Издание газеты
"Православный Санкт-Петербург"
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть»|
Издание газеты |
|
|||
| НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный
Санкт-Петербург»
«Горница»
«Чадушки»
«Правило веры»
«Соборная
весть» |
|||
ПРО ЭТО
Я не хочу писать про это,
Кричу я музе: «Отвяжись!»
Но к жертве требует поэта
Не Аполлон, а наша жизнь.
Ведь мы спиваемся все, братцы,
Не клевета это, не глум.
Последний шанс за ум нам взяться,
Пока не пропит напрочь ум.
О, сердце бедное поэта
И дух, утративший покой!
Я не хотел писать про это,
Но Бог водил моей рукой.
А может, спаивают нас?
Но это уж другой рассказ.
†††
Почесал я по-русски затылок,
И задумчиво ввысь поглядел,
И пошёл по стеклу от бутылок
Всех, что выпить за век свой успел.
Проклинал я себя всю дорогу,
И зарёкся я больше не пить…
И такая дорога есть к Богу.
Почему же такой ей не быть?
†††
Куда ни глянешь — горе,
Немая стынь в груди.
О Господи, доколе?!
Доколе, Господи?!
Как галки с колоколен,
Слова слетают с уст.
Кто вечно недоволен
Собою, тот не пуст.
Уж так душе погано, —
Что ж, знамо, не в раю,
Не зря же из стакана
Разит так серою.
Чертяку в певчем хоре —
Найди его поди…
О Господи, доколе?!
Доколе, Господи?!
†††
Не жалок ей нищий убогий.
Н.А.Некрасов
Мне жалок убогий и нищий
И тот, кто в дешёвом винище
С нужды утопил свои дни;
Таких уже даже не тыщи,
И русские все ведь они.
†††
Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.
Смеётся пьяная девица,
Садясь в попутный «мерседес», —
Её литые ягодицы
За нить подёргивает бес.
На пустыре с начала мая
Идёт строительство тюрьмы.
Всё это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы?
ЖАЖДА
Великой жаждой обуян,
Он продал старенький баян —
Свою последнюю отраду,
И выпил две бутылки кряду.
Пришёл домой в дымину, в стельку,
Сел на убогую постельку;
Великой жаждой обуян,
Забыл, что пропил свой баян.
И мнимые ремни накинул,
И мнимые меха раздвинул,
И пальцами затеребил,
И всех забыл, и всё забыл.
Одну мелодию лишь помнил
И ею комнату заполнил.
Хоть пустоту рука встречала,
Звучала музыка, звучала.
И с ужасом жена глядела
На столь невиданное дело.
†††
Как-то утром у трактира
(А в кармане ни гроша)
С вездесущим князем мира
Хмурый встретился Левша.
Обнял князь Левшу за плечи:
«Друг! Зайдём? За всё плачу!»
Подковать блоху полегче,
Чем ответить: «Не хочу».
И зашли они… И вышли
На бровях — во всей красе.
Был Левша наказан свыше:
Стал правшою, как и все.
†††
Тучи сизые нависли.
Глубь России. Ночь. Вокзал.
«Понимаешь, нету жизни», —
Мужику мужик сказал.
Прокатилась по буфету
Эта фраза. Стали пить.
«Наливай! Где жизни нету,
Там откуда смерти быть?»
†††
Он в пороках неуёмен,
Не воздержан на слова,
Но душой ещё не тёмен,
Потому что мать жива.
Есть ещё кому молиться
За него сквозь дымку слёз.
Долго ль это будет длиться?
То уже другой вопрос.
†††
Первые сединки в волосах.
Тонкие чулки в такую стужу.
Брови словно нитки.
А в глазах —
Ничего, похожего на душу.
И стоит, румянами горя,
«Сука привокзальная», «Катюха»,
«Катька-Полстакана», «Катька-шлюха».
Катя… Одноклассница моя…
†††
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю,
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли
Седая, в струпьях и с клюкой…
Да если б мы её любили,
Могла бы стать она такой?!
ПЕЙЗАЖ
С неба снег летит, кружа,
На дорогу, на бомжа,
Что так сладко спит в кювете,
Позабыв про всё на свете.
Снег кружится, снег летает,
На лице бомжа не тает…
†††
Пора весенняя плыла,
Цвели средь мусора фиалки.
Бомжиха тройню родила
В картонном домике на свалке.
