![]()
Издание газеты |
|
|||
НАШИ ИЗДАНИЯ | «Православный
Санкт-Петербург»
![]() ![]() ![]() ![]() |
СТАРИННАЯ ФОТОГРАФИЯ
Передо мной старинная
фотография семьи Грачёвых. Отношу её приблизительно к 1915 году. На заднем
плане дом моего деда, в котором прошло моё раннее детство и куда до войны мы
ездили на лето. Стоят и сидят возле палисада десять человек. В центре сидит
дед, Николай Иванович Грачёв, могучий старик с огромной белой бородой, как у
Льва Толстого. Волосы на голове сивые, от грачёвской черноты уже ничего не
осталось. Глаза смеются, и под усами блуждает улыбка. Такое впечатление, что
отпустил какую-то шутку по поводу своего семейства и сам очень доволен. Но
всех остальных шутка задела. Все суровы, отчуждены, некоторые просто обижены
и расстроены. «Тятенька был суровенький».
Лицо у деда удлинённое, огромный лоб, крупный прямой нос. Не успел дед принарядиться для фотографии: пыльные сапоги с высокими голенищами, рубаха горохом навыпуск. Подпоясан. Сухие руки лежат на коленях. И сам сухой, костистый. Рубаха висит на нем складками.
Рядом с ним — бабушка Анна. Маленькая старушка в темном платочке. Лицо круглое, даже более того — «редька хвостом вверх» — по меткому выражению тети Нади. Тётушка моя и надо мной так же подсмеивалась: «Вылитая бабушка Анна. И лицо — редька хвостом вверх, и простота её вся тебе досталась». А бабушке моей здесь лет 65. Примерно такого же возраста, как я, когда взялась описывать эту фотографию и собирать записки воедино.
У левой руки деда сидит его старший сын Яков. Он черноволос, как и все Грачёвы. И фамилия дана по древней кличке — грачи. Яков долгое время работал в Питере буфетчиком, но оставаться здесь не собирался. Скопив деньги, вернулся в родную деревню. Выстроил отличный дом. Женился. Жену выбирал работящую. И правда, Семениха готова была, подоткнув подол, работать день и ночь без передыху. Первый в деревне купил молотилку. Но – революция, затем продразвёрстки, продналоги и раскулачивание... Его, как лишенца, отправили в ссылку в Архангельск. Семенихе шепнули — завтра с тебя начнут раскулачивать. Вечером, обрядив скотину, а скотины полон двор, она подоткнула палочкой ворота, взяла с руки узелок и ушла в ночь.
Сидит ещё в первом ряду сестра Николая Ивановича — Мария Николаевна Грачёва. Она была староверка, жила, как монахиня, в отдельной келейке у брата на задворке. (Совсем как сказочная бабушка-задворенка). Лицо у неё тоже очень крупное, удлиненное, сильно выдаются скулы. В далеких предках явно примешалась «чудь белоглазая». Мне же достались от этой чуди не только скулы, но и безцветные брови и сивые волосы. Для нас Марья Николаевна была нашей бабушкой, к ней мы приезжали на лето. Других бабушек мы не знали. Они умерли задолго до нашего появления на свет. Умерла баба Марья осенью 1944 года в возрасте 94-х лет.
Совершенно особое место в моей душе занимает тётя Филя — Фелицата Николаевна Грачёва. На снимке она в верхнем ряду в середине.
В семье моего деда дочери были основные работницы. Выдав замуж троих старших, младших он выдавать не торопился. К Фелицате шесть раз сватались. Отец отказывал. А потом и свататься перестали. Когда-то Фелицата пожила в Кронштадте у своей двоюродной сестры, Матрёничевой Марии Михайловны, в горничных. Матрёничевы жили на широкую ногу. Прислуги было много. Горничные ходили обязательно в корсетах и в туфельках на высоком каблуке. То ли богатство портит людей, то ли создаётся богатство людьми с определённым характером, только эти близкие родственники не оставили у моих тёток приятных воспоминаний. Обиды запоминаются на всю жизнь. Только два эпизода рассказала мне тётя Филя из своей жизни в Кронштадте.
Однажды Александра Михайловна не обнаружила на месте золотой вещицы и тут же пошла к своей горничной Фелицате:
— Не иначе, Фелисатка, как ты взяла!
Тётя Филя проплакала ночь и решила уехать. Но утром хозяйка нашла потерю.
Одну из дочерей хозяева выдавали замуж за дворянина, дав за нею огромное приданое. Свадьбу играли в Дворянском Собрании. Прислугу тоже привезли посмотреть на свадьбу. Их впустили с заднего крыльца и разрешили постоять у двери в зал. Среди них была и горничная Фелицата.
В деревне умирает её сестра. Остались два мальчика — двух и пяти лет. Дедушка Николай сказал:
— Иди к Фёдору Павловичу. Дети-то родные.
Вырастила сыновей. Старший ещё успел окончить военное училище. Оба погибли в июле 1941 года.
Тётя Филя по своей натуре была мученица. За всё плохое, что происходило с ней и окружающими её людьми, она считала себя в какой-то степени виноватой. Даже за создание колхоза в родной деревне она вину возложила на себя. Ей казалось, что коллективный труд будет и легче, и веселее. А как красиво, если поле не будет поделено на полосы, а до самого леса сплошной стеной будет стоять рожь! Она первая подняла руку — за! Тогда ведь тоже играли «волей народа». Она никогда не была ни председателем, ни бригадиром, но оставлять поле незасеянным душа не позволяла.
— Бабы, давайте сеять.
— Ты голосовала, ты и сей!
И сеяла. Лукошко с зерном через плечо — и горстью всё поле засеет.
В войну жила совсем одна. В колхоз тогда всяких уполномоченных присылали: по сбору налогов, по заготовкам, на посевную. Приезжал человек из райцентра, его ж где-то поселить надо. У Маши-Карапаши не поселишь — ребятишек девять человек и куска хлеба в доме нет. у Фелицаты чисто, сытно, спокойно. Рассказываю об этих уполномоченных из-за одной её фразы. Она много думала о судьбе России, о революции, о колхозах. Считала, что колхозы — прекрасная идея, но использовали её не для созидания, а для разрушения.
Один уполномоченный из городских побывал на фронте, был ранен, о коллективизации знал только по книжкам. Здесь впервые услышал правду.
— Да когда же это было, бабушка?!
— Да вот, когда у Сталина голова-то закружилась от успехов!
Тогда эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба. А теперь уже не знаю, как и написать, чтобы читающий хоть немножко почувствовал то время. От слов моей тётушки уполномоченный даже вспотел.
— Бабушка, ты больше никому такие слова не говори. Ведь тебя посадят, да и меня вместе с тобой за такие разговоры. Запомни: не было у нас такого разговора.
А Сталина иначе как антихристом и не называли.
† † †
Ещё хранятся в семьях старинные фотографии. Им лет сто, а то и больше. Ещё живые пока люди, которые помнят эти лица, знают судьбы своих родных. Но этого мало. Надо, чтобы знали и помнили дети и внуки. В этих фотографиях не только история семьи — в них история нашей многострадальной России.