Германии, остались в прошлом. Мы ехали в Ленинград 12 суток. В поезде царила жара. Вагоны были забиты народом, среди которого были и бывшие заключенные, освободившиеся после смерти Сталина из лагерей. Видимо, от них я заразилась туберкулезом, к которому прибавился и менингит.

Детство прошло в Ленинградском педиатрическом институте, куда меня, умирающую, принес на руках папа. Сто тридцать раз возили на операционный стол, складывали комочком и вставляли в позвоночник острую иглу, чтобы забрать мозговую жидкость и ввести пенициллин - новый для того времени препарат и единственное спасение. После этого увозили в палату, где кровать ставили на специальные калабашки, оставляя лежать вниз головой несколько часов. Это был особый мир больных, страдающих детей. В палате нас было много: старшему мальчику - 14 лет, мне, младшей - 5. Жизнь воспринималась как сплошное страдание, к которому все-таки можно привыкнуть и даже убедить «новеньких», что все не так уж больно. Дети страдают по-своему, осмысленно, потому что знают одно - надо терпеть. Палата была нашей семьей, а врачи и нянечки - родными.

Однажды перед Новым годом папа устроил на моей тумбочке небольшую елку, которая зажигала огоньки при нажатии кнопки звонка. Я уставала ее держать, лежа вниз головой, хотела привязать ее к пальцу, потому что вся больница постоянно ходила любоваться этим чудом.

Из Токсово в Ленинград можно было добраться только на паровике. Как-то зимой случился сильный снежный занос, и поезд остановился. Папа спешил ко мне в больницу и поэтому, пройдя по вагонам, организовал мужчин расчистить путь. Поезда пошли.

Помню чувство огромного ликования: мне подарили красное платье, блестящие красненькие ботиночки и повезли домой. Папа с мамой держали меня за руки, и какое счастье было повиснуть между ними, опустив ноги!

Меня привезли в Токсово, недалеко от станции, в дом офицерского состава, куда переехала наша семья, прожившая до этого без меня 3 года в солдатской казарме. Мы жили на первом этаже двух этажного барака, где коммунальные квартиры предназначались для офицеров, служивших в Токсовском военном гарнизоне. Рядом с нашим домом росла огромная вековая сосна, за ней открывался простор зеленой лужайки и небольшой лесок. Меня все спрашивали, к кому я приехала погостить: новое лицо в гарнизоне - событие.

Соседская девочка - сейчас майор милиции, а ее муж известный в городе человек, - часто вспоминает те дивные детские годы: жили радостно, мы никогда не слышали на нашей маленькой кухне за 20 лет совместной жизни никакой брани. Все знали, где у кого хранятся ключи от комнаты, но это был скорее знак того, что никого нет дома, поскольку двери в квартиру не запирались даже ночью. Однажды выпивший человек решил у нас дождаться автобуса и, войдя в прихожую, мирно пристроился на табуретке.

В школу мы ходили пешком в Кавголово за три километра, а зимой детей возил автобус из нашей части. Мы часто бегали по территории части. В клубе, где всегда пахло солдатскими сапогами, мы смотрели кино для солдат.

Наши мальчики никогда не дрались. Играли мы всем домом в лапту, в вышибалы. Только «в войну» взрослые никогда не играли с нами. Все они, когда-то воспитанные православными, крещенными родителями, стали послушными, хорошими советскими людьми.

Я давно перестала ездить в Токсово: вид современных ларьков и многоэтажных домов на знакомых дорожках причиняет боль. Только на кладбище, куда почти полностью «переселился» наш дом, все осталось по-прежнему, оно лишь разрослось. Наш деревянный дом сгорел, здание школы заброшено, название игр забыли, а когда в 80-м году спилили нашу сосну - мой старший брат заплакал.

Детство можно вспоминать, в него можно впасть и даже купить себе детские ботиночки, только обуть их невозможно.

Ребенок болеет, надо же окрестить внучку - говорила бабушка, но ее голос упал тогда как в пустыне. Скорби не должны быть напрасными. Мне понадобилось 30 лет, чтобы осознать это, а недавно я поняла, что камень всех тяжелых воспоминаний однажды надо закопать, чтобы перестать жалеть себя и жить дальше, с Богом.

Лидия СОКОЛОВА, СПб