Главная   Редакция    Помочь газете   Духовенство   Библиотечка   Контакты			Издание газеты "Православный Санкт-Петербург"
НАШИ ИЗДАНИЯ	«Православный Санкт-Петербург»       «Горница»       «Чадушки»       «Правило веры»       «Соборная весть»

К оглавлению номера

ПО СВЯТЫМ МЕСТАМ

Толстенные стены храма из древней плоской плинфы видели и свирепые полчища гуннов, и пахнущих конским потом и бараньим салом узкоглазых конников Золотой Орды, и лютых персидских огнепоклонников, и хищных чеченов, и кровавых турецких янычар. Все они огнем и мечом прошли через благословенные иверские земли, текущие млеком, медом и вином.

Эти толстые стены зимой хранили летнее тепло, а летом благодатную прохладу. В храме стояла необыкновенная, удивительная тишина. Шаги идущего по коврам священника Мелхиседека Хелидзе, едва ли не такого же древнего, как сам храм, были беззвучны и легки.

Но вот в храм пришел местный крестьянин в черной кахетинской шапочке, с бронзовым от палящего солнца лицом. Остановившись в притворе, он снял свою шапочку, обнажив седую коротко стриженную голову, и, воздев руки к Иверской иконе Божией Матери, сотворил краткую благодарственную молитву. Из-за колонны тихо, словно безплотная тень, вышел о. Мелхиседек и благословил его. Кахетинец поклонился и достал из сумки синюю кастрюльку. Отец Мелхиседек поднял крышку и наклонился. Я почувствовал благоухание горячего чахохбили - великолепного грузинского кушанья из курицы. Оно было одобрено и унесено в трапезную.

Позже, в трапезной, отдавая должное чахохбили и запивая его белым кахетинским вином, мы сидели вместе с о. Мелхиседеком, и он с грустью рассказывал мне: "Много веков, не щадя своей жизни, грузинский народ отстаивал Православную веру, сражался с татарами, персами, турками, чеченами, проливая свою и вражескую кровь. Вера, Родина - вот главные сокровища, которые были у нашего народа. Мы этим были живы. Матери руку младенца складывали для крестного знамения, псалом был их колыбельной. Уста наших женщин шептали молитву, когда они творили тесто для хлеба. На наших одеждах были вытканы кресты. Вся наша жизнь от колыбели до могилы были освящена православной верой, и сладкое имя Христа, Божией Матери и святого Георгия всегда было в наших сердцах. Не то теперь. Злые наступили времена. Коммунисты вытравливают из народа веру. У людей появился идол - деньги, богатство. Все стараются наживаться, копить, строить роскошные дома, покупать дорогие вещи, машины. В старину, когда грузины жили бедно, когда они ютились в простых саклях и даже землянках, когда питались скудно и носили простую, домашней работы одежду, вера была сильна, и честь берегли смолоду. После этой войны грузины начали богатеть, а вера их стала хиреть. И почему это? Потому что, подобно древним евреям, наш народ стал поклоняться не истинному Богу, а маммоне. И я плачу и скорблю о нашем народе, чтобы его не постигли за это отступление от Бога страшные казни, какие свершились над еврейским народом.

Посмотри, генацвале, как мало теперь ходит в храм людей. Коммунисты закрыли наш храм в тридцатые годы. Видишь, из окна видны корпуса? Это все монашеские келии. Здесь до революции был женский монастырь. Много в нем обитало монахинь. На освящение новой монастырской церкви приезжала сама вдовствующая Императрица. Я ее встречал и говорил по-русски. Тогда мало кто из грузин знал русский язык. А я окончил Духовную Академию в Петербурге. Да-да, по первому разряду окончил, кандидатом богословских наук. Вот и знак есть".

Действительно, у о. Мелхиседека к наперсному кресту на малой цепочке был пристегнут серебряный академический знак.