Младенцы есть хотят, к пустым
И дряблым грудям припадают.
Сквозь родовой горячки дым
Мать говорит: «Пусть пропадают…»
Россия! Мать всего людского!
Кто так посмел тебя распять?!
…В раю у Дмитрия Донского
Рука легла на рукоять.
†††
О, эти нищенские пенсии
Старух и дряхлых стариков.
Их накормить стремятся песнями
Безстыдных шоу-пошляков.
Какое подлое грабительство!
Что ни чиновник, то и плут.
Да ты ли русское, правительство?
Меня сомнения берут.
В ПРЕДЕЛАХ МИЛОСЕРДИЯ
Ты помоги нам, Матерь Божия,
Найти свой путь средь бездорожия.
А те, кто застят нам наш путь,
О них Ты тоже не забудь:
За их недоброе усердие
Сбить нас с пути, свести с ума
Придумай что-нибудь Сама
В пределах милосердия.
†††
А я видел, как били бомжа
За кольцо колбасы. Били долго.
Били с толком его, не спеша,
С беспощадной улыбкой —
Как волка.
Он пытался им туфли кусать,
Под прилавок хотел закатиться.
И никто не посмел заступиться,
Только я вот решил — написать…
†††
О, дни лукавства! Злобы лета!
Лжи и предательства стезя!
Отрадней в дуло пистолета
Взглянуть, чем ближнему в глаза.
Тут даже мало быть поэтом,
Здесь только Богом надо быть,
Чтобы людей за всё за это
Не ненавидеть, а любить.
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
От тоски или от лени
Не являлся. Наконец
Возвратился. На колени
Перед сыном встал отец.
Плакал он, дрожали плечи,
Прах земной сжимал в горсти:
«Сын, прости меня, прости,
Не сберёг я мать до встречи…»
СТАРАЯ КАРТИНА
Тоска… Безверие… Хандра…
Гримасы кислые с утра.
Мы все к плохому так привыкли,
Так мил нам в душах неуют,
Что если кто-нибудь вдруг крикнет:
«Мне хорошо!» — его убьют.
Убьют холодным, злобным словом,
Покрутят пальцем у виска
И успокоятся. И снова:
Хандра… Безверие… Тоска…
Да, неприглядная картина —
Века такую не сотрут, —
Так речка зарастает тиной,
Так ряской зарастает пруд.
ВЕСТЬ
В мире уж давно нечисто,
Загляни в его нутро:
Зло упитанно, плечисто,
А Добро… А где Добро?
И любви весь вышел срок,
Секс пришёл любви на смену.
Воцарён везде порок,
Верность бьётся лбом о стену.
Похоть тешится, шутя,
И разврат плюёт на небо.
Продаёт себя дитя
За кусок гнилого хлеба.
Извращённый чей-то бред
Нарекли образованьем.
Срок пришёл весь белый свет
Называть другим названьем.
Если жить так силы нет,
Если сердце не на месте,
Если ты ещё поэт,
Содрогнись от этой вести.
†††
Кто там на улице стреляет?
А то, повесив на забор,
Соседка тряпку выбивает,
Так называемый «ковёр».
Его бы выбросить на свалку,
Но сука-бедность не даёт,
И, высоко вздымая палку,
Хозяйка бьёт его и бьёт.
С какой-то лихостью гусарской
Колотит тряпку всё сильней!..
Наверно, бедной, мнится ей,
Что сводит счёты с государством.
†††
Я помню всех по именам,
Кто нас учил, что труд — награда.
Забудьте, милые, не надо…
Труд — наказанье Божье нам.
Как может быть мой дух высок,
Когда до поту, до измору
Я за говядины кусок
Дворец роскошный строю вору?
Ведь я потворствую ему,
Ведь я из их, выходит, своры…
О век! Ни сердцу, ни уму,
Ни духу не найти опоры.
МАЛЕНЬКИЙ
АПОКАЛИПСИС
Какая-то в воздухе смута
Сгущает несносную тьму.
Как будто я должен кому-то,
Вот только чего и кому?
Как будто отрезали крылья
Душе. Они стали мешать.
Уже и все окна открыли,
А всё равно нечем дышать…
†††
В мечтах несбыточных кочуя,
Я износился, как пальто.
Не ведал сам, чего хочу я.
А то, что сделал, всё не то.
