![]() |
Газета основана в апреле |
|||
НАШИ ИЗДАНИЯ |
«Православный
Санкт-Петербург»
![]() ![]() ![]() ![]() |
Ответ невероятен - молниеносен, по-детски радостен, играющ и распевен: «Аминь». Во вратах появляется сухощавый высокий старец. Как и «аминь», его вид необычен, весел. Поверх монашеская скуфья повязана чем-то вроде полотенца или платка, с толстым узлом впереди, над лбом. Рукава подрясника закатаны до локтя, а сам подрясник - до колена, и кажется, что край его не обрезан ножницами, а оборван, или обрублен топором - лоскуты висят по всем сторонам. Его взгляд - живой и проницательный, хотя и не испытующий, глаза глядят перед собой, в землю.
У дома с входом, направо от него, благоухает церковь, куда он прежде всего ведет меня поклониться святым иконам. Келлиотская церковь достаточно скромна - расписана аляповатой барочной живописью. С иконостаса, пред кадилом, или повешенные на гвоздь, или просто так, свисают стеклянные расписные шары, которыми украшают новогоднюю елку. Такое я вижу впервые. Сотни, тысячи блесток, разбросанных во все стороны. На стасидии в полном беспорядке - огарки свечей, фитили и поплавки в кадиле, как новые, так и использованные, кадильный уголь, коробочки с ладаном, несколько зажигалок (большинство, вероятно, неисправные), два фонарика, шапка, четки, ножик, батарейки, нитки. Внизу - куча сухого лаврового листа, а также вербочка. Может быть, этого года, сейчас ноябрь, за долгое время она высохла и запылилась. И вокруг всего - паутина. Царство паутины.
Сходим по лестнице, идем в трапезную - кухню, где настоящий хаос. Посуда не просто разбросана, она свалена в кучу без всякого порядка, одно на другое, как забытое и ненужное. Дальше - целый дом с семью восьмью помещениями, здесь он живет. А между всеми сундуками, столами, скамейками, сверлами, топорами, молотками - едва можно пройти.
В трапезе хозяин предоставляет мне место за столом у окна. Со стола снимаются какие-то коробки, один большой грубый напильник для обработки дерева и тряпка неопределенного цвета и текстуры. На столе остается несколько глубоко режущих долото, заготовки для деревянных больших и малых ложек, соломенная шляпа, несколько тарелок с малым количеством еды. В одной из тарелок - черные и зеленые следы от некогда бывшего там варева. Хозяин снует по трапезе, проходит два-три раза в одном из проходов, убирает эту тарелку, чтобы она не торчала у моего носа. Он ставит на стол угощение, мандарины, ракию. Извиняется, говоря, что ему нужно мочить дерево, просит подождать его несколько минут. Я включаю магнитофон, чтобы мне не было скучно. Сижу, слушаю литургию и смотрю вокруг.
Внешний вид здания дал мне почувствовать, что дом в аварийном состоянии: крыша в нескольких местах провалилась, и там, вместо заплаты, просто притиснуты доски. Рамы в окнах полностью прогнили, многие стекла выпали и затянуты тряпками.
Вижу, что в некоторых местах, где отпала штукатурка с потолка и осталась голая рейка, недавно протекала вода. Как же не быть сырости, думаю я, если несколько дней лило как из ведра, и долго лило. Вероятно, выпало дождя столько, сколько выпадает за десять месяцев. Когда старец воротился, я спросил его, сильно ли его затопило. Нисколько, ответил он, светясь счастьем. «У меня здесь две цистерны для стока вод. Большая цистерна треснула и не держит больше воду. Вода прибывает, тогда я выхожу и смотрю, что с цистерной. А она переполнена. Возвращаюсь - у входа каплет, вода все прибывает. Иду в Церковь и говорю: «Пресвятая Богородица, ты знаешь, что большая цистерна треснула. А малая вся полна. Зачем без нужды литься такому количеству воды? Ты Сама сохрани мой дом от повреждения. Помоги мне, Пресвятая Богородице, ибо я стар и немощен!» Пока читал я, и часа ни прошло, пришел в себя, а вокруг меня - тишина, вода перестала течь!»
Я не заметил, когда и как он все переменил на столе и поставил передо мной сухой хлеб, размоченный в воде и открытую банку сардин. Я знаю, что рыбы в богатых святогорских кельях - лакомство, а тут... Стыдно мне, что я потревожил его. А он смеется. «Ешь, - говорит, - тебе еще долго идти, до самого моря, был бы хороший спуск. А тебе ведь надо и дальше».
Пока я ел, я узнал, что моему хозяину 80 лет (а легок - как серна), на Святую гору пришел в 1926 году и с того времени никогда с нее не отлучался. Ложки хорошо идут. Прекрасное рукоделие, не мешает молитве. Раньше, когда его старец писал иконы, келья была богата. (Рассказывали мне позднее, что когда тот старец-иконописец умер, он раздарил направо-налево шестнадцать мешков утвари). От тех времен сохранился один шкаф, весь в паутине, и роскошный иконостас в церкви. Но он не слишком охотно рассказывал о своем прошлом и прошлом своей кельи. Рассказал мне одну притчу о чудотворном источнике, из которого он принес мне воду для питья, о своих соседях, подвижниках, выше которых нет. Вздохнул и сказал: «Кажется, Святая Гора уже не та, что была».
Я знал сам от других, что во время жизни его старца, в келье был образцовый порядок. Он богато жил, имел все. Я не спрашивал его, жалеет ли он о тех временах, да и то ли значил его вздох? Сомневаюсь. Ясно, безбрежно, углубленно он произнес: «Господи Иисусе», и эти слова - не могли быть ропотом.
Павел РАК