"Так вот, монастырь в одночасье закрыли, монахинь разогнали, а в корпусах устроили районную больницу. Церковь внутри разорять не стали, так как это национальная и историческая святыня, но в больнице не хватало столов, и завхоз приказал взять из церкви большую чудотворную икону Иверской Божией Матери, чтобы сделать из нее стол. Сыновья завхоза, два взрослых балбеса-комсомольца, сначала вдоволь поиздевались над святым образом: ковыряли ножом глаза, полосовали икону вдоль и поперек. Вначале этот стол поставили в перевязочную, но целый день сюда приходили монахини, плакали и просили выставить его в коридор. Главный врач смилостивился. Икону вынесли из перевязочной. После целый день можно было видеть, как шли друг за дружкой монастырские сестры, залезали под стол и молились Матушке Царице Небесной Иверской. Так продолжалось многие годы.

Уже после войны, когда гонения на церковь ослабли, я ходил по селам и городам, собирая у народа подписи на открытие храма. Собрал десять тысяч подписей. Разрешение давала Москва. Много раз мы ездили с монахиней матушкой Ангелиной к чиновникам в Москву, возили большой магарыч. Растратились дотла. Я продал все, что можно, кроме своего дома. Матушка Ангелина продала кормилицу корову и еще что-то.

Наконец, получили разрешение на открытие церкви. Забрали из больницы этот стол. Завхоз спорить не стал, отпустил, но это не тот завхоз, а уже новый. Прежний умер от гангрены ног. Вначале одну ногу ему отрезали, затем другую. Когда лежал в больнице, часто из палаты подползал к этому столу и молился, плакал, просил прощения, но все же умер. А сыновья его, которые изрезали икону ножом, на похоронах напились и сверзились в пропасть; сгорели вместе с машиной так, что и хоронить-то нечего было.

А Иверская икона Божией Матери потрясала своей благодатностью и красотой. Чудесней этого списка Иверской я не видел. Но когда в храме зажигали электрический свет, смотреть на икону без слез было невозможно, так она была обезображена нечестивой рукой безбожников. Когда же перед иконой горели восковые свечи, она чудесно преображалась. Следы порезов и ударов исчезали, от нее нельзя было глаз отвести. Воистину: райских дверей отверзение! Это была красота неземная, проникающая до глубины души и вызывающая в ней какой-то особый трепет.

Мой духовный отец, смиренный инок и древодел Харалампий, как только входил в храм, протягивал к ней руки, светлел ликом и пел, никого не замечая: "Царице моя преблагая, надеждо моя Богородице".

А храм был - удивительный. Стены от самого пола, весь купол и потолок были расписаны яркими красочными фресками. Здесь был и Ветхий, и Новый завет и еще какие-то сюжеты, мною никогда не виденные. Например, "Оклеветание", где перед связанным Христом стояли иудеи-лжесвидетели с хартиями в руках и читали их. Или большая белая птица пеликан, оранжевым клювом разрывающая себе грудь и струйкой алой крови напояющая своих птенцов.

Храм был освящен во имя вмч. Георгия Победоносца - двоюродного брата св. равноап. Нины.

Ах, Нина, золотая Нинушка! Это самая древняя святая на всей территории Российской империи. Только Рим да Иерусалим могли соперничать по древности своих святых с крохотным селением Бодби около городка Сигнахи, как орлиное гнездо, вознесенным на скалы.

Св. равноап. Нина родилась в Каппадокии. Это бывшая Восточная Римская империя - Византия, а теперь - Турция. Ее отец Завулон был родственником св. вмч. Георгия, мать Сусанна - сестрой Иерусалимского Патриарха. Отец подвизался в пустыни Иорданской, мать стала диакониссой при храме Гроба Господня. С детства Нину воспитывала старица грузинка, рассказывавшая, что Грузия еще не просвещена светом христианства. Св. Нина близко к сердцу приняла рассказы своей няньки и стала молиться Божией Матери, дабы Та сподобила ее увидеть Грузию обращенной ко Господу. Молитва была услышана: Пречистая Дева явилась Нине и вручила ей крест, сплетенный из виноградной лозы, со словами: "Возьми этот крест, он будет тебе щитом и оградою против всех видимых и невидимых врагов. Иди в страну Иверскую, благовестуй там Евангелие Господа Иисуса Христа, и обрящешь у Него благодать. Я же буду тебе Покровительницей". Этот крест сохранился до наших времен в Тбилисском кафедральном соборе "Сиони".