И прав племянник: «Поздно, дядя,
Ты начал Библию читать».
…Пусть, на моё паденье глядя,
Хоть он научится летать.
СУМАСШЕДШИЙ
Как хорошо в саду больничном
И нам, и птицам, и цветам!
Себя я чувствую отлично.
Как хорошо, что я не там,
Где людям не хватает солнца,
Где из-за рваного червонца
Пырнут ножом и кинут в ров,
Где тени нет улыбки кроткой,
Где зло и ложь, где сущий ад!..
Недаром обнесен решёткой
По всей длине наш тихий сад.
ЛЮБОВЬ ЗЕМЛИ
Она всех любит без разбора,
То право свыше ей дано.
Святого старца или вора
Ей принесут — ей всё равно.
Из трав и снега её платья,
И нрав её отнюдь не злой,
Но, кто попал в её объятья,
Тот сам становится землёй.
И вновь свободна, вновь невеста
Она, покорна и тиха,
И новое готово место
Для жениха.
МОЕМУ КРЕСТНИКУ
Хорошо лежать под ивой,
Тихо плещется волна.
Жизнь коровою бодливой
Только кажется. Она
По своей глубинной сути
Тихий ласковый телок.
Никакой в ней нету жути,
Береги её, сынок.
†††
Я не пойму, куда всё делось?
Ты, если знаешь, подскажи.
Где духа мощь и сердца смелость?
Где доброта людской души?
Или с рожденья наши души
Не посещала доброта?
Боясь в ответ услышать «да»,
Я в страхе закрываю уши.
†††
Отчего закат так красен,
Будто выкупан в крови?
Был преступен и ужасен
Век, нам данный для любви.
Горе нам, забывшим Бога!
Заржавеет скоро ось,
Оттого что слишком много
Крови в Землю пролилось.
Остановится планета
Не случайно и не вдруг.
Но не хочется об этом
Думать людям, недосуг.
ЗАБЛУДШАЯ ДУША
Всю жизнь я с ней живу,
Ни к чёрту стали нервы:
А вдруг её «ау»
Не Бог услышит первым?
Один бы я урод
Такой был — дрожь по коже,
Но ведь и мой народ
С душой живёт такой же.
И всю нашу мольбу
Пускает бес по кругу,
И слышит лишь пальбу
Бог нашу друг по другу.
Под грохот «калаша»
Лишь тёмный дух воспрянет.
Заблудшая душа
Вот-вот пропащей станет…
ПРИЗНАНЬЕ
Я жертва дьявольской эпохи,
И рай не светит мне, увы.
Но я пишу. Пишу о Боге
В надежде, что спасётесь вы.
Признанье это иль призванье?
Но да продлятся ваши дни!
А человеческое знанье
Незнанью полному сродни.
И потому я не трясусь:
Быть может, с вами и спасусь.
РЕТРО
Крестьяне полюшко пахали,
А кто-то пил коньяк в «Астории»,
Но нас тогда уже толкали
Ещё не в ад, но из истории.
Как нынче прошлое поблекло!
Теперь нас тащат прямо в пекло.
†††
Я всеми силами храню
От века нашего отсталость,
Который губит на корню
Всё, что людского в нас осталось.
И пусть нельзя остановить
Сей век игрой на жалкой лире,
Дай Бог хоть разум сохранить
В безумном этом мире.
†††
И в том, что зла вокруг без меры,
И что вокруг без меры тьмы,
Виновны только маловеры,
И маловеры эти — мы!
На что мы, собственно, готовы,
Коль нет сил выдержать поста?
Застанет нас вопрос Христа
Врасплох, когда Он спросит: «Кто вы?»
И мы, поднять не смея глаз,
Услышим: «Я не знаю вас».
И станем локти мы кусать,
А дальше… не хочу писать.
†††
А эта беда называется «рынок» —
Печальный итог чьих-то мудрых затей,
Когда шоколадный Казбек на витринах
Сверкает слезами в глазенках детей.
И мать, что души в своем чаде не чает,
Рывком обрывает его: «Отвяжись!»
Жизнь горькою солью детишек встречает.
Лишь солью, без хлеба,
встречает их жизнь.
†††
Наливай, сосед Василий,
Смутно сердцу моему:
Есть Россия? Нет России?
Не пойму.
У кого мы на аркане?
Смех бесовский за спиной.
Неужели мы в стакане
Утонули со страной?
