Газета основана в апреле |
||||
НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный Санкт-Петербург» «Горница» «Чадушки» «Правило веры» «Соборная весть» |
Будучи клириком Свято-Троицкого собора Александро-Невской лавры, я духовно окормлял Александру Ивановну на протяжении десяти лет. Обет молчания она приняла еще раньше. Исповедовалась часто, с помощью записок. Писала в них только о своих грехах, и ни разу никого, кроме себя, ни в чем не обвинила и не упрекнула.
На карнизе у окна ее комнаты всегда сидели голуби. Видно, Божьи птицы чуяли человека, живущего в Духе Божием. Да и сама Александра Ивановна была как птичка Божия. Даже жест у нее был такой - радостно взмахивала-всплескивала руками, как голубка крылышками. И никто не знал, на что она живет, чем питается, получает ли пенсию. Порою прихожане приносили ей продукты, овощи с дач, а она их тут же отдавала тем, кто, по ее мнению, нуждается больше.
Александра Ивановна была очень гостеприимна. Жила она в маленькой комнатке в коммунальной квартире. Обстановка самая скромная: стол, шкаф, тумбочка, кровать. И все равно теснота такая, что к столу можно было протиснуться только боком. Множество икон на стенах. Старинных, намоленных было немного, все больше бумажные, которые ей в храме дарили; все они ей были одинаково дороги. Потом смотрю, появились на стене пустые места. Спрашиваю, где же иконы. Показывает знаками: отдала, мол. Это уже перед самой смертью. Чувствовала, должно быть, ее приближение.
Любила угощать гостей. Угощенье было самым простым - картошка, рыба - но обильным. Наготовит на одного столько, что троим не осилить. Объясняешь, что наелся, больше не можешь, а она всем видом показывает возмущение: для кого, мол, я старалась…
Одевалась очень просто, и вообще о внешнем виде мало заботилась. Тихо и смиренно несла свой великий и страшный крест молчания, ничем внешне не выделяясь среди других прихожан. Разве что взгляд ее останавливал внимание - светлый, лучистый, как бы пронизывающий тебя насквозь, все в тебе понимающий, и в то же время отстраненный, не от мира сего.
Мало кто при жизни Александры Ивановны понимал, с каким глубоким, праведным человеком свела судьба. Ведь как рассуждает иной обыватель. Молчит? - Так это оттого, что и сказать-то ей, по ее серости, нечего! Употребляет простую пищу? - Потому что готовить не умеет и не любит! Просто одевается? - Так где ей, убогой, в моде разбираться! Глубину ее духа видели немногие, да и не каждого она подпускала к себе. А самой ей многое открыто было - не умом, а духом и верой.
Я и сам, каюсь, окормляя ее, пытался порой пастырство свое показать, а ее Сам Бог пас… Прихожу однажды к ней домой, а у нее на столе аптекарские весы стоят. Выяснилось, что на этих весах она себе дневную норму хлеба отвешивала, почти как в блокаду. Сделал ей пастырское внушение, что негоже, мол, так себя голодом морить, кончину свою торопить, грех это: жизнь и смерть человеческая - в руце Господней. Весы убрала, а послушалась ли - Бог весть. В последнее время она жила уже как бы и не на земле, а в ином, горнем мире. И ушла тихо, как свечечка догорела.
Я ее сам отпевал в Ильинском храме, народу было мало, только родные и несколько близких ей прихожан. Похоронили Александру-молчальницу, как она завещала, на Ржевке, на старом кладбище, рядом с родителями, Иоанном и Наталией.
Вот и сорок дней минуло. Отслужил панихиду в Князь-Владимирском соборе. Где-то сейчас ее чистая душа? Верю, что призрел ее Господь, ибо была она «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» (1 Пет. 3, 4).
ВОИН ХРИСТОВ Комнаты-клетки Громадной квартиры, Где без конца дребезжит телефон, Хлопают двери, как будто вампиры Вонью бесовской наполнили дом. В комнате-клетке, Как птичка-пичужка, Дщерью забытая - нету лица, Смежила глазки худая старушка, Просит у Бога благого конца. В комнате-клетке Слышны ее вздохи: «Господи, Господи, всех их прости…» А за фанерной стеной у Евдохи - Пьяная драка, посуда летит. Комната-келья, Ну где помолиться?… В храм не добраться, так ноги болят. А в коммуналке народ веселится В Страстную Среду! Аж искры летят. Комната-келья, как малый окопчик, Где окопался сей воин Христов. Молится стойко и даже не ропщет. Дверь вышибают, срывая засов. Комната-келья Наполнилась смрадом, Кто-то кричит: «Выгоняйте ее, Все веселятся… молиться ей надо!…» - Вот каково у бесов житие. Комната-келья… Хлопают двери, Светит лампадки живой огонек. Смотрит старушка: как дикие звери, Бегают люди, - ни слова в упрек. Комнаты-клетки… Прости окаянных, Спасе, Заблудших, ослепших людей. Многих зовешь Ты, да мало избранных, Милостив буди, спаси от сетей!… Протоиерей Виктор Грозовский