Св. Нина пришла в Грузию в 319 году и с Божией помощью множество язычников обратила в христианство. Сам царь грузинский и его семья крестились во Христа, и православная вера распространилась во все пределы Иверии. Исполнив меру дел своих, св. Нина с миром отошла ко Господу в 335 году и погребена в храме селения Бодби. Все это сказано вкратце, на самом деле на пути в Грузию из Иерусалима, да и в самой Грузии св. Нина претерпела много скорбей и мучений и не раз была близка к гибели от диких и злобных кавказских язычников.

Усыпальница св. Нины была в правом церковном приделе в небольшом узком помещении. На каменных плитах пола покоилось высокое, примерно до пояса, резное надгробие из белого итальянского мрамора. На стене в изголовье - икона Божией Матери "Знамение", по преданию подаренная храму св. новомученицей Елизаветой Федоровной (сестрой последней императрицы). В одном месте надгробья была большая щель, через которую можно было разглядеть на каменном полу древнее мозаичное изображение св. Нины, все изрубленное ятаганами и исколотое копьями еще в средние века турецкими янычарами. Сверху на надгробье под толстым богемской работы хрустальным стеклом был образ св. Нины во Успении, великолепно написанный в конце XIX века приехавшим из Петербурга знаменитым академиком живописи. Святая изображена как бы спящей, голова покоится на малой белого атласа подушечке, вокруг нежное золотистое сияние. Лик спокойный, уже неземной, веки с длинными темными ресницами опущены, на святых устах кроткая улыбка. Сама в голубом с белой оторочкой хитоне, нежная рука с тонкими прозрачными перстами прижимает к сердцу святое Евангелие. Из-под хитона виднеются туфельки из кремовой парчи.

Невозможно описать чувство, с которым я первый раз вошел в усыпальницу. Необыкновенный тонкий аромат, глубокая тишина, не простая, а именно такая, какая присутствует в святых, Богом хранимых местах. Сладкая тихая радость охватила душу, нежная рука сжала сердце. Я упал на ковер к подножию надгробья и плакал, плакал радостным покаянным плачем. Ах, Нина, Нинушка, что ты делаешь с нашим сердцем?! Какая сила исходит от тебя, лежащей там, внизу, на высоком каменном ложе без малого тысячу семьсот лет!

Отец Мелхиседек рассказывал, что жадные турецкие янычары, полагая, что в подземелье храма можно поживиться спрятанными сокровищами, начали подкапывать фундамент церкви, и когда пробили дыру в подземелье, оттуда внезапно пыхнул язык синего пламени и ослепил нечестивцев. Сардар-паша, их начальник, приказал заделать отверстие и больше не подходить к церкви, чтобы не навлечь гнев Аллаха, а слепых янычаров приказал сбросить со скалы в пропасть.

При мне в храм привели молодую грузинку, страдающую сильными головными болями. В усыпальнице были паломники, и больная, дожидаясь своей очереди, в изнеможении встала у стены перед входом и прислонилась головой к иконе Божией Матери. Она стояла, закрыв глаза, и терпеливо ждала, морщась от боли. Вдруг я услышал легкий вскрик. Женщина стояла прямо и обеими ладонями сжимала голову. Потом она стала радостно плакать и быстро-быстро говорить по-грузински, целуя икону. Отец Мелхиседек, пояснил мне, что женщина исцелилась от боли. Действительно, впоследствии она приходила в храм совершенно здоровой.

Расскажу еще один чудесный случай помощи в исполнении желания от Божией Матери и св. Нины, в коем, по воле Божией, пришлось участвовать и мне. Однажды на Пасху, еще в семидесятых годах, в петербургском Князь-Владимирском соборе, высокая, стройная, вся в черном, как монахиня, молодая девушка пожаловала мне освященное яичко. Я сидел в углу у печки с костылями в руках, и она, вероятно, приняла меня за убогого нищего. Я принял подарок, поблагодарил ее, поздравил с Великим праздником, и мы познакомились.

