Главная   Редакция    Помочь газете
  Духовенство   Библиотечка   Контакты
 

Газета основана в апреле
1993 года по благословению 
Высокопреосвященнейшего
Митрополита 
Иоанна (Снычёва)

  НАШИ ИЗДАНИЯ    «Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

        

К оглавлению номера

Родом из детства

«ГОГОЧКА»

До войны мальчишки дразнили меня «гогочкой». Именно так, довольно пренебрежительно, называли чистеньких, франтовато одетых, неприспособленных ребятишек, находившихся под неусыпным присмотром своих нянек. А поскольку няня Настя водила меня в школу за ручку (пока я учился в первых классах), имя «Гогочка» - прочно приклеилось ко мне. Школа наша была создана на базе коммерческого училища царских времен, позже ее переименовали в 1-ую образцовую (она и сейчас находится там же - на Фонтанке, 62). На ее фронтоне в революционные праздники обязательно вывешивали ярко иллюминированный транспарант с лозунгом: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!».

А вот отец мой, помню, не любил Сталина. Особенно поражало и возмущало его, инженера-строителя по специальности и глубоко верующего человека - закрытие и безжалостное разрушение церквей и храмов, преследование духовенства и запрещение церковных праздников. «Вспомнят когда-нибудь о храмах и религии православной, призывающей людей к добру, состраданию и любви», - не раз говорил отец. Весной 1935 года по ложному доносу он был арестован, но через три месяца освобожден и ушел на фронт добровольцем. После войны отец поехал восстанавливать братскую Эстонию, и там судьба подарила ему встречу и дружбу с нынешним главой Православной Русской Церкви Алексием II.

Война для меня, десятилетнего мальчишки, началась ошеломляюще внезапно, неся с собою страх, голод, осознание хрупкости мира и страшной жестокости врага. И мое детство продолжилось уже совершенно в других условиях. Жизнь в Ленинграде после 8 сентября стала катастрофически ухудшаться: сгорели Бадаевские продовольственные склады. Уже с 10 декабря на детскую карточку выдавали всего по 200 граммов хлеба. Других продуктов почти не было. Город в зимние месяцы трудно было узнать: безжизненные, в снежных заносах улицы, черное небо, но самое жуткое и неестественное - полное отсутствие голубей, кошек, собак… Люди, умирающие от голода, их съели.

Я стал резко сдавать, и тогда мама, обеспокоенная моим здоровьем, решилась отправить меня в эвакуацию с малознакомой семьей из нашего дома. Эти люди, сами истощенные до предела, согласились взять меня, больного и слабого, с собой на Большую землю.

Поезд с эвакуированными отправлялся к Ладожскому озеру не с Финляндского вокзала (его сильно обстреливали), а со станции Кушелевка. На путях я увидел эшелон с трупами сотен и сотен ленинградцев, умерших от голода. Такое огромное количество умерших, сложенных как дрова - штабелями, сильно потрясло меня.

Опекуны мои умерли в дороге, а я по прибытии в Свердловск оказался в детском доме. Детский дом жил в те дни двойной жизнью: днем это была жизнь обыкновенного пионерского отряда, а вот ночью, когда дежурить оставался только один воспитатель, начиналась совсем другая жизнь… В один из таких вечеров меня принимали в «паханки», поскольку я был зачислен в старшую группу воспитанников. Детдомовский верховод Перышко объяснил мне, что прежде всего я должен усвоить детдомовские заповеди (сильно отличавшиеся от христианских), а также знать все детдомовские песни. Песни эти остались в моей памяти навсегда…

Шел 43-ий год. Сводки Совинформбюро все чаще сообщали о наших успехах на фронте. Это вызывало громадный прилив энтузиазма и радости. Желание хоть чем-то помочь фронту и приблизить долгожданную Победу привело меня и еще нескольких моих товарищей-детдомовцев на военный завод в Первоуральске. Мне тогда едва исполнилось 12 лет, а к работе на заводах допускались подростки не младше 14 лет. Но по «документам» мне было четырнадцать. И я был приставлен учеником к лучшей стахановке завода - Лизе Голубковой. Лиза ловко обтачивала на своем станке артиллерийские мины, и я пытался от нее не отставать. До станка я не дотягивался, и мне сделали подставку.

Одежда на мне была просто нищенской: ватник, холщовая, на голое тело, роба и «коты» - ботинки на деревянной подошве. Поэтому облачившись в добротную «казенку», я уже не снимал ее много месяцев. Так же поступали и мои друзья, а потому все мы скоро оказались во вшах. Раз в две недели одежду жарили в санпропускнике, но через 2-3 дня все снова начинали яростно чесаться. Так и жили: установишь мину в токарный патрон, включишь станок, а сам бежишь к косяку и чешешь о него спину. Смена длилась 12 часов, а «суп» с хлебом выдавался один раз в день. Время было трудным для всех… и для детей тоже. Через долгих и тяжелых 9 месяцев за мной приехала мама и забрала меня в родной Ленинград.

Так закончилось мое детство.

Александр КРОТКОВ От редакции. Ждем ваших писем с фотографиями в рубрику «Родом из детства».