Я уже был далеко не молод, и в Православии довольно давно, но степень духовного совершенства, глубина веры, богатство знаний Священного писания и Отцов Церкви поразили меня в этой девушке. И мне, старому, было чему поучиться у нее, особенно стойкости в вере и верности догматам Православия. Вообще она была необыкновенно одаренной. Ей легко давались языки: церковнославянский, греческий, древнееврейский и английский она знала великолепно. Языки изучала для того, чтобы в подлиннике читать Ветхий и Новый Завет. Она имела редкий апостольский дар различения ду1хов, видела в темноте и слышала через стены. Ее звали Катя. Эта "Екатерина Премудрая" постоянно постилась, чтобы быть всегда готовой принять причастие на случай смерти, и сколько я ее знал, всегда была в глубоком покаянном настрое. Ее духовный отец архимандрит Кирилл (Начис), к которому она каждый месяц ездила в Мариенбург в Покровскую церковь, почему-то считал Катю юродивой и велел ей сидеть дома и клеить коробочки. Дома она не сидела, но из послушания клеила коробочки по ночам, и когда она покинула наш город, в комнате ее в углу осталась целая гора этих коробочек.

Как она жила раньше, не знаю, но лицо ее светилось как-то изнутри, весь ее облик был иконный: одухотворенный лик и прекрасные кисти рук с длинными ровными пальцами. Она беззаветно любила Божию Матерь, собирала все Ее иконы и сама, украшаясь этой любовью, становилась похожей на Нее. Когда я ее хвалил, говорила мне: "Не хвалите меня, бесная я, бесная". С утра до вечера она обитала в Князь-Владимирском соборе. Себе на хлеб зарабатывала тем, что брала на дом английские технические переводы. Часто в ночь выходила из дома и искала на улицах подгулявших девиц. Приводила их к себе, отмывала в ванной, протрезвляла крепким кофе, и затем наставляла в Законе Божием, читала им святое Евангелие и вела их к покаянию. Катины одежные шкафы были пусты. Свою одежду она раздала нищим, а сама зимой и летом ходила в темных легких одеждах.

В то далекое и еще спокойное время почти каждое лето я уезжал к абхазским старцам-пустынникам и в Кахетию к цельбоносным мощам св. равноап. Нины - просветительницы Грузии. В один из моих отъездов Катя дала мне письмо к св. Нине и сказала, что я могу прочитать его. Письмо было удивительное и содержало просьбу ко св. Нине, чтобы она умолила Божию Матерь помочь Кате оказаться на Святой Земле, в Иерусалиме. Идея по тем временам фантастическая и неосуществимая, так как железный занавес отделял Россию от внешнего мира. Но велика была вера у Катерины Премудрой, и было Кате по вере ее. Еще в письме, по своему смирению, она просила Божию Матерь, чтобы ей самой последней из людей войти в Царствие Небесное. Я посмотрел в ее чистые кроткие глаза и ничего не сказал. Что я мог тогда сказать? Ей, вероятно, виднее.

Когда я приехал в Грузию, все кругом цвело, благоухало, на все лады распевали птицы, а по ночам на полянах в траве и в лесу светились зеленоватым мерцающим светом тысячи светлячков. Из Сигнахи пешком по горной дороге мимо гигантских платанов и темно-зеленых кипарисов я спустился к храму св. вмч. Георгия. В храме после всенощной было пусто, пахло свечами и кадильным ладаном, и монахиня матушка Ангелина доканчивала свои дела у свещного ящика. Я прошел в усыпальницу св. Нины и, помолившись, опустил в щель мраморного надгробья Катино письмо. Оно упало прямо на скрещенные на груди руки древнего мозаичного изображения святой. Я вышел из храма вместе с монахиней, и она большим старинным ключом заперла церковные двери.

Утром рано я попросил матушку Ангелину пораньше открыть храм. Она открыла и встала на своем обычном месте у свещного ящика. Со страхом Божиим я вошел в настоенную ночной тишиной усыпальницу. Заглянул в щель надгробья в надежде увидеть письмо, но его там не было. Я не ожидал этого и от испуга похолодел. Что это?! Чудо, или мне все это приснилось? Но письма не было. Произошло то, что средневековые мистики-схоласты называли аннигиляция, то есть полное исчезновение материального предмета без видимых материальных воздействий на него. Непонятный трепет охватил меня. Я знал, что велика у Бога св. Нина, но такого я не ожидал. Отца Мелхиседека уже не было в живых, и я решил молча хранить эту тайну. Вышел из храма, сел на траву, стал вспоминать все необыкновенные происшествия, какие случались здесь со мною. Так, в один из первых приездов сюда ночью меня охватил безумный страх, и я позорно бежал отсюда. Отец Харалампий сказал, что такие случаи здесь часты с теми, кто по греховности своей не угоден св. Нине. Было со мной здесь и нечто обратное, когда я не мог уехать из Бодби. Попрощавшись со старцем Харалампием рано утром, я выходил на дорогу и шел к автостанции в сторону Сигнахи, но вдруг меня останавливал какой-то невидимый упругий барьер, который я не мог преодолеть. Я возвращался назад в Бодби к иноку Харалампию, который говорил мне: "Значит, ты еще недомолился. Святая Нина еще не отпускает тебя. Иди и читай у гробницы ей и Божией Матери акафисты". И так было до трех раз, пока я не был отпущен.

Катя после этого случая с письмом тоже ездила к св. Нине и после говорила мне, что там так хорошо, так утешно, что можно прожить всю свою жизнь.

Прошло двадцать лет с тех пор, как Катя уехала из России. Вначале она жила при монастыре в Лос-Анджелесе, где подвизался знаменитый иеромонах Серафим Роуз, а через несколько лет уехала на Святую Землю, в православный Горненский монастырь. На монастырь тогда были частые нападения врагов Христовых: то гранату через ограду бросили, то злодейски зарезали двух монахинь. Катя тогда тоже пострадала. Ее столкнули с высокой и крутой каменной лестницы, и она получила множественные травмы, после чего три месяца пролежала в больнице. После выписки из больницы она перешла, по благословению, в юрисдикцию Иерусалимского патриарха, приняла постриг с именем Иоанна и обосновалась в монастыре, что на Сорокадневной горе около Иерихона. Эта гора называется еще горой Искушения, где сатана искушал Господа нашего Иисуса Христа. Монастырь очень древний и принадлежит Греческой Церкви. Летом там страшное пекло, солнце раскаляет камни так, что до них не дотронуться, появляются тучи москитов, кругом унылая голая пустыня, окруженная такими же унылыми голыми меловыми горами. Зимой свищут холодные ветры и поливают дожди. Монастырь расположен высоко, и за водой надо спускаться вниз.

Вот так и живет там профессорская дочка Екатерина Премудрая. В Питере она все болела, чахла, мучилась и физически, и нравственно. Но там, в этой гибельной пустыне ее просто не узнать. Она стала крепкой духом и телом, энергичной и деятельной игуменьей. О своих болезнях она просто забыла, и благодать Господня почила на ней.

Мой знакомый недавно совершил паломничество на Святую Землю. Я позвонил ему и спросил, был ли он на Сорокадневной горе и видел ли игуменью мать Иоанну. Он ответил: "Она даже сама водила паломников по всему монастырю и много и интересно рассказывала. Какая это светлая личность! Меня очень поразило, что она, гречанка, так великолепно владеет русским языком". "Послушай, - сказал я, - она не гречанка. Это наша русская Катя, прихожанка Князь-Владимирского собора, бывшая жительница Петроградской стороны".

На этом свое повествование заканчиваю, а вам всем желаю доброго здравия, мирности душевной и спасения во Христе. Будьте Богом хранимы!